что, узнав о моем приезде в Москву, тотчас позво нил ко мне, предлагая свои услуги по своей специальности, то есть по ознакомлению с достопримечательностями. Само собою разуме ется, что я был счастлив пригласить его к себе.

В это время Маргарита видела, как Азазелло передал блюдо с че репом Коровьеву.

– Да, кстати, барон, – вдруг интимно понизив голос, проговорил Воланд, – разнеслись слухи о чрезвычайной вашей любознательнос ти. Говорят, что она, в соединении с вашей не менее развитой разговорчивостью, стала привлекать общее внимание. Более того, злые языки уже уронили слово – наушник и шпион. И еще более того, есть предположение, что это приведет вас к печальному концу не да лее, чем через месяц. Так вот, чтобы избавить вас от этого томитель ного ожидания, мы решили прийти к вам на помощь, воспользовав шись тем обстоятельством, что вы напросились ко мне в гости имен но с целью подсмотреть и подслушать все, что можно.

Барон стал бледнее, чем Абадонна, который был исключительно бледен по своей природе, а затем произошло что-то странное. Аба донна оказался перед бароном и на секунду снял свои очки. В тот же момент что-то сверкнуло огнем в руках Азазелло, что- то негромко хлопнуло как в ладоши, барон стал падать навзничь, алая кровь брызнула у него из груди и залила крахмальную рубашку и жилет. Коровьев подставил чашу под бьющуюся струю и передал наполнившу юся чашу Воланду. Безжизненное тело барона в это время уже было на полу.

– Я пью ваше здоровье, господа, – негромко сказал Воланд и, подняв чашу, прикоснулся к ней губами.

Тогда произошла метаморфоза. Исчезла заплатанная рубаха и стоптанные туфли. Воланд оказался в какой-то черной хламиде со стальной шпагой на бедре. Он быстро приблизился к Маргарите, поднес ей чашу и повелительно сказал:

– Пей!

У Маргариты закружилась голова, ее шатнуло, но чаша оказалась уже у ее губ, и чьи-то голоса, а чьи – она не разобрала, шепнули в оба уха:

– Не бойтесь, королева… Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю. И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья.

Маргарита, не раскрывая глаз, сделала глоток, и сладкий ток про бежал по ее жилам, в ушах начался звон. Ей показалось, что кричат оглушительные петухи, что где-то играют марш. Толпы гостей стали терять свой облик. И фрачники и женщины распались в прах. Тле ние на глазах Маргариты охватило зал, над ним потек запах склепа. Колонны распались, угасли огни, все съежилось, и не стало никаких фонтанов, тюльпанов и камелий. А просто было, что было – скром ная гостиная ювелирши, и из приоткрытой в нее двери выпадала по лоска света. И в эту приоткрытую дверь и вошла Маргарита.

В спальне Воланда все оказалось, как было до бала. Воланд в сорочке сидел на постели, и только Гелла не растирала ему ногу, а на столе, там, где раньше играли в шахматы, накрывала ужин. Коровьев и Аза зелло, сняв фраки, сидели у стола, и рядом с ними, конечно, поме щался кот, не пожелавший расстаться со своим галстухом, хоть он и превратился в совершеннейшую грязную тряпку. Маргарита, шата ясь, подошла к столу и оперлась на него. Тогда Воланд поманил ее, как и тогда, к себе и показал, чтобы она села рядом.

– Ну что, вас очень измучили? – спросил Воланд.

– О нет, мессир, – ответила Маргарита, но чуть слышно.

– Ноблесс оближ, – заметил кот и налил Маргарите какой-то прозрачной жидкости в лафитный стакан.

– Это водка? – слабо спросила Маргарита.

Кот подпрыгнул на стуле от обиды.

– Помилуйте, королева, – прохрипел он, – разве я позволил бы себе налить даме водки? Это – чистый спирт!

Маргарита улыбнулась и сделала попытку отодвинуть от себя ста кан.

– Смело пейте, – сказал Воланд, и Маргарита тотчас взяла ста кан в руки. – Гелла, садись, – приказал Воланд и объяснил Маргари те: – Ночь полнолуния – праздничная ночь, и я ужинаю в тесной компании приближенных и слуг. Итак, как чувствуете вы себя? Как прошел этот утомительный бал?

– Потрясающе! – затрещал Коровьев. – Все очарованы, влюбле ны, раздавлены! Сколько такта, сколько умения, обаяния и шарма!

Воланд молча поднял стакан и чокнулся с Маргаритой. Маргари та покорно выпила, думая, что тут же ей и будет конец от спирта. Но ничего плохого не произошло. Живое тепло потекло по ее живо ту, что-то мягко стукнуло в затылок, вернулись силы, как будто она встала после долгого освежающего сна, кроме того, почувствовался волчий голод. И при воспоминании о том, что она не ела ничего со вчерашнего утра, он еще более разгорелся. Она стала жадно глотать икру.

Бегемот обрезал кусок ананаса, посолил его, поперчил, съел и после этого так залихватски тяпнул вторую стопку спирта, что все заапло дировали.

После второй стопки, выпитой Маргаритой, свечи в канделябрах разгорелись поярче, и в камине прибавилось пламени. Никакого опьянения Маргарита не чувствовала. Кусая белыми зубами мясо, Маргарита упивалась текущим из него соком и в то же время смотре ла, как Бегемот намазывает горчицей устрицу.

