— План недурен. Где вы обещаете мне неземное блаженство?

— Если под неземным блаженством вы подразумеваете счастливый миг вашей встречи с любимым дядюшкой, то первый шаг к нему мы совершим из фольварка пана Тенявского, у которого вы с князем не раз бывали с потаскушками, не забывая осчастливить одной из них гостеприимного хозяина.

— Но третьего дня я играл с этим скупердяем в карты, и он сообщил, что, опасаясь шведов, собирается покинуть фольварк.

— Пана Тенявского действительно нет в фольварке. Ну и что? Он оставил присматривать за фольварком управляющего, который сдал мне две пустующие комнаты с правом принимать гостей, чем я сегодня и воспользуюсь. К тому же вы собрались в фольварк не с визитом к хозяину, а... несколько с другой целью.

— Учли ли вы, что меня во всех поездках сопровождает конвой? При посещении фольварка он будет при нас непременно, а это два десятка мушкетов и шпаг в руках бывалых солдат. Кроме того, когда я останавливаюсь где-либо без князя, начальник конвоя принимает меры для пресечения попытки моего бегства, выставляя со всех сторон часовых якобы для моей охраны.

— Все это я учла. Я сняла комнатки на первом этаже фольварка в противоположном от парадного входа углу, их окна выходят в парк. Прежде чем начальник конвоя успеет оцепить фольварк часовыми, мы будем в парке, за оградой которого начинается лес. Предусмотрела я и возможные досадные случайности, которые могут иметь место во всяком рискованном предприятии. Моя прислуга состоит из трех переодетых гайдуками сердюков полковника Галагана, в кустах под моими окнами будет спрятан еще их десяток, а в лесном овраге сразу за оградой парка нас поджидает с лошадьми отборная казачья полусотня. Думаю, пана Анджея излишне убеждать, что сердюки личной охраны его дядюшки владеют мушкетами и саблями не хуже русских драгун.

— Вижу, дядя знал, кому поручить организацию моего побега — лучшего исполнителя он вряд ли мог сыскать, — заметил Войнаровский. — Что ж, теперь дело за мной. — Он протянул Марысе ее кубок. — За то, чтобы мой визит к князю Меншикову оказался успешным...

Оставшись одна, Марыся придвинула кресло поближе к дверце печки, сняла сапожки, с недопитой бутылкой вина и кубком забралась с ногами в кресло, свернулась калачиком.

Марыся была довольна собой — подготовка к бегству племянника Мазепы пока шла успешно, а оно было нужно Марысе не меньше, чем гетману. Полковник Скоропадский мог стать владыкой Гетманщины лишь при условии, что гетманская булава лишится сегодняшнего хозяина, а это могло произойти только в двух случаях — смерти Мазепы либо его измены Москве. Судя по энергии, которую Мазепа развил в последнее время, и его шашням с годившейся ему во внучки Мотрей Кочубей, умирать в ближайшие годы он не собирался, поэтому приходилось надеяться на его переход к королю Карлу. Но разве можно было хоть в чем-то, тем более в серьезном деле, полагаться на старого интригана-двурушника, у которого на неделе семь пятниц?

Значит, оставалось одно — заставить его изменить России, подведя к черте, когда измена, желай или нет он ее осуществить, окажется неизбежной. Бегство Войнаровского, пребывающего у князя Меншикова в заложниках, и должно было приблизить Мазепу к этой роковой для него и желанной для Марыси черте. Поэтому она почти без уговоров согласилась помочь гетману освободить племянника и намерена это сделать, несмотря ни на какие трудности.

Допив оставшееся вино и пригревшись у печки, Марыся задремала. К действительности ее вернул голос трясшего ее за плечо Войнаровского.

— Просыпайтесь, пани Марыся, я велел седлать нам коней.

— Седлать коней? — Марыся сбросила ноги с кресла. — Как понимаю, визит к Меншикову оказался успешным?

— Как сказать, — неопределенно ответил Войнаровский. — Если исходить из того, что князь отпустил меня до полуночи к вам в гости, — да. Если оценивать его по результату разговора с князем о причине его похода на Гетманщину, — нет.

— Меншиков не назвал причину или она показалась вам не совсем убедительной?

