усилий, чтобы быть воспринятым. Картину мы видим сразу и целиком, а книгу надо вбирать в себя постепенно, страницу за страницей. А если нет настроения? Если нет времени? Серьёзную книгу ведь не поймёшь, проглядев наскоро.

– Не поймёшь, – согласилась Вера. – Книга требует времени. Неужели так много зависит от времени? Ты это правильно заметил. Одного взгляда достаточно, чтобы увидеть свет и цвет, отличить одно лицо от другого, распознать движение – быстро оно или медленно, плавно или коряво. Но чтение требует времени и сосредоточенности. Литература не терпит спешки. Не случайно же сказано, что вначале было Слово… И Слово было Бог…

– Да, чтение требует времени, а мне сейчас катастрофически не хватает его. – Виктор осторожно тронул жену за руку. – Вера, а не поужинать ли нам?

– Ой, прости! Я всё болтаю и болтаю. – Она всплеснула руками. – Извини, милый, просто очень хотелось поделиться с тобой… Идём на кухню. У меня всё готово.

– Ты знаешь, я сегодня встретил Шкурина в Кремле. Он, оказывается, в администрации президента.

– Кто ж его там приютил?

– Чёрт его знает. Он после ГКЧП, помнится, всё про Филатова рассказывал, хвалился близким с ним знакомством. Может, оттуда ноги растут?.. Но каков фрукт! Сколько он крови мне попортил своей «партийной линией», чуть ли не в антисоветчики меня записал, а теперь… Если он демократ, то я – Папа Римский… Что ж такое происходит, Вера? Куда ни глянь, всюду жулики, проходимцы, карьеристы. А где же настоящие государственники?

– Тебе какой кусочек? – спросила Вера, подняв прозрачную крышку сковороды и указывая ножом на курицу. – Ножку или грудку?

– Ножку…

– Я думала, ты уже всё давно расставил по своим местам… – Она положила дымящийся кусок курицы на тарелку и неторопливо, ложку за ложкой, насыпала рядом крупного белого риса.

– Хватит! Куда столько!

– Подливку давать?

– Нет, спасибо.

– Я думала, ты для себя определился насчёт государственников. Настоящие трудовые лошадки и есть государственники. Высокопоставленные «шишки» в президентской администрации и министры занимаются только хапужничеством. Тебе это прекрасно известно. Настоящий государственник никуда не рвётся, он честно работает на своём месте и любит своё дело. Настоящий государственник – человек труда, созидатель, творец, а не политик, привлекающий к себе внимание дешёвыми лозунгами… В сущности, ничто в нашей стране не изменилось. Кто больше говорил «правильных» слов, тот и взлетал по чиновничьей лестнице вверх. Раньше «правильными» были одни слова, сегодня – другие. И раньше за воровство сажали, а теперь – нет.

– Раньше министрам и прочим небожителям не нужно было воровать, – уточнил Виктор. – У них всё было и без воровства. Льготы всякие, изолированные от простого народа курорты, ну и вообще власть. А теперь власть стала другой. Власть государственная – это одно, а власть денег – совсем другое. Но то и то – власть. Вот они и пытаются в единый кулак собраться.

– Ты ешь, не отвлекайся… Нравится?

– Очень вкусно.

– Ешь, после поговорим…

В Москве только-только начали раскрываться клейкие почки, а в Венгрии стояла почти летняя погода. Всё было в цвету, птицы оживлённо пели и порхали в сочной зелёной листве, от людей исходила свежесть и лёгкость, в воздухе звенел смех, в каждом лице и в каждом движении чувствовалась наполненность жизнью.

Смеляков сидел в фойе отеля «Форум» и лениво перелистывал журнал, не читая его. Рано утром, когда Виктор прилетел в Будапешт, тёплый ветер принёс короткий дождь, затем тучи быстро рассеялись и выглянуло солнце. К полудню стало совсем жарко, но где-то на другом конце города собиралась гроза, небо потемнело, улицы погрузились в тень, хотя ощущение лета всё равно не отступило. Далеко, почти за горизонтом, прокатился гулкий рокот, угрожая мощным ливнем, однако дождик опять лишь слегка забрызгал стёкла отеля.

