невероятно»), и они пили ликер «Пиммз», хотя доктор Траппер сказала:
— Господи, Шейла, я же его еще кормлю, — но обе смеялись, а Шейла сказала:
— Это ничего. Доверься мне — я акушерка.[101] — И они засмеялись громче.
Они и Реджи звали, но Реджи решила, что кому-то надо быть трезвым — мало ли, вдруг они напьются, а тут детка, но доктор Траппер, конечно, не такая, она тянула один стакан, пока день не дотянул до сумерек, а потом домой приехал мистер Траппер и спросил: «Как, Реджи, ты еще здесь?»
Женщины смутились, увидев, как мистер Траппер шагает по газону с банкой пива в руке, будто прилетел с другой планеты и крушение потерпел, но потом он сказал:
— Можно к вам? — И доктор Траппер сказала:
— Ты опоздал к началу, мы тут уже пьяные в стельку. — Что была неправда, и мистер Траппер сказал:
— Я и вижу — явни пияницы.
И все трое засмеялись, а Реджи вышла, забрала детку с газона и уложила его в постель с бутылочкой — у доктора Траппер в морозилке хранился запас сцеженного. Реджи однажды видела, как мистер Траппер вынул бутылку «Столичной» из морозилки и нахмурился, увидев бутылочки замороженного грудного молока.
— Разница между мужчиной и женщиной, — засмеялся он, заметив, что Реджи наблюдает. — По содержимому холодильников их узнаете их.[102]
— Реджи, правильно? — сказала Шейла. Ткнула себя в грудь. — Я Шейла, подруга Джо. Шейла Хейз.
— Да, знаю, я помню. Здравствуйте.
— Привет. Ты Джо ищешь? По-моему, ее сегодня нет. Во всяком случае, я ее не видела.
— Она уехала к больной тете в Йоркшир.
— Правда? Ни слова не сказала. Это многое объясняет. Мы вчера вечером собирались в «Дженнерс», к Рождеству готовиться, а она не появилась, и это совсем не похоже на Джо.
— А когда вы ей позвонили, никто не подошел? — рискнула Реджи.
— Да, и это странно. Телефон — ее…
— Связь с миром? — подсказала Реджи.
— Но с другой стороны, — сказала Шейла, — болезнь родных — это многое объясняет. Тетя?
— Да.
— Она и не говорила, что у нее есть тетя. Реджи, ты как? Нормально?
— Ну знамо дело. Спасибо.
Путешествие пилигрима[103]
Он грезил. Он шел по пустынной сельской дороге вслед за женщиной. Той женщиной, что гуляла в Долинах. Она все гуляет. «Эй!» — закричал он, и она обернулась. У нее не было лица — вместо него пустой овал, как тарелка. Джексон со страху чуть не помер. И проснулся.
— Может, чайку? — спросила медсестра.
Медсестра (с лицом) ставила перед ним на поднос чашку с блюдцем. И он все вспомнил. Катастрофу не помнил, как на поезде ехал — не помнил, а последнее, что помнил, — как отыскал затерянное шоссе, как стоял у съезда на А1, искал просвет в потоке машин.
Но он знал, кто он, — имя, историю, все знал.
— Меня зовут Джексон Броуди, — сказал он медсестре. — Я вспомнил.
— Джексон Броуди? Вы уверены?
— Абсолютно.
— Где я? — спросил Джексон.
— В Королевском лазарете Эдинбурга, — сказала медсестра.
— Эдинбурга? Эдинбурга в Шотландии?
Ну ты подумай — прямо турист американский.
— Да, Эдинбурга в Шотландии, — подтвердила она. Какого лешего он забыл в Эдинбурге? Эдинбург — сцена величайших его поражений в жизни и в любви. Почему он в Эдинбурге?
— Я в Лондон ехал, — сказал он.
— Значит, поехали не туда, — засмеялась она. — Не повезло.
Пусть он не знает, откуда приехал, но знает, куда направлялся. Направлялся он домой.
Эдинбург. Луиза в Эдинбурге. Внезапно накатила паника. Его никто не искал. Может, это значит, что он не один был в поезде, может, Тесса села в Норталлертоне, а он не помнит? А теперь она где-то в больнице? Или того хуже?
Джексон подскочил в постели и схватил медсестру за локоть.
— Моя жена, — сказал он. — Где моя жена?
«Пожилая тетя»
Луиза не разделила с Нилом Траппером утренний виски, хотя целебный вкус «Лафройга» ценила как никто. Если надо (а иногда надо), она могла перепить большинство мужиков, но у нее имелись правила. Она больше не пила, если предстояло сесть за руль, и никогда не пила при исполнении — позор, если на работе учуют. В девять утра пьют одни алкоголики. (Ее мать. Изо дня в день.) Она купила двойной эспрессо в уличном киоске и вернулась в отдел, где в своем одиночном заключении в сотый раз прочла все сообщения о появлениях Дэвида Нидлера.
Из дела ушла жизнь — Луиза чувствовала, как оно остывает с каждым днем, ускользает. Когда-то — новость дня, а теперь как будто никогда и не было, и уже казалось, что оно станет неизбывным лимбом для всех причастных — такие дела удручают полицейских десятилетиями. Луиза взяла эту до крайности негативную мысль, сунула под воду и держала, пока та не обмякла; затем Луиза подняла крышку проржавевшего сундука на дне морском и бросила мысль туда.
Дэвида Нидлера вообще никто не встречал, пока дело не отволокли в «Полицейский надзор».[104] После этого в отдел принялись без конца звонить люди, якобы видевшие Нидлера повсюду, от Бангора до Богнора, но ни одно сообщение не подтвердилось. Нидлер исчез с радаров. Не пользовался кредиткой, никому не предъявлял паспорт. Машину его нашли у обочины возле Флэмборо-хед, но Луиза считала, что тут постарался человек, который полагает себя умнее полиции. Удивительно, что на боку машины он не написал крупными черными буквами: «Подсказка». Луизе не верилось, что Нидлер покончил с собой, — он не из таких, ему самомнение не позволит.
— Гитлер покончил с собой, — заметила Карен Уорнер. — Вот уж у кого было самомнение. — Она стояла перед Луизиным столом и жевала сэндвич с креветками из «Марка и Спенсера» — от одного вида этого сэндвича Луизу затошнило.
