Фон Годен, или Даниил фон Гаден – это придворный лекарь при царях Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче, этнический еврей, который покровительствовал иудеям и был растерзан мятежными стрельцами в 1682 году. Его облыжно обвинили в колдовстве и отравлении монарха, причем сей навет, как это обычно бывало по отношению к евреям, был замешан на невежестве и ксенофобии. И вот этот-то исторический персонаж приобретал для Надсона остро современное звучание.
Уделял он внимание и изображению евреев в литературе. Так, в сборнике К.К. Случевского «Поэмы, хроники, стихотворения» (1883 г.) Семена Яковлевича неприятно поразили следующие строки поэта:
«У тебя на карете твоей
Твой, как будто крещеный еврей,
Весь обшит голубым галуном,
Высоко восседает лакей».
«Из сравнения явствует, – иронизирует Надсон, – что все крещеные евреи [а к ним рецензент причислял и себя – Л.Б.] все обшиты золотыми галунами»[24]. Думается, нет нужды объяснять, что действительно столь надуманный и нелепый образ может вызвать лишь горькую насмешку.
Надсон приятельствовал и состоял в переписке с блистательным адвокатом Л.А. Куперником (1845- 1905), заступником своих еврейских соплеменников на многих громких судебных процессах (в том числе и на так называемом Кутаисском деле по обвинению иудеев в ритуальном убийстве грузинской девочки). «Куперник – всех Плевак соперник», – говорили о нем. В письме к нему от 29 октября 1886 года поэт пишет: «Уже кое-где проскользнули глупые нападки на евреев. Мне это решительно ненавистно!»[25]. А делая обзор материалов ежемесячника «Наблюдатель», он обратил внимание, что один молодой поэт, некто Николаев, восхваляется здесь только потому, что он не еврей, хотя, цитирует он журнальную статью, «живет в стране, заполненной 'кулишеровскими' (?) органами». Надсон иронически вопрошает: «И кого это 'Наблюдатель' собирается поучать такой критикой?». В другом месте он возмущается тем, что в этом журнале «с усердием, достойным лучшей участи, преследуются евреи и при том в самом нетерпимом и неприличном тоне, во вкусе нападок 'Нового времени'»[26].
Ультраправая газета А.С. Суворина «Новое время», поносившая либералов и евреев, вызывала у Семена Яковлевича особую ненависть и даже омерзение. Надсону было тягостно и горько от того неприятного факта, что первый его стихотворный сборник был издан по почину критика-юдофоба В.П. Буренина, на средства А.С. Суворина. Поэт хотел всячески отмежеваться от этих своих бывших «благодетелей», принизить их роль. Именно о такой его оценке сего досадного эпизода своей литературной биографии говорит мемуарист И.И. Ясинский: «Да, Да, это ужасно, – нервно заметил Надсон. – Все равно книга моя пошла бы. Наконец, что же из того, что Суворин издатель, и он имел выгоду на моей книге, – ведь книга разошлась. Скажите, пожалуйста, разве я должен быть благодарен издателю за то, что он нажился на моей книге?»[27]. Примечательно, что наш герой не только сам стыдится иметь дело с людьми пошиба Суворина, но и порицает других литераторов за беспринципность и конформизм (в частности, О.Н. Чюмину и А.П. Чехова, печатавшихся одновременно в либеральных и реакционных изданиях, и прежде всего, «в уличной газете 'Новое время'»)[28].
Самолюбию поэта только льстило, когда на него ополчались его литературные враги – quasi-патриоты. «Для меня быть обруганным Катковым – большая честь, и… я счел бы себя обиженным, если б [он] меня игнорировал», – признавался он в одном из писем[29]. Жупелом махровой реакции стал для Надсона известный критик «Нового времени» В.П. Буренин, снискавший репутацию «литературного хулигана» с характерными для него развязностью и грубостью[30]. Сохранилось свидетельство, будто бы Семен Яковлевич однажды обронил в разговоре: «Я бы дорого отдал, чтобы Буренин, наконец, стал моим врагом». На это его собеседник заметил: «Так что ж, это легко сделать. Вам стоит только в своих критических статейках сказать несколько слов по адресу Буренина». Поэт ответил: «Я так и сделаю. Да, да, я сейчас же что-нибудь напишу. У меня уже рука чешется!»[31].
В.П. Буренин
Впоследствии Буренин так охарактеризует действия своего новоявленного литературного противника: «Надсон, разжигаемый окружающими его еврейчиками и перезрелыми психопатками, необдуманно бросился в раздражительную полемику. Полемику эту он вел в одной киевской еврейской газетке и воображал, что он то 'поражает' меня, то 'засыпает цветами' своей поэзии…Я посмеялся над этими детскими претензиями полемизирующего стихотворца… Вот и вся история моих 'яростных нападок', превращенная в уголовную легенду досужими сплетнями и клеветами перезревших психопаток и бездарных критиков из бурсаков и жидов»[32]. Буренин здесь явно передергивает, ибо именно он вел полемику нечистыми и недозволенными методами, распространяя о Надсоне заведомую ложь и клевету, что, как полагали многие современники, ускорило безвременную кончину поэта. Но мы не будем рассматривать здесь все яростные нападки на нашего героя (они достаточно освещены биографами поэта). Остановимся лишь на тех из них, в коих явственно видна антисемитская подкладка.
Однако, прежде чем обратиться к выпадам поднаторевшего в интригах Буренина, сосредоточимся на прямо относящемся к нашей теме выступлении другого литератора против Надсона. Речь идет о малоизвестном киевском поэте С.А. Бердяеве (1860-1914), печатавшемся под псевдонимом Аспид. Он тиснул в июньском номере журнала «Наблюдатель» пародийную поэму «Надсониада», носившую откровенно юдофобский характер. А уже в июле сей опус был отпечатан в Киеве в виде отдельной брошюрки с издевательским посвящением: «Редакции киевской 'Зари'». Жало сего Аспида было направлено, впрочем, не столько на самого поэта, который «в роли критика и моралиста…показался крайне смешным», сколько на еврейскую «кулишеровскую газетку», за спиной которой стоят «грязные гешефтмахеры». Вот в каком тоне высказывается он о сотрудничестве Семена Яковлевича в «Заре»:
«Раз в неделю киевлянам
Преподносит он статейки,
Где в 'идеи' раздувает
С помпой чахлые 'идейки'…
Оживить редактор хочет
Иудейский орган этим;
Но увы! Мы кроме скуки
Ничего в нем не заметим»[33].
Бердяев изливает желчь на «беззастенчивых наемников киевского жидовского кагала» и прямо обвиняет сию «газетенку», как и вообще многих евреев, в антипатриотизме:
«Да мелькнет порою шпилька