зигзагообразным. Самец «зигзагом», резко виляя из стороны в сторону, плавает перед самкой. Обычно она отвечает на ухаживания, склоняя тело вниз, в его сторону — он танцует несколько ниже ее головы. Тогда самец спешит к гнезду (она плывет за ним) и показывает в него вход тоже особым движением: ложится плашмя набок головой ко входу.
Самец пляшет даже перед некоторыми рыбками другого вида, например перед молодыми линями, которых сгоряча принимает за самок. Если линь почему-либо последует за ним, то это автоматически вызывает у обманувшейся колюшки «цепную реакцию» дальнейших, но в данном случае уже бессмысленных рефлексов. Самец подплывает к гнезду и, распростершись перед ним, приглашает случайного прохожего войти в дом и отложить икру. (Инстинкт слеп!)
Он исполнял зигзагообразный танец и перед грубой моделью самки, которую экспериментаторы опускали на тонкой проволоке в аквариум (лишь бы брюшко у модели было припухлое).
Живая обремененная икрой самка тоже реагирует на грубую модель самца (лишь бы брюшко у модели было красное) и следует за ней, если модель повертеть перед самкой, имитируя движения зигзагообразного танца. А если подвести модель (а за ней и самку, которая не отстает от подделки) ко дну аквариума, а затем, подражая самцу, положить раскрашенную фанерку плашмя, самка будет тыкаясь носом в песок, искать тут же вход в гнездо, даже если и гнезда-то нет. Она больше верит сигналу мнимого самца, чем своим глазам. Конечно, слово «верит» употреблено условно, самка не размышляет над тем, чему больше доверять. Она просто бездумно, подчиняясь врожденным чувствам, реагирует на сигналы, которые в течение многих миллионов лет отбора выработались в их племени в виде определенной формы поведения партнера, с которым судьба обязала ее нести заботы о продолжении рода (впрочем, у самок колюшек эти заботы не очень обременительны). Ну и, конечно, иногда путает возлюбленного с пешкой. Ведь и людям свойственно ошибаться.
Есть у колюшки еще один своеобразный танец-приказ. Исполняется он на месте, как модный сейчас на Западе твист, на который он и в самом деле несколько похож. Называют его дрожащим танцем.
Когда самка с помощью самца (он ее подталкивает) протиснется в гнездо, самец немедленно исполняет свой «твист». Тычась головой в ее хвост, он начинает дрожать мелкой дрожью и толкает ее. Дрожит долго, пока она откладывает икру.
«Твист» колюшки — приказ нереститься. Он как бы передает самке следующее извещение: «Я и гнездо готовы принять икринки!»
В том, что это так, легко убедиться на простом опыте: удалите самца, как только самка заберется в гнездо. Она долго будет ждать сигнала, что можно начинать нерест, и не отложит ни одной икринки, пока не получит его.
Устройте ей «твист» прозрачной стеклянной палочкой, подражая дрожащему танцу самца, и самка сейчас же начнет нерест. (Так же ведут себя и самки американского лосося. Индейцы уверяют, что холостую лососиху можно заставить нереститься, если опустить в реку весло и быстро-быстро потрясти его.)
Итак, мы установили, что в «хореографическом» лексиконе колюшки есть по крайней мере пять сигнальных танцев и движений:
1. Боевой танец вниз головой, который означает: «Уйди, это мой участок!»
2. Зигзагообразный танец — «Приди и будь матерью моих детей!»
3. Наклон туловища вниз: «Я согласна».
4. Распростертая поза у входа в гнездо: «Вот дверь моего дома».
5. Твист — «Отложи скорее икру, я о ней позабочусь».
Конечно, колюшки не вкладывают в свои танцы никакого смыслового значения. Танцы служат для них лишь специфическими раздражителями в цепи безусловных рефлексов, побуждающих рыбок вести себя тем или иным образом.
Возможно, дальнейшие наблюдения за колюшками покажут, что в сигнализации, которой обмениваются самцы и самки этих рыбок, есть и другие знаки.
