красавица, которая хнычет и умоляет, чтобы ее оставили при госпоже, и, кроме того, с ней, прошу прощения, ее боров.

– Странно ведут себя красавицы, – заметил Воланд.

– Это Наташа, Наташа! – воскликнула Маргарита.

– Ну, оставить при госпоже. А борова – к поварам.

–  Зарезать? – испуганно вскрикнула Маргарита. – Помилуйте, мессир, это Николай Иванович, нижний жилец. Тут недоразумение, она, видите ли, мазнула его кремом…

– Да позвольте, – сказал Воланд, – на кой черт и кто станет его резать? Пусть посидит вместе с поварами, вот и всё! Не могу же, со гласитесь, я его пустить в бальный зал!

– Да уж… – добавил Азазелло и доложил: – Полночь приближает ся, мессир.

– А, хорошо. – Воланд обратился к Маргарите: – Итак, прошу вас… Заранее благодарю вас. Не теряйтесь и ничего не бойтесь. Ни чего не пейте, кроме воды, а то вы разомлеете и вам будет трудно. Пора!

Маргарита поднялась с коврика, и тогда в дверях возник Коровьев.

Полночь приближалась, пришлось спешить. Маргарита смутно ви дела окружающее. Запомнились свечи и самоцветный какой-то бас сейн. Когда Маргарита стала на дно этого бассейна, Гелла и помога ющая ей Наташа окатили Маргариту какой-то горячей, густой и красной жидкостью. Маргарита ощутила соленый вкус на губах и поняла, что ее моют кровью. Кровавая мантия сменилась другою – густой, прозрачной, розоватой, и у Маргариты закружилась голова от розового масла. Потом Маргариту бросили на хрустальное ложе и до блеска стали растирать какими-то большими зелеными листья ми. Тут ворвался кот и стал помогать. Он уселся на корточки у ног Маргариты и стал натирать ей ступни с таким видом, как будто чис тил сапоги на улице.

Маргарита не помнит, кто сшил ей из лепестков бледной розы туф ли и как эти туфли сами собой застегнулись золотыми пряжками. Какая-то сила вздернула Маргариту и поставила перед зеркалом, и в волосах у нее блеснул королевский алмазный венец. Откуда-то явился Коровьев и повесил на грудь Маргариты тяжелое, в овальной раме изображение черного пуделя на тяжелой цепи. Это украшение чрезвычайно обременило королеву. Цепь сейчас же стала натирать шею, изображение тянуло ее согнуться. Но кое-что вознаградило Маргариту за те неудобства, которые ей причиняла цепь с черным пуделем. Это – та почтительность, с которою стали относиться к ней Коровьев и Бегемот.

– Ничего, ничего, ничего! – бормотал Коровьев у дверей комна ты с бассейном. – Ничего не поделаешь, надо, надо, надо… Разреши те, королева, вам дать последний совет. Среди гостей будут различ ные, ох, очень различные, но никому, королева Марго, никакого преимущества! Если кто-нибудь и не понравится… я понимаю, что вы, конечно, не выразите этого на своем лице… Нет, нет, нельзя по думать об этом! Заметит, заметит в то же мгновение! Нужно полю бить его, полюбить, королева! Сторицей будет вознаграждена за это хозяйка бала. И еще: не пропустить никого! Хоть улыбочку, если не будет времени бросить слово, хоть малюсенький поворот головы. Все что угодно, но только не невнимание. От этого они захиреют…

Тут Маргарита в сопровождении Коровьева и Бегемота шагнула из бассейной в полную темноту.

– Я, я, – шептал кот, – я дам сигнал!

– Давай! – ответил в темноте Коровьев.

– Бал! – пронзительно визгнул кот, и тотчас Маргарита вскрик нула и на несколько секунд закрыла глаза. Бал упал на нее сразу в ви де света, вместе с ним – звука и запаха. Уносимая под руку Коровьевым, Маргарита увидела себя в тропическом лесу. Красногрудые зеленохвостые попугаи цеплялись за лианы, перескакивали по ним и оглушительно кричали: «Я восхищен!» Но лес быстро кончился, и его банная духота тотчас сменилась прохладою бального зала с колоннами из какого-то желтоватого искрящегося камня. Этот зал, так же как и лес, был совершенно пуст, и лишь у колонн неподвижно сто яли обнаженные негры в серебряных повязках на головах. Лица их стали грязно-бурыми от волнения, когда в зал влетела Маргарита со своею свитой, в которой откуда-то взялся Азазелло. Тут Коровьев вы пустил руку Маргариты и шепнул:

– Прямо на тюльпаны!

Невысокая стена белых тюльпанов выросла перед Маргаритой, а за нею она увидела бесчисленные огни в колпачках и перед ними белые груди и черные плечи фрачников. Тогда Маргарита поняла, откуда шел бальный звук. На нее обрушился рев труб, а вырвавший ся из-под него взмыв скрипок окатил ее тело, как кровью. Оркестр человек в полтораста играл полонез.

Возвышавшийся перед оркестром человек во фраке, увидев Мар гариту, побледнел, заулыбался и вдруг взмахом рук поднял весь ор кестр. Ни на мгновение не прерывая музыки, оркестр, стоя, окаты вал Маргариту звуками. Человек над оркестром отвернулся от него и поклонился низко, широко разбросив руки, и Маргарита, улыба ясь, помахала ему рукой.

– Нет, мало, мало, – зашептал Коровьев, – он не будет спать всю ночь. Крикните ему: «Приветствую вас, король вальсов!»

Маргарита крикнула это и подивилась тому, что ее голос, полный, как колокол, покрыл вой оркестра. Человек от счастья вздрогнул и левую руку приложил к груди, правой продолжая махать оркестру белым жезлом.

– Мало, мало, – шептал Коровьев, – глядите налево, на первые скрипки, и кивните так, чтобы каждый думал, что вы его узнали в от дельности. Здесь только мировые знаменитости. Вот этому, за пер вым пультом, – это Вьетан. Так, очень хорошо. Теперь – дальше!

– Кто дирижер? – отлетая, спросила Маргарита.

– Иоганн Штраус! – закричал кот. – И пусть меня повесят в тро пическом лесу на лиане, если на каком-нибудь балу когда-либо играл такой оркестр! Я приглашал его! И, заметьте, ни один не заболел и ни один не отказался.

В следующем зале не было колонн, вместо них стояли стены крас ных, розовых, молочно-белых роз с одной стороны, а с другой – сте на японских махровых камелий. Между этими стенами уже били, ши пя, фонтаны, и шампанское вскипало пузырями в трех бассейнах, из которых был первый – прозрачно-фиолетовый, второй – рубино вый, третий – хрустальный. Возле них метались негры в алых повяз ках, серебряными черпаками наполняя из бассейнов плоские чаши. В розовой стене оказался пролом, и в нем на эстраде кипятился че ловек в красном, с ласточкиным хвостом, фраке. Перед ним гремел нестерпимо громко джаз. Лишь только дирижер увидел Маргариту, он согнулся перед нею так, что руками коснулся пола, потом выпря мился и пронзительно вскричал:

– Аллилуйя!

Он хлопнул себя по коленке раз, потом накрест по другой – два, вырвал из рук у крайнего музыканта тарелку, ударил ею по колонне.

Улетая, Маргарита видела только, что виртуоз-джазбандист, бо рясь с полонезом, который дул Маргарите в спину, бьет по головам джазбандистов своей тарелкой и те приседают в комическом ужасе.

Наконец вылетели на площадку, где, как поняла Маргарита, ее во тьме встречал Коровьев с лампадкой. Теперь на этой площадке глаза слепли от света, льющегося из хрустальных виноградных гроздьев. Маргариту установили на место, и под левой рукой у нее оказалась низкая аметистовая колонка.

– Руку можно будет положить на нее, если станет очень трудно, – шептал Коровьев.

Какой-то чернокожий подкинул под ноги Маргарите подушку с вышитым на ней золотым пуделем, и на нее она, повинуясь чьим-то рукам, поставила, согнув в колене, свою правую ногу.

Маргарита попробовала оглядеться. Коровьев и Азазелло стояли возле нее в парадных позах. Рядом с Азазелло – еще трое молодых лю дей, смутно чем-то напомнивших Маргарите Абадонну. В спину веяло холодом. Оглянувшись, Маргарита увидела, что из мраморной стены сзади нее бьет шипящее вино и стекает в ледяной бассейн. У левой но ги она чувствовала что-то теплое и мохнатое. Это был Бегемот.

Маргарита была в высоте, и из-под ног ее вниз уходила грандиоз ная лестница, крытая ковром. Внизу, так далеко, как будто бы Мар гарита смотрела обратным способом в бинокль, она видела громад нейшую швейцарскую с совершенно необъятным камином, в холод ную и черную пасть которого мог свободно въехать пятитонный грузовик. Швейцарская и лестница, до боли в глазах залитая светом, были пусты. Трубы теперь доносились до Маргариты издалека. Так простояли неподвижно около минуты.

– Где же гости? – спросила Маргарита у Коровьева.

– Будут, королева, будут, сейчас будут. В них недостатка не будет. И, право, я предпочел бы рубить дрова, вместо того чтобы прини мать их здесь на площадке.

– Что рубить дрова, – подхватил словоохотливый кот, – я хотел бы служить кондуктором в трамвае, а уж хуже этой работы нет ниче го на свете!

– Все должно быть готово заранее, королева, – объяснял Коро вьев, поблескивая глазом сквозь испорченный монокль. – Ничего не может быть гаже, чем когда приехавший первым гость мыкается, не зная, что ему предпринять, а его законная мегера шепотом пилит его за то, что они приехали раньше всех. Такие балы надо выбрасы вать на помойку, королева.

– Определенно на помойку, – подтвердил кот.

–  До полночи не более десяти секунд, – добавил Коровьев, – сей час начнется.

Эти десять секунд показались Маргарите чрезвычайно длинны ми. По-видимому, они истекли уже, и ровно ничего не произошло. Но тут вдруг что-то грохнуло внизу в громадном камине, и из него выскочила виселица с болтающимся на ней полурассыпавшимся прахом. Этот прах сорвался с веревки, ударился об пол, и из него вы скочил черноволосый красавец во фраке и в лакированных туфлях. Из камина выбежал полуистлевший небольшой гроб, крышка его от скочила, и из него вывалился другой прах. Красавец галантно под скочил к нему и подал руку калачиком, второй прах сложился в на гую вертлявую женщину в черных туфельках и с