— Назвал, но она смехотворна. Видите ли, мой дядя — его старый друг, и узнав, что его готовят к соборованию, князь счел своим долгом навестить умирающего.

— И в качестве почетного эскорта прихватил четыре полка солдат?

— Этот вопрос задал князю и я, однако и на него был готов ответ. Гетман тяжело болен и неизвестно, выживет ли. Поэтому во избежание беспорядков черни и раздоров среди казачьих старшин в Батурине и Борзне необходима значительная воинская сила, способная удержать в повиновении население и подавить в зародыше возможный мятеж противников России, которых прежде держал в узде гетман.

— Объяснение складное. А какова истинная причина затеянного похода уже по-вашему?

— Русским каким-то образом стало известно о плане гетмана перейти к королю Карлу, и они решили сорвать его. Вначале была сделала попытка арестовать дядю без шума и крови, для чего я был послан несколько дней назад в Борзну с предложением гетману прибыть в штаб-квартиру Меншикова по каким-то важным делам. Однако дядя почувствовал подвох и отказался, сославшись на сильное недомогание. И вот теперь, якобы проявляя заботу о тяжело больном друге-гетмане и желая с ним проститься, Меншиков отправляется в Борзну с карательной экспедицией, чтобы разделаться с дядей любой ценой и удержать Гетманщину за Россией.

— Рада, что вы сами ответили на собственный вопрос, не тороплю ли я вас с бегством от Меншикова, навлекая на вашего дядю подозрения. Минута — и я готова в дорогу...

Фольварк пана Тенявского располагался на вершине холма, окруженного с трех сторон густым лесом. В заранее распахнутых воротах кавалькаду всадников встретили два Марысиных гайдука. Они помогли хозяйке и Войнаровскому слезть с лошадей и тут же повели их к парадной лестнице фольварка, где их поджидал третий гайдук.

— Быстрей, пан Анджей, быстрей, — прошептала Марыся, едва за ними захлопнулась входная дверь.

Чуть ли не бегом они пересекли вестибюль, промчались по длинному коридору, влетели за гайдуком в небольшую комнатку. Окно в ней было распахнуто, к подоконнику с наружной стороны приставлена лестница. Гайдук помог Марысе взобраться на подоконник, и та начала проворно спускаться по ступенькам. Не дожидаясь, пока она очутится на земле, за ней последовал Войнаровский.

— С благополучным возвращением, пани, — приветствовал Марысю появившийся из ближайших кустов полусотник сердюков.

— На коней! — скомандовала Марыся. — Мы должны как можно раньше предупредить гетмана о непрошенных гостях.

Она торопилась вовсе не для того, чтобы сообщить Мазепе о надвигающейся опасности. Она спешила известить есаула, командовавшего тремя сотнями оставленных под Батуриным реестровиков Скоропадского, что тот в ближайшее время может получить приказ гетмана прибыть к нему. Чтобы избежать этого, ему следовало незаметно отвести казаков от города куда-нибудь на дальний хутор и ждать прибытия полковника Скоропадского.

Мазепа набросил на голову башлык, прислушался к барабанившим по стеклам окна крупным каплям дождя.

Проклятая погода — вечером валил снег, ночью хлынул дождь, налетел северный ветер. Уж если в такую холодрыгу нелегкая заставила отправиться в путь, катить бы в карете с шубой на плечах, однако придется ехать на коне в обычном казачьем кунтуше и при всех гетманских регалиях. Иначе нельзя: он, гетман Мазепа, лично ведет казаков в поход, и они должны не просто знать, а своими глазами видеть, что он, вопреки разговорам о его немощи, в полном здравии, преисполнен сил и готов, как прежде, делить с казачьим войском не только славу, но и все тяготы и невзгоды походной и боевой жизни.

А их предстоит немало — внезапное выступление Меншикова с крупными силами на Борзну полностью разрушило план Мазепы дождаться шведскую армию в Батурине и встретить короля Карла хлебом-солью на вышитом рушнике в своей столице. Не прискакать к нему в качестве ищущего спасения беглеца, а именно встретить как полновластный хозяин Гетманщины, решительно отличающийся от другого союзника Швеции — польского короля Лещинского, не имеющего ни реальной власти, ни послушных подданных, ни настоящей армии, гоняемого русскими солдатами и мазепинскими казаками из одного конца