Своеобразные выразительные средства — особые движения и позы животных, угрожающие, боевые, привлекающие или передающие определенного сорта информацию, которые называют обычно танцами, по-видимому, довольно часто используются в природе, но не у всех еще изучены. Народные легенды и охотники рассказывают, например, о каких-то таинственных танцах диких слонов, на которые толстокожие собираются в глубине джунглей и о которых зоологи, по сути дела, ничего не знают.
Наблюдали иногда и танцы крыс. Но наиболее популярны «танцевальные зори» в пернатом царстве. Танцы, или токовые, любовные игрища, птиц всем хорошо известны. Обычно танцуют самцы. Токуют они в одиночестве или собираясь ежегодно в пору размножения в определенных местах: на лесных прогалинах и полянах, на болотах и в степях у избранных кустов, на деревьях. Токуют и в воздухе, например бекасы, вальдшнепы, лесные коньки и белые куропатки.
Вспомните о тетеревах, турухтанах, стрепетах, о голубях наконец.
Токующие птицы своеобразными, часто весьма необычными движениями стараются показать наиболее яркие части своего оперения и обычно сопровождают пляску особыми криками, бормотаньем или щелканьем. Иногда самцы дерутся и гоняются друг за другом, но это скорее ритуальные дуэли, чем серьезная борьба. Самки, для привлечения которых эти игрища предназначены, присутствуют обычно в виде незаметных, часто безучастных, но весьма желанных здесь зрителей. Иногда они выражают свое отношение к ухажерам особыми, внешне незначительными движениями, например склевыванием с земли действительных или воображаемых зерен и ягод. И эти поощрительные поклевывания, словно овации публики, подогревают азарт танцоров.
Иногда самки принимают более активное участие в токовании. Подруга североамериканского красноплечего трупиала, сидя, например, на ветке рядом с ним, повторяет все движения токующего самца.
А некоторые супруги танцуют в парах.
Весной, перед тем как отложить яйца, наши чомги целые дни проводят в брачных играх. Плывут навстречу друг другу, распушив воротники, длинные перья на щеках. Останавливаются нос к носу и замирают, резко поводя лишь головами. Иногда вытягиваются друг перед другом, держа в клювах пучки болотных трав.
Родичи чомг — гагары тоже играют весной. Выпрыгивают из воды, что называется, «солдатиком», прижав клюв к груди. Плавают на спинах: брюхо на воздухе, голова под водой.
Танцы альбатросов венчают целую серию предварительных церемоний: птицы с криками носят к гнезду разный строительный материал. Это игра, не настоящее строительство. «Аплодируют» сами себе, постукивая клювами, а потом вытягиваются на лапах и, расправив гигантские крылья, задрав в небо головы, переминаются с ноги на ногу в медленном плясе около гнезда.
Воробьи тоже пляшут вокруг самок, распустив веерами хвосты и крылья. И трясогузки, и синицы, и пуночки. Эти гостящие у нас поздней осенью жители тундры токуют уж очень странно: спиной к даме! На спине у пуночек самое красивое оперение. Вот самцы и норовят выставить его напоказ, поворачиваясь к самке тылом. При этом распускают крылья и тянутся кверху.
Самка идет на сближение, так сказать, с кавалером, а он скачет от нее и вокруг нее, но спиной к ней. Экая нелюбезность!
Танцуют даже филины! Весной в сумерках и всю ночь до рассвета самец-филин ходит мелкими шажками вокруг самки. Все птицы, токуя, взъерошивают обычно перья, а филин, наоборот: прижимает их плотно к телу. Оттого фигура его выглядит необычно тонкой и высоконогой. Прохаживаясь, он кричит, раздувая горло, ухает страхолюдно на манер лешего.
Токующий золотой фазан, тоже важно вышагивая вокруг самки, посматривает на нее поверх пышного воротника, словно кокетка из-за веера, да еще подмигивает для большего эффекта своим янтарным глазом.
Гималайский монал токует сначала боком к самке, потом — к ней передом, вдруг быстро вертится на месте, рассыпая вокруг многокрасочные вспышки своего «металлического» оперения.
Фазан аргус ухаживает за подругой очень живописно: сначала церемониальным маршем
