людей, привлечь к этому доходному делу?..
Решение было найдено совершенно неожиданно. Лигов решил принять участие в Нижегородской ярмарке.
— Владислав Станиславович, это очень удобный повод, — убеждал он Ясинского. — На ярмарке в Нижнем Новгороде мы откроем павильон китоловства. В нем будут бочонки с жиром, спермацетом, китовый ус и всякие изделия из него. Их надо будет закупить в Японии. Там же поместим небольшой скелет кита, хотя бы кашалота, а рядом — всякие поделки из китового уса, из кости…
Лигов с увлечением развивал свою мысль. Ясинский слушал, кивал, соглашаясь с капитаном, но сам думал о том, как отнесется к затее Лигова Дайльтон. Ведь президент компании через Джилларда высказывал мысль о том, чтобы в России как можно меньше говорили о китоловстве, и доказывал, что сами русские не смогут его наладить. И вдруг этот павильон! Его необычайные экспонаты, наверное, привлекут к себе большое внимание. Дайльтон будет недоволен Ясинским.
— Кто же займется этим? — спросил Ясинский. — Я, к сожалению, не смогу. У меня здесь много предприятий и оставить их на длительный срок опасаюсь.
— А я, откровенно говоря, очень на вас рассчитывал, — разочарованно проговорил Лигов и забарабанил по ручке кресла.
— С великой бы радостью, но…
— Хорошо, — Лигов тряхнул головой. — Не смею вас утруждать. Алексей Иванович Северов этим займется. Да ему и в России надобно побывать. Давненько мы там не были.
— Вот и хорошо, прекрасно, — потер руки Ясинский. — Алексей Иванович все преотличнейше сделает. А я здесь помогу во всем.
Тут же Ясинский сказал себе, что надо немедленно написать письмо Джилларду о новой затее Лигова. Он это сделает, обезопасит себя, а они пусть поступают так, как найдут необходимым.
Наступила весна. В апреле бухта Золотой Рог очистилась ото льда, но идти на север, в Шантарское море, было рано. В Шантарском море в это время года еще много льда.
В эти дни у Федора Тернова окончательно созрело решение уйти от капитана Лигова, завести свое дело. Затаив на Олега Николаевича злобу и обиду, штурман всю зиму прожил молча, уединенно, присматривался к торговле, к мелким и крупным дельцам, что были в новом русском порту. Стать одним из них — вот было единственное желание Тернова. Но как, с чего начать, чтобы не попасть впросак, не ошибиться, не стать жертвой конкурентов? Эти мысли целиком захватили Тернова. У него было достаточно времени, чтобы все взвесить, не сделать неверного шага, не допустить оплошности.
Федор Тернов увидел и точно, через одного из служащих конторы Ясинского, склонного к крепким напиткам, узнал, что большими делами ворочает в новом порту Ясинский. В его руках большая часть торговли, много судов. Вот с кем вести дела! Одно молодое деревцо в голой степи гибнет от ветра, но если оно начнет расти под прикрытием крепкого дерева, никакие ветры ему не страшны.
Так Тернов решил перейти на службу к Владиславу Станиславовичу. Его не смущало, что Ясинский в отличнейших отношениях с Лиговым. Через того же пьянчужку-служащего Тернов узнал, что Ясинский перепродает китовую продукцию Лигова американцам. Это был главный козырь в ставке Тернова. Вот почему он без особого волнения и смущения явился в контору к Ясинскому и по-деловому начал разговор:
— Я хочу служить у вас, Владислав Станиславович!
— Помилуйте! — воскликнул Ясинский, который не был знаком с Терновым, но знал, что он служит у Лигова. — Вы же штурман у господина Лигова.
— Намереваюсь уйти, очень малодоходная служба.
— Нет, я не могу вас принять, — покачал головой Ясинский. — Олег Николаевич как сие воспримет?
— Он не будет особенно огорчен, — усмехнулся Тернов и напрямик, ничего не тая, рассказал, что произошло в бухте Счастливой Надежды между ним и Лиговым. — Моя приватная торговля с туземцами ему не понравилась…
— Очень нехорошо с вашей стороны спаивать бедных туземцев, — притворно пожурил Ясинский.
— Так же, как с вашей — продавать китовый жир и ус американцам, — отрубил Тернов.