– Ты еще винограду сверху положи, – тихо сказала Гелла, пихнув в бок кота.

– Попрошу меня не учить, – ответил Бегемот, – сиживал за сто лом, не беспокойтесь, сиживал!

– Ах, как приятно ужинать вот этак, при камельке, запросто, – дребезжал Коровьев, – в тесном кругу…

– Нет, Фагот, – возражал кот, – бал имеет свою прелесть и раз мах.

– Никакой прелести в нем нет и размаха также, а эти дурацкие медведи, а также и тигры в баре своим ревом едва не довели меня до мигрени, – сказал Воланд.

– Слушаю, мессир, – сказал кот, – если вы находите, что нет раз маха, и я немедленно начну держаться того же мнения.

– Ты смотри! – ответил на это Воланд.

– Я пошутил, – со смирением сказал кот, – а что касается тигров, то я их велю зажарить.

– Тигров нельзя есть, – сказала Гелла.

– Вы полагаете? Тогда прошу послушать, – отозвался кот и, жму рясь от удовольствия, рассказал о том, как однажды он скитался в те чение девятнадцати дней в пустыне и единственно, чем питался, это мясом убитого им тигра. Все с интересом прослушали это занима тельное повествование, а когда Бегемот кончил его, все хором вос кликнули:

– Вранье!

– И интереснее всего в этом вранье то, – сказал Воланд, – что оно – вранье от первого до последнего слова.

– Ах так? Вранье? – воскликнул кот, и все подумали, что он нач нет протестовать, но он только тихо сказал: – История рассудит нас.

– А скажите, – обратилась Марго, оживившаяся после водки, к Азазелло, – его застрелили, этого бывшего барона?

–  Натурально, – ответил Азазелло, – как же его не застрелить? Его обязательно надо застрелить.

– Я так взволновалась! – воскликнула Маргарита. – Это случи лось так неожиданно.

– Ничего в этом нет неожиданного, – возразил Азазелло, а Коровьев завыл и заныл:

– Как же не взволноваться? У меня у самого поджилки затряс лись! Бух! Раз! Барон на бок!

– Со мной едва истерика не сделалась, – добавил кот, облизывая ложку с икрой.

– Вот что мне непонятно, – говорила Маргарита, и золотые искры от хрусталя прыгали у нее в глазах, – неужели снаружи не было слышно музыки и вообще грохота этого бала?

– Конечно, не было слышно, королева, – объяснял Коровьев, – это надо делать так, чтобы не было слышно. Это поаккуратнее надо делать.

– Ну да, ну да… А то ведь дело в том, что этот человек на лестни це… Вот когда мы проходили с Азазелло… И другой у подъезда… Я ду маю, что он наблюдал за вашей квартирой…

– Верно, верно! – кричал Коровьев. – Верно, дорогая Маргарита Николаевна! Вы подтверждаете мои подозрения! Да, он наблюдал за квартирой! Я сам было принял его за рассеянного приват-доцента или влюбленного, томящегося на лестнице. Но нет, нет! Что-то соса ло мое сердце! Ах, он наблюдал за квартирой! И другой у подъезда тоже! И тот, что был в подворотне, то же самое!

– А вот интересно, если вас придут арестовывать? – спросила Маргарита.

–  Непременно придут, очаровательная королева, непременно! – отвечал Коровьев. – Чует сердце, что придут. Не сейчас, конечно, но в свое время обязательно придут. Но полагаю, что ничего инте ресного не будет.

– Ах, как я взволновалась, когда этот барон упал, – говорила Маргарита, по-видимому, до сих пор переживая убийство, которое она видела впервые в жизни. – Вы, наверное, хорошо стреляете?

– Подходяще, – ответил Азазелло.

– А на сколько шагов? – задала Маргарита Азазелло не совсем яс ный вопрос.

– Во что, смотря по тому, – резонно ответил Азазелло, – одно де ло попасть молотком в стекло критику Латунскому, и совсем другое дело – ему же в сердце.

– В сердце! – восклицала Маргарита, почему-то берясь за свое сердце. – В сердце! – повторила она глухим голосом.

– Что это за критик Латунский? – спросил Воланд, прищурив шись на Маргариту.

Азазелло, Коровьев и Бегемот как-то стыдливо потупились, а Маргарита ответила, краснея:

– Есть такой один критик. Я сегодня вечером разнесла всю его квартиру.

– Вот тебе раз! А зачем же?

– Он, мессир, – объяснила Маргарита, – погубил одного мас тера.

– А зачем же было самой-то трудиться? – спросил Воланд.

– Разрешите мне, мессир! – вскричал радостно кот, вскакивая.

– Да сиди ты, – буркнул Азазелло, вставая, – я сам сейчас съезжу…

– Нет! – воскликнула Маргарита. – Нет, умоляю вас, мессир, не надо этого!

– Как угодно, как угодно, – ответил Воланд, а Азазелло сел на свое место.

– Так на чем мы остановились, драгоценная королева Марго? – говорил Коровьев. – Ах да, сердце. В сердце он попадает, – Коровь ев вытянул свой длинный палец по направлению Азазелло, – по вы бору, в любое предсердие сердца или в