забывает русский язык.

…Когда в городе Киеве, в исконно русской, православной семье рыжего котёнка зовут Натан, это далеко не всем нравится.

– Конечно, – сказал сосед Изя, глядя в потолок и аккуратно стряхивая пепел на чистое блюдечко, – конечно. Почему бы и не назвать рыжего кота Натаном? Почему нет? Или, скажем, Соломоном... Давидом...

– А Васькой можно? – прошипел хозяин.

Изя вздохнул и ушел. Сёма, Наум и Генрих против «Натана» не возражали. Не возражали даже чопорная Марина и высокомерная Клавдия, за приличность именуемые «две леди Мильфорд». Потому что на самом деле подаренную кошечку звали Наташей. Кстати, вы не обратили внимания? – у всех животных клички, даже у собак. А у кошек имена. «Кошка по кличке Мурка» – не звучит. По имени Мурка – совсем другое дело. А Наташа, тем более. Умничка она была, к имени быстро привыкла и бежала не на «кис-кис», а на зов. Росла быстро. Но тут выяснилось, что Наташа вовсе даже и не кошка, а как раз наоборот. И чем дальше, тем «как раз» становилось больше а «наоборот» виднее. И нужно было имя другое, но похожее, чтоб не сбить животную с панталыку. Так получился из Наташи Натан, а потом Натанище – огромный, рыжий, добродушный лентяй. Ради вящего спокойствия хозяев, торжественно кастрированный.

– Теперь бы можно и Наташей, – ухмыльнулся хозяин, поглаживая пушистый хвост.

Куда подевалась живость юного создания?! Удивительно ленивый стал котяра. Играл только на полу и на тахте. Чтобы залезть, как другие коты, в пылюку, под шкаф, или по занавеске на карниз – ни за какие коврижки! Коврижки ему несли прямо на тахту, да ещё и уговаривали съесть. Он снисходил. И вдруг полез к открытой форточке. Вскарабкался на подоконник, прыгнул вверх, сорвался. Прыгнул снова, сорвался. И ещё. И ещё. Примостился на узких рёбрах двойной зимней рамы. Вместо мягкой тахты! По доброй воле!

– Ха, – сказал Олег, посмотрев в окно. – Ха! Там кошка. Дура! Он даже не понимает чего ей надо. Пусть мяукает, пока не надоест.

Но произошло невероятное. Олег и Ляля были на работе, а тёща Варвара Емельяновна вернулась из магазина и ахнула: кот исчез. Только ветер покачивал открытую форточку. Кто сказал, что нет на свете настоящей любви? Да отрежут лгуну... да-а-а...

Хозяин вздохнул: «жаль беглеца, конечно. Привыкли к нему. Да нам что! Вот Натану действительно не повезло. Бедняга. ... Не надо было его. На самом-то деле это он пострадавший. Он, а не мы. Да»

– Чепуха, – перебила Ляля и маму, и мужа. – Самая несчастная в этой истории кошка. Да, да и не спорьте. Я лучше знаю. Самая несчастная из них кошка, уж поверьте мне!

И каждый был прав по-своему. Со своей точки зрения, со своей, так сказать, колокольни. В своём, я бы так определил, ракурсе. Но, услышав дочь, Варвара Емельяновна посмотрела на зятя внимательно. Даже подозрительно. Со значением. Да. Так вот она была не права. Мне Надя говорила, которая с Олегом вместе работает, и в колхоз прошлой весной тоже ездила с ним вместе. И Лена из типографии. И Люда, врач нашей футбольной команды. И Таня, лялина подруга. Бывшая подруга, конечно. И ещё некоторые.

Да и Ляля не та женщина, которая терпела бы... Да. Уж поверьте мне!

Ура! Социализм кончился. Украина стала государством, Киев столицей, Олег пенсионером. Политики сражались за высокие идеалы, а он мрачно смотрел в платёжную ведомость. Это на месяц…

– Ну, за кого голосуешь? – спросила жена Ляля.

– Говно с говном не сравнивают, – вздохнул Олег Лапин, сворачивая ведомость…

1.

