Александрович! – крикнул он вдогонку Мирцеву. Мир цев, вздрогнув, остановился, но вспомнил про журнал и несколько успокоился.

– А?

– Не прикажете ли, я велю дать телеграмму вашему дяде в Киев?

Опять дрогнул Мирцев. «Откуда же он знает, что у меня дядя в Ки еве? Эге… ге… Уж не прав ли Иван… Это не иностранец! Ой, какая история! Звонить, звонить! Его быстро разъяснят!» И, уже не слу шая больше, он побежал дальше.

И тут со скамейки у самого выхода поднялся навстречу редактору в точности тот самый субъект, что совсем недавно соткался из жир ного зноя. Только сейчас он был уже не воздушный, а обыкновен ный, плотский, так что Мирцев в наступающем предвечерье отчет ливо разглядел, что усишки у него как куриные перья, глазки малень кие, иронические и полупьяные, жокейский картузик, а брючки клетчатые, подтянутые настолько, что видны грязные белые носки.

Михаил Александрович содрогнулся, попятился даже, но утешил себя мыслью, что это глупое совпадение, что вообще сейчас думать об этом некогда.

– Турникет ищете, гражданин? – треснувшим тенором осведо мился субъект. – Вы аккуратны, секунда в секунду, и хорошо… Ваш срок истекает, гражданин… Сюда пожалуйте! Прямо попадете, куда надо… С вас бы за указание на четверть литра, – кривляясь, кричал субъект, – бывшему регенту!..

Но Мирцев не стал слушать назойливого ломаку-попрошайку и быстро тронулся к турникету.

Он повернул его и собрался шагнуть, как вдруг в темнеющем воз духе над ним вспыхнул красный и белый свет – загорелся стеклян ный ящик с надписью: «Берегись трамвая!»

Тотчас и подлетел этот трамвай, вышедший с Садовой на Брон ную. Выйдя на прямую, он внезапно осветился электричеством, над дал, взвыл.

Осторожный Мирцев, хоть и стоял безопасно, решил попятиться за турникет. Он переложил руку на турникете, переступил, и сейчас же рука его скользнула и сорвалась, нога поехала по булыжникам неудержимо, как по льду, другую подбросило, и Мирцев оказался лежа щим на рельсах. Он упал навзничь, успел повернуться и, повернув шись, увидел в высоте где-то сбоку уже позлащенную луну, а над со бою в стекле – белое от смертельного ужаса девичье лицо вожатой. Она была в красной повязочке.

Мирцев не успел ни крикнуть, ни простонать. Вожатая ударила по тормозу, взвизгнула, вагон сел носом в землю, подпрыгнул потом и сразу накрыл Мирцева. Стекла вылетели. Луна сбоку прыгнула и разлетелась в куски, чей-то голос в мозгу крикнул: «О боже! Неуже ли!» Тело скомкало, и с рельса выбросило на Бронную круглый, тем ный предмет – отрезанную голову Мирцева.

Утихли безумные женские визги на Бронной, отсверлили свистки ми лиционеров, отвыли сирены двух машин, увезших – одна обезглавлен ное тело, а другая – раненных стеклами вожатую и милиционера, быв шего на передней площадке, а Иван Николаевич Понырев как упал на скамейку, не добежав до турникета, так и остался на ней сидеть.

Он несколько раз пытался подняться, но ноги его не послуша лись, с Иваном случилось что-то вроде паралича.

Вспоминая, как голова подскакивала в сумерках по мостовой, Иван несколько раз укусил себя за руку до крови. Про сумасшедшего немца он забыл и старался понять только одно, как это может быть, что вот только что, только что он говорил с этим человеком и через минуту… голова… голова… О боже, как же это может быть?

Народ бежал по аллее мимо обезумевшего Ивана, возбужденно перебрасываясь словами, но Иван никаких слов не воспринимал.

Но, неожиданно, у самой скамьи Ивана столкнулись две женщи ны, и одна из них, взволнованная, востроносая, над самым ухом по эта закричала так:

– Аннушка! Аннушка! Говорю тебе, ее работа. Аннушка Гречкина с Садовой. Взяла в бакалее на Бронной постное масло, да банку-то об вертушку эту и разбей! Уж она ругалась, ругалась! А он, бедный, ста ло быть, поскользнулся, да и поехал из-под вертушки!..

Дальнейших слов Иван не слыхал, женщины пробежали. Из всего выкрикнутого женщиной в больной мозг Ивана вцепилось почемуто только одно слово «Аннушка». Несчастный напряг голову, мучи тельно вспоминая, что связано с этим именем.

– Аннушка… Аннушка… – забормотал Иван Николаевич, безумно глядя в землю, – позвольте, позвольте…

Тут к слову «Аннушка» прицепились слова «постное масло», затем почему-то вспомнился Понтий Пилат и опять померещилась отре занная голова.

В голове Ивана вдруг стало светлеть, светлеть, и в несколько се кунд он подобрал цепь из этих слов, и цепь эта – ужасная цепь – при вела прямо к сумасшедшему профессору.

Силы вдруг вернулись к Ивану, он не сидел уже, а стоял.

Позвольте! Позвольте! Да ведь он же, профессор, сказал, что Ан нушка разлила уже постное масло… Да он прямо же сказал… «Вам отре жет голову…» И вожатая-то ведь женщина была, женщина, поймите!