Владимира Гусинского Смеляков заметил сразу. Банкир суетливо ходил туда-сюда, обуреваемый какими-то беспокойными мыслями, несколько раз останавливался перед входной дверью, что-то высматривал на улице, затем снова начинал метаться, скользя подошвами новых туфель на отполированных плитах пола. Весь его облик – от растерянного взгляда из-за стёкол очков, до нескладных движений пухленького тела – пробуждал в Смеля-кове желание рассмеяться, но Виктор сдержал себя. За Гусинским быстро двигалась жена – молодая красивая женщина с блестящими чёрными волосами. «Казачка», – сразу охарактеризовал её Смеляков. Она что-то спрашивала, однако банкир не отвечал ей, отмахивался. В двух шагах позади семейной четы следовали три охранника – крепкие парни с неподвижными лицами. Несколько раз банкир внезапно останавливался, доставал телефонную трубку, набирал номер, вслушивался и, не дождавшись ответа, прятал телефон.

Смеляков положил журнал на столик, встал, неторопливо прошёл мимо Гусинского к стенду с многочисленными туристическими буклетами, делая вид, что занят серьёзным выбором, взял что-то наугад и опять пересёк зал. В двух шагах за его спиной недовольно бухтел Гусинский. «И это называется охрана, – мысленно рассмеялся Сме-ляков. – Я ведь локтем коснулся его, мог выстрелить в упор, мог ножом ткнуть, но жлобы его и ухом не повели. А платит он им огромные деньги. Странное отношение к собственной безопасности, если принять во внимание его патологическую боязнь за свою жизнь».

Заглянув в бар на первом этаже, Виктор устроился на высоком стуле перед стойкой и заказал джин с тоником. Из-под потолка лилась спокойная музыка, негромко разговаривали посетители. На соседний стул пристроилась пышногрудая женщина и, многозначительно окинув Смеляко-ва с ног до головы томным взглядом, поинтересовалась на английском языке, нет ли у него желания угостить её.

– Меня учили не вступать в разговоры с незнакомыми дамами, – пошутил он.

– В таком случае давайте познакомимся, – предложила она, выразительно наклонившись вперёд и давая ему возможность оценить мощь её тяжёлого бюста.

– В другой раз, дорогая, – пообещал Смеляков и взял у бармена свой джин.

Сделав глоток, он вдруг почувствовал острейшее желание съесть кусок чёрного хлеба. Он в буквальном смысле этого слова ощутил вкус ржаного хлеба у себя на языке. «Наверное, это просто тоска по дому, – решил Виктор. – Хочется хорошо знакомого и привычного. И никакие бары с их коктейлями и проститутками мне не нужны». Допив джин и расписавшись на счёте, он вернулся в фойе отеля. Гусинского там уже не было.

За высокой стойкой мило улыбалась черноволосая девушка с тёмно-синими глазами.

– Скажите, господин Гусинский поднялся к себе в номер? – спросил Смеляков по-английски.

Девушка повернулась к шкафчику с висевшими там ключами.

– Ключа от его номера нет. Должно быть, господин Гусинский у себя.

– Благодарю вас.

Виктор шагнул в отделанный зеркалами лифт и поднялся на свой этаж. Убаюкивающе-мягко прозвучал звоночек, двери бесшумно скользнули в стороны. Виктор вышел и, поигрывая массивным металлическим брелоком ключа, направился к своему номеру, наслаждаясь упругостью ковра под ногами.

Оказавшись в комнате, Смеляков присел на край кровати и снял трубку телефона. Быстро потыкав в нужные кнопки, он стал ждать.

– Алло, Владимир Александрович? Здравствуйте.

– Это кто? – раздался голос Гусинского. – Кто вы?

– Меня зовут Виктор Андреевич.

– Виктор Андреевич? И что? Кто вы такой?

– Я приехал из Москвы, у меня к вам есть очень важный разговор.

– Что? – Было слышно, как Гусинский облизал губы. – Вы где? Вы откуда звоните?