Проснулся Трофим поздно, старших Решкиных уже не было. Маша занималась в комнате родителей, а Реро, как обычно, лежал на тахте. Притащил туда старый ботинок Решкина и бдительно его охранял. Увидя Трофима, лёг на ботинок грудью и воинственно скалил зубы.

– Он у вас полный хозяин.

– Костя говорил, что политический строй в нашей семье – догократия.

– А Реро как относился к Косте?

– Как к родному брату.

Трофим хмыкнул.

– Это вы зря. Костя с ним разговаривал. И Реро внимательно слушал.

Пёс, видимо обдумав происходящее, спрыгнул с тахты и упёрся носом гостю в бедро. Как вчера Брюсову.

– Он вас признал, – сказала Маша. – Погладьте его, он любит внимание. Но ботинка не трогайте.

Трофим погладил собаку и сел. Маша, с удовольствием отложив книги, принесла завтрак.

– Чай утренний, – сказала она. – Без папиных фокусов. Знаете рецепт ребе?

– «Евреи, не экономьте заварки?»

– Вот именно.

Им было весело.

– Маша, – сказал Трофим, – что у вас теперь обсуждают? Написан ли «Онегин» прозой?

–Ну, это когда ещё было! Дядя Илья чудил. А про «Адамов» Костя рассказывал?

–Тоже дядя Илья?

–Костя сам написал и подсунул. Ох! Как он там... Кроме снимков, ничего не прислал. «Адамы. А дамы?»

Оба радовались чему-то совершенно непонятному. А может, понятному, но только им.

– Обсуждений теперь нет, и народу в доме убавилось, – сказала Маша. У папы неприятности и не все, что считались друзьями, продолжают к нам ходить. Но вы-то не испугаетесь? Тем более, уже вляпались.

– А что произошло?

– Вечером узнаете, – сказала Маша. – Днём книги читайте.

– Нет, побегу искать работу. Волка ноги кормят.

– Вы не похожи на волка, – сказала Маша неожиданно серьёзно. – Тогда до вечера.

– Ага. До...

У двери обернулся. Маша смотрела вслед. Подняла руку, слегка покивала пальцами. Отложить поиски на завтра? Может быть... Нет, надо заниматься делом остальное потом. Тоже поднял руку и тоже покивал. Улыбнулись друг другу. Оглядел ещё раз афишу, вздохнул, сам не поняв почему. Вспомнил сон и печальные глаза Кости. Привидится же! Улыбнулся, повторил: – «до вечера...» И вышел.

Улица состояла из единственного квартала, зато был он широк, и асфальт на мостовой дивно чист, и гладок. Половину квартала заняли трёхэтажные особняки, построенные в начале столетия и похожие на элегантных мужчин в костюмах «тройка». Крыши на них блестят как шляпы «котелок» и кажется, даже, чуть сдвинуты на бровь. В парадных окна по этажам парами, овальные стёкла похожи на пенсне, а водосточные трубы висят часовыми цепочками. Остальные полквартала заняло дитя ранней гигантомании – дом всего-то шестиэтажный, зато в длину вытянут до перекрёстка. Фасад в карнизах и пилястрах, затейливые балкончики с перилами на фигурных опорах. У трёхэтажных ворот собралась небольшая толпа. Трофим тоже остановился. Все смотрели во двор, там ждали два похоронных автобуса. Гроб уже выносили из парадного провожающие с траурными венками, их было немного и почти все пожилые.

– Без оркестра, – разочарованно сказал кто-то.

– Для тебя, что ли? Забыла, кто он? На кладбище будет оркестр, да ещё какой! – уверенно отрезал мужчина. – Как же! Такого человека и без оркестра!

– А никто он теперь, – вмешался ещё голос – Жил долго. Раньше бы с работы музыкантов прислали. И народу пришло бы – куча. Вовремя помирать надо. А так, все давно забыли.

Если на кладбище будет оркестр, можно поговорить с музыкантами и кого-нибудь отыскать. Он не собирается «лабать жмурику» но связи восстанавливать надо. И ничего не потеряет, съездив на кладбище.