Да, не оставалось и тени, зерна сомнения в том, что этот таинст венный консультант знал, точно знал заранее всю картину ужасной смерти Мирцева! Да как же это может быть?!

Тогда две мысли пронизали мозг Ивана Николаевича: «Нет, он не сумасшедший!» – и другая: «Он подстроил это все, он убил Мирце ва». Но как?!

– Э, нет, это мы узнаем! – сквозь зубы сам себе сказал Иван Нико лаевич. Все существо его сосредоточилось на одном: сию же минуту найти этого профессора, а найдя его, – арестовать. Но, ах, ах… не ушел бы он! Где он?

Но профессор не ушел.

Озираясь, Иван отбежал от скамейки и тотчас увидел его.

Он – профессор, а может быть, и не профессор, а страшный, та инственный убийца – стоял там, где Иван его покинул. Золотая луна светила над Патриаршими, Иван его хорошо разглядел в профиль. Да, это он, и трость он взял под мышку.

Отставной втируша-регент сидел неподалеку на скамейке. Теперь он нацепил себе на нос явно не нужное ему пенсне, в котором одно го стеклышка совсем не было, а другое треснуло. От этого регент стал еще гаже, чем был тогда, когда указал Мирцеву путь на рельсы.

Чувствуя, что ноги дрожат, Иван с пустым и холодным сердцем приблизился к профессору, и тот повернулся к Ивану. Тогда Иван глянул ему в лицо и понял, что никаких признаков сумасшествия в этом лице нет.

– Сознавайтесь, кто вы такой? – глухо спросил Иван.

Иностранец насупился и сказал неприязненно:

– Их ферштейн нихт.

– Они не понимают, – ввязался пискливо со скамейки регент, хоть его никто и не просил переводить.

–  Не притворяйтесь! – грозно сказал Иван и почувствовал холод под ложечкой. – Вы только [что] говорили по-русски!

Иностранец глядел на Ивана, и тот видел, отчетливо видел, что в глазах у него глумление.

– Вы не немец, вы не профессор, – тихо продолжал Иван, – вы – убийца! Вы знали про постное масло! Знали? Документы! – вдруг яростно крикнул Иван.

Неизвестный отозвался, брезгливо кривя и без того кривой рот:

– Вас ист ден лос?..

– Гражданин! – опять ввязался мерзавец регент. – Не беспокой те интуриста!

Неизвестный сделал надменное лицо и, повернувшись, стал отхо дить.

Иван почувствовал, что теряется. Он кинулся было следом за не известным, но почувствовав, что один не управится, и задыхаясь, об ратился к регенту:

– Эй, гражданин, помогите задержать преступника! Вы обязаны!

Регент тотчас оживился чрезвычайно и вскочил:

– Который преступник? Где он? Иностранный преступник? – за кричал он, причем глазки его радостно заиграли. – Этот? Гражда нин! Ежели он преступник, то первым долгом кричите – караул! А то он уйдет! Давайте вместе! А ну!

Растерявшийся Иван послушался штукаря-регента и крикнул «Ка раул!», но регент его надул, ничего не крикнув.

А одинокий крик Ивана никаких хороших результатов не дал. Две девицы шарахнулись от него, и Иван услышал слово «ишь пьяные».

– А, ты с ним заодно! – в бешенстве обратился Иван к регенту. – Ты что ж, глумишься надо мною? Пусти!

Иван кинулся вправо, и регент вправо, Иван – влево, и тот туда же.

– Ты что, под ногами путаешься нарочно?! – закричал Иван ре генту, который плясал перед ним, дыша Ивану в лицо луком и подми гивая сквозь треснувшее стеклышко. – Я тебя самого предам мили ции, – и сделал попытку ухватить негодяя за рукав, но не поймал ни чего.

Регент как сквозь землю провалился. Тогда Иван глянул вдаль и в сумерках увидел своего неизвестного. Он уже был в конце аллеи у самого выхода и не один. Более чем сомнительный регент присое динился к нему, и даже издали видна была на его роже подхалимская улыбочка.

Но это еще не все. Третьим был неизвестно откуда взявшийся кот, громадный, как боров, черный, как грач, с кавалерийскими отчаян ными усами.

Вся тройка повернулась и решительно стала уходить. Иван устре мился за ними, задыхаясь, и очень скоро убедился в том, что догнать злодеев будет не так легко. Тройка вышла на Садовую, Иван приба вил шагу, тройка не прибавила, а между тем расстояние между пре следуемыми и преследователем ничуть не сократилось. Иван сделал попытку прибегнуть к содействию прохожих, но его искусанные ру ки, дикий блуждающий взор и, главное, слова «помогите задержать иностранца с шайкой» были причиной того, что Ивана приняли за пьяного и никто не пришел ему на помощь.

На Садовой произошла совершенно невероятная сцена. Видя, что Иван неотступно следует сзади, компания применила излюблен ный бандитский прием – уходить врассыпную.

Регент с великой ловкостью на ходу вскочил в трамвай «Б», как ветер летящий к Смоленскому рынку, и тот унес негодяя, как змея ввинтившегося на площадку и никем не оштрафованного. Странный же кот попытался сесть во встречный «Б» на остановке. Иван оша лел, видя, как кот на задних