артиллерии.

— Господин фельдмаршал, сколько пехотных полков у неприятеля? — неожиданно спросил он у Шереметева.

— С гвардией тридцать четыре, — прозвучал ответ.

— А у нас сорок семь. Посмотри, насколько наша боевая линия длиннее шведской. Как бы король не испугался нашего превосходства в пехоте и не отказался от баталии. Надобно сравнять силы.

— Сравнять? Но часть наших полков неполного состава: десять батальонов занимают редуты, пять, что ходили с генералом Ренцелем на подмогу кавалерии, измотаны, имеют много раненых и отведены мной в резерв.

— Шведы тоже понесли потери, к тому же их нынешний полк равен по числу солдат нашему батальону. Вели шести полкам возвратиться в ретраншемент и пребывать там до моего приказа.

— Государь, офицеры и солдаты рвутся в битву, отстранение от участия в ней будет воспринято ими как тяжкая обида. Позволь мне не навлекать проклятий на свою седую голову и сам назови полки, которым надлежит покинуть боевой строй.

— Боишься проклятий? Что ж, огражу тебя от них. Прикажи отправиться в резерв полкам Гренадерскому, Троицкому, Ростовскому, а также Лефортовскому, Ренцелову и Апраксина. А заодно пошли три батальона к Крестовоздвиженскому монастырю, чтобы оградить его от неприятностей, когда разбитые шведы ударятся в бега. Сколько батальонов — не полков, а батальонов! — останется на поле супротив неприятеля?

— Сорок один батальон, — после недолгих подсчетов ответил Шереметев и с обидой добавил: — В самый нужный момент по собственной воле оказались с недругом на равных.

— Нет, господин фельдмаршал, еще не на равных, — усмехнулся Петр. — Покуда мы навели порядок лишь в пехоте, а теперь примемся за конницу. Как вижу, князь Меншиков исполнил нашу диспозицию и прикрыл кавалерией оба пехотных фланга.

— Из-за ранения генерала Ренне Александр Данилыч лично командует шестью драгунскими полками, что стоят на левом крыле армии, а генерал Боур предводительствует восемнадцатью конными полками на правой оконечности нашей пехоты.

— Сколько полков у Боура? Восемнадцать? Не многовато ли? У него одного драгун больше, чем всадников во всей неприятельской армии. Почему бы ему не поделиться драгунами, например, с гетманом Скоропадским и не направить ему в помощь полков эдак шесть?

— Отправить в помощь гетману шесть полков драгун? — воскликнул пораженный Шереметев. — Да у него самого больше двадцати пяти тысяч сабель, причем без Миргородского полка, что несет дозорную и караульную службу по реке Псел.

— Шведам не страшны казаки Скоропадского, стоящие у села Жуки вдали от поля сражения. А вот наша кавалерия, превышающая численностью неприятельскую и выстроенная перед глазами короля при своей готовой к бою пехоте, может отвратить его от желания дать нам сегодня генеральную баталию. Поэтому, господин фельдмаршал, вели отобрать у Боура шесть полков и отправь их к гетману. Командовать ими поручи генералу князю Григорию Волконскому. Он у нас слывет лучшим другом малороссийского казачества и — того и жди! — возжелает стать из русского генерала чином Генеральной старшины при гетмане Скоропадском, — пошутил Петр.

Но Шереметеву было не до шуток. Скрепя сердце он согласился с отводом в тыл шести полков пехоты, но вдобавок к этому ослабить на четверть и кавалерию было уже с лишком. И он не преминул высказать это царю.

— Государь, мы собрали под Полтаву всю нашу армию, дабы иметь превосходство над неприятелем, построили редуты, чтобы ослабить шведов до генеральной баталии. Зачем это было сделано, если сейчас, когда превосходство над врагом достигнуто, ты по доброй воле отказываешься от плодов трудов своих и ставишь армию в худшие, чем есть, условия?

— Мы создали превосходство в силах над шведами и ослабили их до начала генерального сражения для того, чтобы одержать верх над ними при любом стечении обстоятельств, даже самом неблагоприятном для нас. Если — не приведи Господь! — по какой-либо причине неприятель разобьет ту часть нашей армии, что сейчас выведена нами в поле, ему тотчас навяжет новое сражение и уже наверняка победит в нем другая часть армии — пребывающая в резерве пехота и казаки Скоропадского с драгунами генерала Волконского. Собрав у Полтавы всю нашу армию, мы застраховали себя от поражения, не оставили королю Карлу ни единого шанса на победу! Но разгромить его я намерен не числом своих солдат, а их отвагой и умением, а для этого бой должен быть на равных.

