поскольку по большинству предметов у меня были трояки, а музыка шла на «отлично», надо было продолжать семейный бизнес. Специализировался я по классу фортепиано.
Жизнь в семье без отца была не особенно богатой. И в детском возрасте я не наедался досыта. Наверное, наш организм устроен так, что со временем он пытается «восполнить» то, что недополучил когда-то. Я всегда вспоминаю в этой связи ленинградских блокадников, которые до самой смерти, уже через сорок-пятьдесят лет после голода, делали запасы еды. Мне кажется, эта аналогия определенным образом отражает «требования» организма, в тот или иной период лишенного чего-то. Кстати, если перевести этот принцип на жизнь в целом, то очень многое можно объяснить. Например, девушка грубо отказала молодому человеку в близости, он, «поднявшись», заматерев, старается «оприходовать» как можно больше дам. Или в свое время малолетний сын моего знакомого доставал его вопросами: «Папа, а почему у нас «Таврия», а у соседа-писателя «Жигули?» Зато когда папа стал известным медиамагнатом, он перепробовал все! У него были и «Мерседесы» от скромного 124-го до «пульмана», простые и бронированные. И БМВ-850, и «Линкольн», и джипы всех типов, и, наконец, «офис на колесах» «Шевроле Старкрафт». А сейчас, возможно, и еще что-то…
Петечка Подгородецкий на руках у мамы
После девятого класса, никому ничего не сказав, я решил поступить в музыкальное училище и заодно окончить там десятый класс. То есть, никого не уведомляя, явился в училище при Московской консерватории в Мерзляковском переулке, которое так и зовут — «Мерзляковка». Считалось оно более академичным и солидным, чем Гнесинское, поскольку было связано с консерваторией. Наши руководители говорили: «У нас тут не Гнесинка какая-нибудь». Пришел в приемную комиссию с наглой физиономией — поступать на фортепианный факультет. Когда я спросил у студентов-старшекурсников, которые сидели в приемной комиссии, где тут принимают документы у желающих специализироваться по игре на рояле, они понимающе закивали и выразились в том смысле, что, мол, еще один явился. Меня это насторожило, и я поинтересовался, сколько таких уже приходило. Оказалось, что я триста восемьдесят восьмой. Мест было всего двадцать, и, трезво взвесив свои возможности, я выяснил, где конкурс меньше всего. Мне сказали: «Иди на дирижерско-хоровое — там вообще пока никого». Туда я и подал документы. И через некоторое время стал полноправным студентом дирижерско-хорового отделения. Помогли мне в том числе и мамины знакомства в музыкальной тусовке того времени. Кроме классики, я слушал и «Битлз», и другие популярные в то время группы, и даже сам играл джаз. Мы, студенты, естественно, сколотили свою неформальную музыкальную команду, хотя в нашем училище это не особо приветствовалось. Но мы выступали на всех праздниках и вечерах, исполняли джаз и кое-что из хитов тех времен. Там же, кстати, мы играли и в КВН, причем я был капитаном команды. На втором курсе меня пригласили петь в камерный хор Московской консерватории, а было мне всего-то шестнадцать лет. Там в основном были студенты консерватории с вокального факультета и один я с дирижерско-хорового, да еще из училища. На второй год пребывания в хоре я отправился в Италию. Там, в городе Ареццо, ежегодно проводится конкурс хоров в нескольких категориях — мужские, женские, детские, смешанные и народные. В основном туда ездили хоры из Прибалтики, но выше третьего места они не поднимались. И вот в семьдесят пятом году посылают наш коллектив. Параллельно проходит еще конкурс произведений для хоров, и те произведения, которые занимают там первые места, являются на следующий год обязательными для исполнения в рамках конкурсной программы. Они высылаются всем за три месяца до конкурса.
Это была первая моя поездка. У нас — сплошная серость, расцвет застоя, а там август месяц, девчонки ходят в прозрачных блузках — я чуть башку не свернул, порнуха на каждом углу, и это в шестнадцать лет! Тогда!
Мы заняли первое место в основной категории и третье место в категории народных хоров, причем, как стало понятно из объяснения судей, данная программа была недостаточно сложна для нашего хора.
