гарпунная пушка.

— Посмотрите! — кивнул в ее сторону Хоган, но Дайльтон отрицательно махнул рукой:

— Не сейчас. В деле! Пригласите Уэсли и Стардсона.

Пока вахтенный бегал за капитанами, Дайльтон в каюте Хогана говорил:

— Район промысла держать в секрете. Пустите слух, что флотилия пойдет к Командорским островам и Чукотке.

— Это станет известно русским, и они пошлют свои сторожевые суда в море Беринга, — впервые улыбнулся Хоган.

— О нашей охоте в море Беринга сообщат газеты, — довольно похрустывая пальцами, говорил Дайльтон. — Перепечатки из них появятся и в русских газетах.

— Вы играете в шахматы? — неожиданно спросил Хоган, большой любитель сражений на черно- белом поле.

— Изредка! — удивленно ответил Дайльтон. — А что? — Ваши решения очень напоминают игру в шахматы. — Хоган в этот день вторично говорил своему хозяину комплимент: — Делая очередной ход, вы уже знаете, как на него ответит противник, и имеете в запасе еще несколько, ходов.

— А как же иначе, — самодовольно усмехнулся Дайльтон. — Не поступив так, мы можем получить мат быстрее, чем объявим противнику шах!

— На какой же ход противника рассчитана ваша поездка с нами на промысел? — не удержался и напрямик спросил Хоган.

Дайльтон не успел ответить. Явились Уэсли и Стардсон. Если у последнего вид был совершенно спокойный, то Уэсли явно волновался. Всякий раз, как его вызывал к себе президент компании, Уэсли казалось, что Дайльтону стало известно об обмене вельбота на китовый ус и сейчас придется за это ответить. А там, где Дайльтон терял хотя бы доллар или же считал, что ему нанесен вред, он бывал беспощаден. Нервозность Уэсли заметил и Дайльтон. Не зная ее причины, он грубо сказал:

— Что вы дергаетесь, Уэсли? С перепою, что ли?

— Есть немножко, сэр! — виновато хихикнул капитан «Орегона».

— Бросайте пить, Уэсли! Этак скоро превратитесь в трясогузку, и я вас даже в дворники не возьму. — Последние слова Дайльтон произнес с угрозой.

— Есть, сэр! — подобострастно согласился Уэсли.

«Что-то с ним неладно, — с подозрением подумал Дайльтон. — Надо будете разузнать, почему у него вид испуганного кролика»!

— Так вот! — заговорил Дайльтон, обращаясь к Уэсли и Стардсону. — В этот сезон вы будете охранять наши китобойные суда у Шантарских островов. Без всяких оснований в драку ни с кем не ввязывайтесь.

— Но если капитан Удача… — начал Уэсли. Его оборвал президент компании:

— Капитана Удачу не трогать!

Слова Дайльтона были так неожиданны, что моряки изумленно переглянулись.

— Не трогать Лигова? — наконец неуверенно переспросил Стардсон.

— Вы разве плохо слышите? — с раздражением заговорил Дайльтон. — Да, да, не трогать его! Как корабли? — и, не давая капитанам возможности ответить, продолжал: — Очистить корпуса от ракушек и водорослей, обновить паруса, запаслись охотничьими припасами…

Капитаны ушли от Дайльтона, так и не поняв ничего. Президент отдал много распоряжений, которые они, конечно, выполнят, но чем же им придется заниматься весь сезон, он не сказал. «Охрана флотилии» — это, несомненно, сказано для отвода глаз, так как сам Дайльтон собирается находиться у Стардсона на «Блэк стар».

— Поздравляю тебя, старина! — усмехнулся Уэсли, спускаясь по сходням с «Генерала Гранта». — У тебя впереди веселое время! Будешь вместе с хозяином ром потягивать!

Стардсон только головой покрутил. Решение Дайльтона было ему явно не по душе. Придется превратиться в мальчишку на побегушках. Стардсон в сердцах сплюнул в воду, густо покрытую сором, и направился к своему судну.

