Уезжала, значит, в кромешной темноте. Реджи представила, как доктор Траппер пробирается сквозь ночь, сквозь дождь, детка спит сзади в детском сиденье, а может, не спит, шумит, отвлекает доктора Траппер, та нащупывает в детской сумке овсяное печенье, чтоб детка не плакал, а в плеере «Лучшие песни» из «Твинисов»[84] (детка их очень любит), и все это вместе чревато автокатастрофой. Как странно: доктор Траппер едет в Йоркшир, а тем временем поезд мчится из Йоркшира, сходит с рельсов, врывается в жизнь Реджи.
У Реджи была тетка в Австралии — мамулина сестра Линда. «Мы с ней никогда не дружили, с Линдой», — говорила мамуля. Когда мамуля умерла, Реджи пришлось вытерпеть неловкий телефонный разговор с этой сестрой. «Мы с ней никогда не дружили, с мамулей твоей, — эхом повторила Линда. — Но мне очень жаль, что ты ее потеряла», как будто сама она не потеряла мамулю, как будто эту потерю тащить на горбу одной Реджи. Она поначалу думала, может, Линда пригласит ее в Австралию — жить или хотя бы на каникулы («Ах ты, бедняжка, приезжай, я о тебе позабочусь»), но подобная мысль явно не посещала Линду («Ну ладно, береги себя, Реджина»).
День впереди внезапно зазиял пустотой. «Тебе не помешает малко отдохнуть», — сказал мистер Траппер, но Реджи это мешало, она
Всю ночь — жалкий остаток ночи — она беспокойно ворочалась в незнакомой дальней спальне мисс Макдональд, вспоминала все, что случилось в последние часы, и чуть от счастья не лопалась, представляя, как расскажет доктору Траппер. Ну, пожалуй, счастье не то слово, на железной дороге случилось страшное, но Реджи не просто так рядом стояла — она была свидетелем и участником. Погибли знакомые люди. И незнакомые тоже погибли. Драма — вот какое слово. И об этой драме нужно кому-нибудь рассказать. А точнее, нужно рассказать доктору Траппер, потому что мамуля умерла и теперь только доктору Траппер и интересно знать про жизнь Реджи.
Доктор Траппер отвела бы ее в кухню, включила кофемашину, усадила Реджи за прекрасный большой деревянный стол, и тогда, лишь тогда («У нас в доме правила строгие, Реджи») — в кружках кофе, на столе шоколадное печенье, — сияя от предвкушения, сказала бы: «Ну, Реджи, вот теперь рассказывай», и Реджи глубоко вздохнула бы и сказала: «Вчера поезд с рельсов сошел, слышали? Я там была».
А теперь из-за какой-то
Реджи спустилась в кухню мисс Макдональд, поставила чайник и насыпала растворимый кофе в кружку «Я верю в ангелов». Пока чайник грелся, Реджи запихала изгвазданную ночную одежду в стиральную машину, в хлебнице нашла нарезанные полбатона, сварганила себе вавилонскую башню из белых тостов и джема, включила телевизор и как раз успела к семичасовым новостям на «Джи-МТВ».
— Пятнадцать погибших, четверо в критическом состоянии, многие серьезно пострадали, — очень глубокомысленно сообщила диктор. Потом переключила на корреспондента, который был «на месте происшествия».
Корреспондент в плаще сжимал микрофон и очень старался не показать, что околевает на холоде, словно не летел в ночи оголодавшим упырем, не мчался в Шотландию, представляя себе катастрофу и пьянея от адреналина.
— Занимается заря, и, как видите, картина представляет собой тотальное разрушение, — торжественно пропел он.
Внизу на экране значилось: «Железнодорожная катастрофа в Масселбурге». На заднем плане в свете дуговых ламп суетились люди в флуоресцентных желтых куртках.
— Прибывают первые подъемные краны, — продолжал корреспондент, — и начинается расследование обстоятельств происшествия.
Ревели моторы, грохотало железо — то же самое Реджи слышала прямо из гостиной мисс Макдональд. Если встать на цыпочки у окна в спальне, небось и корреспондента разглядишь.
Когда мамуля умерла, к ним в квартиру заявилась журналистка. Совсем не такая элегантная и бойкая, как корреспонденты по телевизору. Привела с собой фотографа.
— Дейв, — сказала она, кивнув на человека, что прятался на лестничной клетке, будто ждал команды выйти на сцену.
Этот Дейв робко помахал Реджи, — видимо, он, ветеран, закаленный сотнями всевозможных местных трагедий, понимал, отчего девочка, только что потерявшая мать, не желает в восемь утра таращить в объектив заплаканные, красные глаза.
— Отъебитесь, — велела Реджи и захлопнула дверь у журналистки перед носом.
Мамуля ахнула бы, услышав от нее такое слово. Реджи и сама готова была ахнуть.
Заметку все равно опубликовали. «Местная жительница трагически погибла в бассейне. Дочь так расстроена, что отказывается комментировать».
Банджо на диване смахивал на сдутую подушку. Он скулил во сне и перебирал лапами, точно гонялся за кроликами по стране сновидений. Ночью он не пожелал просыпаться, интереса ни к чему не выказывал, так что Реджи уложила его на диван, накрыла одеялом и — поскольку не оставишь ведь его одного — сама легла спать в негостеприимной гостевой комнате мисс Макдональд на ворсистых нейлоновых простынях под тонким и волглым стеганым одеялом.
Дома Реджи спала в мамулиной двуспальной пуховой постели, с кучей подушек и расшитым розовым бельем — мамуля его любила больше всего, а дух потного и волосатого байкерского тела Реджи изгнала. До Испании Реджи спала на кровати за стенкой, засунув голову под три подушки и стараясь не слышать (едва) приглушенные скрипы и смех в мамулиной комнате. Стыд-то какой. Матерям не полагается так поступать с юными дочерьми.
Когда в темноте лежишь в мамулиной кровати, приятно, что за окном фонарь — как большой оранжевый ночник. Реджи присвоила только кровать, потому что ее-то спальня — чулан без окон. В остальном комната осталась мамулиной — ее одежда в гардеробе, косметика на столике, тапочки под кроватью терпеливо ждут, когда придут мамулины ноги. На тумбочке — «Чудо» Даниэлы Стил,[85] уголок страницы 251 загнут, мамуля успела дочитать дотуда перед Испанией. Реджи духу не хватало убрать книжку с места последнего упокоения. Книжек в отпуск мамуля не взяла. «Вряд ли выдастся минутка почитать», — хихикнула она.
Мэри, Триш и Джин бросили уговаривать Реджи отдать мамулины вещи в благотворительные лавки — они предлагали все упаковать и «избавиться от них наконец», — но Реджи в эти лавки ходила сама и живо представляла, как станет перебирать старые книжки и фарфор и вдруг наткнется на мамулину юбку или пару туфель. Или того хуже — какой-нибудь чужак станет щупать мамулины вещи.
Банджо вдруг чудн
Корреспондент на месте происшествия продолжал:
— Поступают противоречивые сообщения о том, что именно произошло здесь ночью, и пока полиция не подтвердила и не опровергла предположение, что в момент катастрофы в нескольких сотнях ярдов отсюда на путях оказался автомобиль.
На экране мелькнул мост над железной дорогой. Очевидно, что автомобиль съехал с дороги, снес