— Прежде чем показывает свое умение солдат, его являет военачальник, — сказал Шереметев. — А его умение заключается в том, чтобы создать наилучшие условия для своей победы, и одно из них — превзойти в час решающей битвы неприятеля в силах. Но никак не обратное действо, когда, имея превосходство в количестве войск, сравнять их без крайней на то причины с вражескими.

— Вижу, господин фельдмаршал, ты имеешь отличную от моей точку зрения, — произнес Петр. — Что ж, пускай нас рассудит кто-то третий. К примеру, ты, генерал от инфантерии князь Репнин, — глянул он на одного из сопровождавших генералов. — Наш разговор, едучи рядом, ты слышал, а потому изволь ответить, кто из нас прав — я или господин фельдмаршал?

— Полагаю, что надежнее иметь баталию с превосходным числом, нежели с равным, — встал Репнин на сторону Шереметева.

— Победа не от множественного числа войск, но от помощи божией и мужества бывает, храброму и искусному вождю довольно и равного числа, — отрезал Петр и холодно глянул на Шереметева: — Разговорам конец — перед шведскими полками несут носилки с королем Карлом, значит, скоро следует ждать атаки. Поэтому немедля отправляй Волконского с шестью полками к гетману. Пускай передаст ему мой приказ: стоять, как было велено вчера, на месте, отрезая путь неприятелю для бегства на Правобережную Украину и в Польшу через Кременчуг и Переяславль. В бой без моего приказа гетман может вступить лишь в случае, если шведы пожелают уклониться от баталии и начнут отступление.

Петр не ошибся: как только носилки с раненым Карлом проплыли на плечах рослых драбантов вдоль линии изготовившихся к атаке шведских полков, раздался рокот барабанов, над неприятельскими колоннами взметнулись знамена, и пехота, выставив перед собой штыки, мерным шагом двинулась в наступление.

— За мной, господа, — и Петр направил коня к центру русских боевых порядков, за ним последовали Шереметев и генералы. Остановившись и развернувшись лицом к строю, Петр встал на стременах, сорвал с головы треуголку, взмахнул ею:

— За отечество принять смерть весьма похвально, а страх смерти в бою вещь всякой хулы достойна! Вперед, молодцы! Ура-а-а!

— Ура-а-а! — подхватили солдаты и со штыками наперевес, держа равнение в шеренгах, направились навстречу приближавшимся шведам.

Минуту Петр провожал глазами идущие в бой колонны, затем повернулся к Шереметеву:

— Господин фельдмаршал, вручаю тебе мою армию, изволь командовать и ожидать неприятеля на сем месте, — и ускакал вдогонку первой пехотной дивизии, командование которой взял на себя.

Русская артиллерия открыла огонь, когда шагавшие навстречу друг другу шведские и русские колонны разделяло не больше двух с половиной десятков саженей. Ей тотчас ответили четыре шведские пушки, а через миг первые шеренги сблизившихся вплотную колонн, обменявшись с противником мушкетными залпами, столкнулись в штыковом бою.

Как предполагали Петр с Шереметевым, самый сильный удар противника пришелся по солдатам переодетого в мундиры новобранцев Новгородского полка, на чьи колонны указал королю Карлу находившийся подле него немец-перебежчик. Боевой порядок русской пехоты имел две линии: в первой находились первые батальоны полков, во второй — вторые. По первому батальону новгородцев был нанесен удар одновременно двумя отборными, полнокровными шведскими батальонами, имевшими приказ пробить его строй и проложить дорогу другим батальонам в тыл русского боевого порядка.

Новгородский полк был укомплектован уроженцами Новгородской и Псковской губерний, издавна питавшими неприязнь к шведам, не раз являвшимся на их земли завоевателями, вдобавок он имел немалый опыт боев в Лифляндии и Польше, поэтому первый батальон новгородцев стойко принял удар вдвое превосходившего в силах противника и вступил с ним в штыковой бой. Но солдаты отборных шведских