— Вы решили забыть о Лигове? — первым заговорил Хоган, когда за капитанами закрылась дверь.

— Нет, о нем я никогда не забуду. Во всяком случае, пока он жив, — ответил Дайльтон, о чем-то сосредоточенно думая. — Он мне нужен.

Хогану была непонятна эта резкая перемена отношения Дайльтона к капитану Удаче. Но он промолчал. Президент, словно позабыв о его присутствии, продолжал размышлять, устремив отсутствующий взгляд в иллюминатор, в который падал золотистый луч солнца.

— Как вы думаете, Хоган, что сильнее всего на свете? — неожиданно спросил Дайльтон.

— Сильнее всего… — раздумывая, начал капитан. Президент, не дожидаясь, когда он закончит свой ответ, быстро, возбужденно заговорил:

— Вы скажете, что любовь матери к своему ребенку, любовь к своей родине или что-нибудь в этом роде! — Дайльтон фыркнул с презрением и неожиданно с сердитым видом крикнул: — Деньги! Деньги! Вот что сильнее всего. За них можно купить и родину, и материнскую любовь. Все!

Счастье делает людей невосприимчивыми ко всему, что не имеет прямого отношения к источнику их счастья. Так было и с Марией. Став женой Лигова, она вся отдалась своему счастью, которое родилось от встречи с Олегом, от его близости, его ласк и забот. Это был чудесный сон, в котором ушли куда-то вдаль, затушевались муки ожидания встреч с Лиговым, боль, вызванная смертью отца.

Мария много времени проводила на палубе, но красоты южных морей, живописные пейзажи тропических островов, чужих берегов не привлекали ее взгляда. Она видела лишь Олега, его одного, ее любимого, ее мужа. В нем для Марии сейчас сосредоточивался весь мир, вся жизнь!

…Шхуна быстро шла на север. Давно уже исчезла сверкающая голубизна океана. Вода становилась темнее, берега суровее, воздух прохладнее. Лигов однажды сказал Марии:

— Завтра мы будем в нашей бухте Надежды.

— Так скоро! — удивилась Мария, прижавшись к плечу мужа. — Мне так хорошо с тобой тут на судне!

Он взглянул в ее темные горячие глаза и понял, сколько горьких, тяжелых дней пережила Мария, сколько невеселых дум осаждало ее за годы их разлуки.

— Пусть бы вечно продолжалось это плавание, — тихо говорила Мария.

Они стояли на мостике, под темным ночным небом. Звезды со своей холодной вышины бесстрастно смотрели на маленький мир земли с его людскими трагедиями, которые никогда не оставляют следа в бесконечной Вселенной, как не оставляет после себя следа птица, пролетавшая в необъятном просторе. Шхуна скользила по черной воде, слегка переваливаясь а борта на борт, и, казалось, вела тихий разговор с морем то скрипом где-то в корпусе, то движением снастей. Слышно было, как рулевой перекладывал штурвал, и тогда шхуна послушно поворачивалась. У форштевня голубовато-золотистыми брызгами искрилась вода. Иногда искорки стремительно бежали вдоль борта, то исчезая, то вновь зажигаясь, и еще долго перемигивались за кормой в темной воде.

— Как хорошо! — тихо проговорила Мария, с радостью и благодарностью чувствуя, как ее обнимает сильная рука мужа.

— Нам еще лучше будет в бухте Надежды! — наклонил к жене лицо Олег. — Надежды! Это я так назвал нашу лагуну, думая тогда о тебе, о нашем будущем!

— И твои мечты сбылись, и мои! — Мария помолчала и добавила — Ведь мы с тобой мечтали о счастье. Верно?

Олег в ответ только крепче обнял плечи жены.

— Так лучше назовем нашу бухту — бухтой Счастливой Надежды. Нравится тебе? — уже не совсем уверенно спросила Мария.

— Счастливой Надежды? — повторил за нею. Лигов и рассмеялся. — Романтично, красиво и верно. Так и будет, моя дорогая.

Рулевой вновь переложил штурвал, и шхуна резко взяла курс на запад. Несмотря на то, что была