В Италии я впервые обратил внимание на то, что за рубежом довольно много людей плотного сложения — видимо, потому, что там гораздо лучше обстояли дела с питанием. Кто не помнит, в середине семидесятых СССР, даже столица, обходились «без мяса». По неведомой большинству людей причине оно вдруг исчезло. Сразу вспоминается анекдот тех времен: «Одесситы пишут письмо Брежневу: «Дорогой Леонид Ильич! Если вам кто-то будет уже-таки говорить, что в Одессе с мясом плохо, плюньте ему в его поганую и лживую харю! В Одессе с мясом — хорошо! А вот без мяса — плохо…» Остальной ассортимент продуктов был тоже достаточно скуден. На этом фоне итальянские продуктовые магазины казались раем, а кафе и рестораны, где нас время от времени кормили, — прибежищем гурманов.
Приехал я козырным парнем, поскольку мы выиграли кучу призовых денег. Правда, нам досталось немного. Прибыл товарищ из посольства с чемоданчиком, собрал деньги и отбыл, сказав «спасибо» от имени Советского государства. Но и суточных хватило на такие излишества, которые в Москве было трудно себе позволить: две пары джинсов, часы на браслете, подарки всем родственникам. Думаю, что если бы нам выдали всю премию, то я приехал бы на машине.
«Если бы я и дальше нюхал кокаин, то стал бы таким же, как воины племени масаи». Середина 90-х. Африка
В шестнадцать-семнадцать лет я — молодой, даже почти красивый, и к тому же лауреат международного конкурса! В училище я был самым популярным студентом на тот момент, чем активно пользовался, чтобы облегчить свою жизнь.
К тому времени я работал на трех работах и иногда брал четвертую — где-нибудь в кабаке, чтобы поиграть на подмене. Вес при такой занятости набрать трудно, тем более что молодой организм «сжигал» все, что в него попадало из еды, со скоростью курьерского поезда. Я, конечно, не знал тогда всяких мудреных терминов типа «метаболизм» и «обменные процессы», а воспринимал происходящее так, как и следовало молодому здоровому человеку: хотелось есть — ел. И не задумывался о режиме дня, каких-либо диетах и прочих глупостях. Основная моя работа состояла в следующем. При каждом заводе или институте существовали вокально-инструментальные ансамбли, и, что самое удивительное, на них выделялись деньги, покупалась аппаратура и давалась ставка руководителя. Со второго курса училища я работал еще и концертмейстером в цирковом училище, причем с замечательной парой степистов — Быстровым и Зерновым. (Кстати, именно Алексею Быстрову посвящен фильм Карена Шахназарова «Зимний вечер в Гаграх», только там фамилия героя — Беглов. Это был потрясающий степист, и все, кто в последние десятилетия бил степ на нашей эстраде, — это его ученики или ученики его учеников.) Благодаря той своей работе я знаком со многими цирковыми людьми. Например, с моей первой женой учился на курсе Фима Шифрин. И я вел несколько ВИА, каждый из которых платил по восемьдесят рублей, а еще шестьдесят я получал в училище. Если прибавить сюда деньги, зарабатываемые на замене в кабаках, то получалось до пятисот рублей в месяц. Так зарабатывали, скажем, профессора, а то и академики. Я ездил на такси, ходил в рестораны, в общем, пожинал плоды. И, напомню еще раз, совершенно не задумывался о том, сколько и чего съедать…
В 1976 году я окончил музыкальное училище. Несмотря на тройки, мне, единственному с курса, дали рекомендацию в консерваторию. Но мне несколько надоела академичность, и я решил отдать долг Родине — то есть пойти в армию. Единственное, чем мне смогло помочь горюющее по этому поводу руководство училища, — это тем, что меня, с подачи директрисы, взяли в Ансамбль Внутренних войск МВД СССР под руководством Елисеева, который можно сейчас видеть на всех торжественных концертах государственного масштаба.
Понятное дело, что в армии, особенно в молодом возрасте, лишнего веса не наберешь. Даже когда