— О… — Ясинский от неожиданности не знал, что сказать. Он весь покрылся потом: — Как… что это значит?
Коммерсант попытался принять оскорбленный вид, но Тернов почти по-дружески сказал:
— Меня это не касается. Знаю только я один. Я хочу служить у вас. На вашем судне буду ходить вдоль побережья и продавать туземцам муку, порох, водку… — Он захохотал: — Тут уж Олег Николаевич нам не помешает получить пушнину за водку!
Если бы Олег Николаевич сейчас взглянул на Тернова, он бы не узнал своего штурмана, так нагло и самодовольно было его лицо.
Ясинский, все еще ошеломленный словами Тернова, быстро прикинул, что обещает ему сделка с ним, человеком, как видно, хватким. Торговля могла принести большие доходы. Владислав Станиславович встал из-за стола, поплотнее прикрыл дверь и вернулся на место. Так было выиграно время для того, чтобы собраться с мыслями.
— Вы человек дела и мне нравитесь, — начал Ясинский.
— И вы мне тоже, — улыбнулся Тернов, — На каких условиях мы будем торговать?
— Одно условие — от Лигова вы уйдете в день его ухода в плавание и никому не скажете, что переходите ко мне, — сказал Ясинский, думая про себя, что таким образом у него будет время проверить, не подослан ли Тернов Лиговым. Если опасаться Тернова нечего, то надо взять его втайне от Лигова и, быть может, использовать когда-нибудь против капитана…
Тернов ушел от Ясинского, предвкушая все выгоды новой службы.
Над Владивостоком непрерывно шел мелкий дождь, которому, казалось, не будет конца. Если же переставал дождь, то на смену ему приходил густой туман и моросил надоедливо, выматывающе. Туман полз из-за сопок, отгораживающих юго-восточную часть бухты Золотой Рог от моря, и жители Владивостока прозвали этот участок оконечности полуострова Муравьева-Амурского Гнилым Углом.
Солнечные дни здесь выдавались редко, но они были изумительны по красоте и сразу же заставляли забывать о непогоде, длившейся неделями. Солнце своими почти южными Лучами щедро заливало ярко зеленевшие сопки, в бухте вода становилась такого цвета, что трудно было отличить, где чище и нежнее краски: здесь — меж изумрудных берегов — или на высоком небе. Быстро высыхали лужи, влажные листья растений лоснились на солнце, тайга наполнялась птичьими голосами.
Лигов с удовольствием слушал их. Он неторопливо спускался по узкой, прорубленной в лесу улице у подножия Орлиной сопки. Олег Николаевич, как обычно, по утрам посещал стройку своего дома. Зимние морозы все-таки задержали работы, и дом будет готов только к осени — добротный, многокомнатный, удобный. Хорошо будет жить в нем.
Лигов улыбнулся своим мечтам. В глазах, его появилась нежность и мечтательность. Сегодня Мария сообщила ему, что она готовится стать матерью. У него будет ребенок, ребенок… И обязательно сын. Голубые глаза Лигова заискрились. Как он благодарен Марии, как он ее любит! Какой же ей сделать вода рок? Лигов шел, не замечая дороги. Все, что приходило на ум, казалось незначительным, мелким. Да и прав ли он, думая о каком-то подарке? Разве может быть что-нибудь равное материнству или хотя бы близкое по значению? Нет, ни о каком подарке не может быть и речи. Мария все эти годы стойко, терпеливо, мужественно переносила тяготы и трудности жизни в китоловной колонии. Она заслужила хороший отдых. Он повезет Марию в Японию, покажет ей эту необычайную страну, хозяева которой уже разрешили иностранцам осматривать многие города. Заодно Лигов приобретет там изделия из китового уса для выставки на Нижегородской ярмарке.
Олег Николаевич поспешил домой, чтобы сказать Марии о своем намерении. Широко шагая по недавно проложенным дощатым панелям, он не заметил, как от бухты к особняку Ясинского, тяжело отдуваясь, поднимался Ходов. Его в оспинах лицо блестело капельками пота, зеленый с красными полосами платок, повязанный вокруг шеи, взмок, в зубах дымилась трубка.
Увидев Лигова, боцман выхватил трубку и крикнул:
