в два?
Наконец Маргарите Николаевне надоело слушать эту таинствен ную трепотню про украденную из гроба голову, и она обрадовалась, что ей пора выходить.
Через несколько минут Маргарита Николаевна уже сидела под Кремлевской стеной на одной из скамеек, поместившись так, что ей был виден манеж.
Маргарита щурилась на яркое солнце, вспоминала свой сего дняшний сон, вспоминала, как ровно год, день в день и час в час, на этой же самой скамье она сидела рядом с ним. И точно так же, как и тогда, черная сумочка лежала рядом с нею на скамейке. Его не бы ло рядом в этот день, но разговаривала мысленно Маргарита Нико лаевна все же с ним: «Если ты сослан, то почему же ты не даешь знать о себе? Ведь дают же люди знать. Ты разлюбил меня? Нет, я почемуто этому не верю. Значит, ты был сослан и умер… Тогда, прошу тебя, отпусти меня, дай мне наконец свободу жить, дышать воздухом!» Маргарита Николаевна сама отвечала себе за него: «Ты свободна… Разве я держу тебя?» Потом возражала ему: «Нет, что же это за от вет? Нет, ты уйди из моей памяти, тогда я стану свободна».
Люди проходили мимо Маргариты Николаевны. Какой-то мужчи на покосился на хорошо одетую женщину, привлеченный ее красо тою и одиночеством. Он кашлянул и присел на кончик той же ска мьи, на которой сидела Маргарита Николаевна. Набравшись духу, он заговорил:
– Определенно хорошая погода сегодня…
Но Маргарита так мрачно поглядела на него, что он поднялся и ушел.
«Вот и пример, – мысленно говорила Маргарита тому, кто владел ею, – почему, собственно, я прогнала этого мужчину? Мне скучно, а в этом ловеласе нет ничего дурного, разве только что глупое слово «определенно»? Почему я сижу, как сова, под стеной одна? Почему я выключена из жизни?»
Она совсем запечалилась и понурилась. Но тут вдруг та самая ут ренняя волна ожидания и возбуждения толкнула ее в грудь. «Да, слу чится!» Волна толкнула ее вторично, и тут она поняла, что это волна звуковая. Сквозь шум города все отчетливее слышались приближаю щиеся удары барабана и звуки немного фальшивящих труб.
Первым показался шагом едущий мимо решетки сада конный ми лиционер, а за ним три пеших. Затем медленно едущий грузовик с музыкантами. Далее – медленно двигающаяся похоронная новень кая открытая машина, на ней гроб весь в венках, а по углам площад ки – четыре стоящих человека: трое мужчин, одна женщина.
Даже на расстоянии Маргарита разглядела, что лица стоящих в похоронной машине людей, сопровождающих покойника в по следний путь, какие-то странно растерянные. В особенности это бы ло заметно в отношении гражданки, стоявшей в левом заднем углу автодрог. Толстые щеки этой гражданки как будто изнутри распира ло еще больше какою-то пикантной тайной, в заплывших глазках иг рали двусмысленные огоньки. Казалось, что вот-вот, еще немного, и гражданка, не вытерпев, подмигнет на покойника и скажет: «Вида ли вы что-либо подобное? Прямо мистика!» Столь же растерянные лица были и у пеших провожающих, которые, в количестве человек трехсот примерно, медленно шли за похоронной машиной.
Маргарита провожала глазами шествие, прислушиваясь к тому, как затихает вдали унылый турецкий барабан, выделывающий одно и то же «бумс, бумс, бумс», и думала: «Какие странные похороны… И какая тоска от этого «бумса»! Ах, право, дьяволу бы я заложила ду шу, чтобы только узнать, жив он или нет?.. Интересно знать, кого это хоронят с такими удивительными лицами?»
– Берлиоза Михаила Александровича, – послышался рядом не сколько носовой мужской голос, – председателя Массолита.
Удивленная Маргарита Николаевна повернулась и увидела на сво ей скамейке гражданина, который, очевидно, бесшумно подсел в то время, когда Маргарита загляделась на процессию и, надо полагать, в рассеянности вслух задала свой последний вопрос.
Процессия тем временем стала приостанавливаться, вероятно, задерживаемая впереди светофорами.
– Да, – продолжал неизвестный гражданин, – удивительное у них настроение. Везут покойника, а думают только о том, куда дева лась его голова!
– Какая голова? – спросила Маргарита, вглядываясь в неожидан ного соседа. Сосед этот оказался маленького роста, пламенно-ры жий, с клыком, в крахмальном белье, в полосатом добротном костю ме, в лакированных туфлях и с котелком на голове. Галстух был яр кий. Удивительно было то, что из кармашка, где обычно мужчины носят платочек или самопишущее перо, у этого гражданина торчала обглоданная куриная кость.
– Да, изволите ли видеть, – объяснил рыжий, – сегодня утром в грибоедовском зале голову у покойника стащили из гроба.
– Как же это может быть? – невольно спросила Маргарита, в то же время вспомнив шепот в троллейбусе.
– Черт его знает как! – развязно ответил рыжий. – Я, впрочем, полагаю, что об этом Бегемота не худо бы спросить. До ужаса ловко сперли. Такой скандалище! И, главное, непонятно, кому и на что она нужна, эта голова!
Как ни была занята своим Маргарита Николаевна, ее все же пора зили странные враки неизвестного гражданина.
– Позвольте! – вдруг воскликнула она. – Какого Берлиоза? Это что в газетах сегодня…
– Как же, как же…
– Так это, стало быть, литераторы за гробом идут? – спросила Маргарита и вдруг оскалилась.
– Ну, натурально, они!
– А вы их знаете в лицо?
– Всех до единого, – ответил рыжий.
– Скажите, – заговорила Маргарита, и голос ее стал глух, – среди них нету критика Латунского?
– Как же его может не быть? – ответил рыжий. – Вон он с краю в четвертом ряду.
– Это блондин-то? – щурясь, спросила Маргарита.
– Пепельного цвета… Видите, он глаза вознес к небу.
– На патера похож?
– Во-во!
Больше Маргарита ничего не спросила, всматриваясь в Латунского.
– А вы, как я вижу, – улыбаясь, заговорил рыжий, – ненавидите этого Латунского.
– Я еще кой-кого ненавижу, – сквозь зубы ответила Маргарита, – но об этом неинтересно говорить.
Процессия в это время двинулась дальше, за пешими потянулись большею частью пустые автомобили.
– Да уж, конечно, чего тут интересного, Маргарита Николаевна!
Маргарита удивилась:
– Вы меня знаете?
Вместо ответа рыжий снял котелок и взял его на отлет.
«Совершенно разбойничья рожа!» – подумала Маргарита, вгля дываясь в своего уличного собеседника.
– А я вас не знаю, – сухо сказала Маргарита.
– Откуда ж вам меня знать? А между тем я к вам послан по дельцу.
Маргарита побледнела и отшатнулась.
– С этого прямо и нужно было начинать, – заговорила она, – а не молоть черт знает что про отрезанную голову! Вы меня хотите арес товать?
– Ничего подобного, – воскликнул рыжий, – что это такое: раз заговорил, так уж непременно арестовать! Просто есть к вам дело.
– Ничего не понимаю, какое дело?
Рыжий оглянулся и сказал таинственно:
– Меня прислали, чтобы вас сегодня вечером пригласить в гости.
– Что вы бредите, какие гости?
– К одному очень знатному иностранцу, – значительно сказал рыжий, прищурив глаз.
Маргарита очень разгневалась.
– Новая порода появилась: уличный сводник! – поднимаясь, что бы уходить, сказала она.
– Вот спасибо за такие поручения! – обидевшись, воскликнул рыжий и проворчал в спину уходящей Маргарите: – Дура!
– Мерзавец! – отозвалась та, оборачиваясь, и тут же услышала за собой голос рыжего:
– Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавиди мый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней… Пропал Ершалаим, вели кий город, как будто не существовал на свете… Так пропадите же вы пропадом с вашей обгоревшей тетрадкой и сушеной розой! Сидите здесь на скамейке одна и умоляйте его, чтобы он отпустил вас на сво боду, дал дышать воздухом, ушел бы из памяти!
Побелев лицом, Маргарита вернулась к скамейке. Рыжий глядел на нее, прищурившись.
– Я ничего не понимаю, – тихо заговорила Маргарита Николаев на, – про листки еще можно узнать… проникнуть, подсмотреть… На таша подкуплена, да? Но как вы могли узнать мои мысли? – Она стра дальчески сморщилась и добавила: – Скажите мне, кто вы такой? Из какого вы учреждения?
– Вот скука-то, – проворчал рыжий и заговорил громче: – Про стите, ведь я сказал вам, что ни из какого я не из учреждения! Сядь те, пожалуйста.
Маргарита беспрекословно повиновалась, но все-таки, садясь, спросила еще раз:
– Кто вы такой?
– Ну хорошо, зовут меня Азазелло, но ведь все равно вам это ни чего не говорит.
– А вы мне не скажете, откуда вы узнали про листки и про мои мысли?
– Не скажу, – сухо ответил Азазелло.
– Но вы что- нибудь знаете о нем? – моляще шепнула Маргарита.
– Ну, скажем, знаю.
– Молю, скажите только одно: он жив? Не мучьте!
– Ну, жив, жив, – неохотно отозвался Азазелло.
– Боже!
– Пожалуйста, без волнений и вскрикиваний, – нахмурясь, ска зал Азазелло.
– Простите, простите, – бормотала покорная теперь Маргари та, – я, конечно, рассердилась на вас. Но, согласитесь, когда на ули це приглашают женщину куда-то в гости… У меня нет предрассудков, я вас уверяю, – Маргарита невесело усмехнулась, – но я никогда не вижу никаких иностранцев, общаться с ними у меня нет никакой охоты… и кроме того, мой муж… Моя драма в том, что я живу с тем, кого я не люблю, но портить ему жизнь считаю делом недостойным. Я от него ничего не видела, кроме добра…
Азазелло с видимой скукой выслушал эту бессвязную речь и ска зал сурово:
– Попрошу вас минутку помолчать.
Маргарита покорно замолчала.
– Я приглашаю вас к иностранцу совершенно