Многие люди, побывавшие «на краю», описывают нечто похожее. Они рассказывают, что оказались где-то и должны были просто куда-то следовать. Дон Хуан называл это первое состояние затишьем перед бурей. Потом начинается настоящий ужас. Я, конечно, не добрался до этой второй стадии умирания, но теперь понимаю, что там некая сила просто-напросто выжала бы из меня все мои жизненные силы.
По-моему, с людьми это происходит довольно-таки часто. Как только исчезает страх смерти, они безропотно следуют этому зову смерти, хотя у них еще достаточно жизненных сил, чтобы противостоять ей. И потом мы слышим различные, хотя и редкие рассказы о том, как по какой-то причине они решили вернуться. Я, как человек, который слышал этот зов, могу смело утверждать, что очень немногие могут противостоять этому зову. И не потому, что у них не хватает на это жизненных сил, нет, силы есть, просто мы боимся смерти из-за страха умирания. Мы боимся не самой смерти, а ее последствий, мы боимся боли, темноты или еще чего-то, но не самой смерти. И как только страх умирания исчезает, вместе с ним исчезает и страх смерти, потому что для нас это одно и то же, и это неправильно.
Как говорил дон Хуан, «тот, кто ищет смерти, тот не ищет ничего». И еще он говорил, что смерть должна бороться с воином, что воин не отдается так просто своей смерти. Б жизни воина чаще, чем в жизни обычного человека, будут происходить события, при которых он будет слышать зов смерти, и воин берет на себя заботу по защите собственной жизни. Если смерть открывает просвет, воин должен бороться за то, чтобы закрыть его, заполнить собственной волей. Бонн должен быть всегда настроен на выживание, потому что жизнь сама по себе самодостаточна, и ему не нужно на этом пути встречать кого-то, кто смог бы его отговорить от роковых шагов.
Следующая история произошла гораздо позже, в то время я служил в армии. Мы строили бомбоубежище, и там была комната для установки воздушных фильтров. Эта комната была сделана из литого бетона и имела только один выход - круглый люк. Там внутри на стенах и потолке осталась старая опалубка. Мне с товарищем дали задание снять эту опалубку. Но, так как выход был очень маленьким, а опалубка довольно-таки большой, и еще из-за столбов, которые поддерживали опалубку потолка, там не было места, где развернуться, я предложил эту опалубку сжечь, а потом, что останется выкинуть наружу. Прораб согласился с этим предложением.
Мы с напарником взяли пару ведер солярки, облили стены и потолок, я залез внутрь и факелом поджег солярку, и пока она разгоралась, я выбрался наружу. Сначала она горела неплохо, но потом солярка и кислород выгорели, пламя почти погасло, а опалубка осталась практически целой. Тогда я решил добавить еще солярки. Я залез внутрь, мой напарник подал мне ведро солярки, и я со всего размаху выплеснул его на стену. Стены уже успели нагреться, солярка быстро испарилась и вспыхнула. Сначала пламя поднялось вверх, я присел, и оно меня не достало. Но потом пламя устремилось к люку, отрезая от меня единственный выход. Пламя набирало силу, и оставаться там больше было нельзя. Б это время у меня было как бы два наложенных друг на друга изображения - я видел люк, через который наружу вырывалось пламя, и в то же самое время на месте этого люка находился глаз. Другого выхода у меня не было, и я ринулся то ли в этот люк, то ли в этот огненный глаз. Нырнув в люк или глаз, я опять увидел поток смерти, а в следующее мгновение я стоял рядом со своим напарником и смотрел, как из люка наружу вырывается пламя.
Меня трясло как осиновый лист. Как только я пришел в себя, я осторожно попробовал узнать у напарника, видел ли он, как я вылезал из люка, но он сказал, что ничего не помнит, потому что испугался. Тогда я поинтересовался, чего же он так испугался, ведь он был снаружи, но он ничего не ответил. Бзглянув ему в глаза, я понял, что ничего от него не добьюсь. Он находился в каком-то ступоре и дрожал точно так же, как и я. Сразу после этого мы, не сговариваясь, поняли, что нам лучше покинуть это место. Б спешке мы ушли и тот день уже больше туда так не возвратились.
В следующий раз этот поток я увидел сразу после того, как впервые прочитал книгу Кастанеды. Тогда я общался с разными людьми, которые интересовались мистикой. Однажды я встретил молодую пару. Они спросили, как у меня дела, и я им рассказал, что нашел потрясающее учение, и что оно непохоже на другие. Когда они поинтересовались, что это за учение, я ответил, что есть такой писатель Карлос Кастанеда, и он в своих книгах описывает, как учился у людей знания.
Словосочетание «человек знания» на них произвело впечатление, и я увидел, что заинтересовал их. Когда они попросили меня рассказать, о чем это учение, я толком ничего сказать не смог. Я начал рассказывать, что жили такие люди, которые научились видеть энергию и на этом основании выстроили свое учение. Но это им было неинтересно, и они спросили, что же в этом учении необычного. Тогда я стал рассказывать им то, что на том этапе поразило меня больше всего.
Во всех мистических учениях присутствует идея добра и зла, и все эти учения построены вокруг этих понятий с разными векторами. Так вот, когда я заявил, что, допустим, в этом учении нет таких понятий, как добро и зло, я заметил, что у них во взгляде появились замешательство и страх. И я решил их окончательно поразить, неся всякую чушь, что нельзя строить идеальный мир и всякое такое. Б это время я получил предупреждение, что мне не стоит с ними общаться. Но меня уже понесло, и я продолжал до тех пор, пока не получил предупреждение, что мне нужно просто бежать оттуда. Тогда я попробовал закончить разговор. Но, похоже, их этот разговор зацепил за живое, они не желали меня отпускать. Все-таки мне удалось от них отделаться. Я рассказал, где эти книги можно найти и распрощался.
Когда я уходил, то думал, как хорошо я поработал с их картиной мира. Но потом я спиной почувствовал их ненавидящие взгляды. Завернув за угол и скрывшись от их взгляда, я опять сверху увидел этот поток и одновременно почувствовал сильный удар в ногу. На земле валялась разбитая бутылка, и я каким-то образом ударил по ней так, что пробил и ботинок и ногу.
Эти двое, наверное, решили что такому, как я, нет места на этой земле, что с такими они никогда не построят свой идеальный мир. Бероятно, они направили все свое намерение на то, чтобы устранить меня из этого мира. Так как я раскрылся, у этих двоих хватило силы на то, чтобы нанести мне вред. После этого случая у меня пропало всякое желание проповедовать. Однако когда я встречаю человека, который мне нравится, я ему просто советую прочитать книги Кастанеды.
- Это, наверное, правильно, - сказала я, - как-то я тоже пыталась рассказать, о чем написал Кастанеда, и у меня нечего толкового не вышло.
Да, всегда лучше черпать информацию из первоисточника, чем слышать об этом рассказы других, - сказал Странник и продолжил, - дальше я стал осторожнее и потока, уносящего жизнь, больше не видел, хотя еще были видения глаза силы, наделяющей осознанием. Одно время, еще до того, как ко мне попали книги Кастанеды, я увлекся медитацией. У меня тогда были знакомые, которые рассказывали различные удивительные вещи. Они рассказывали, что во время медитаций путешествовали по различным местам. И, естественно, мне тоже захотелось.
Я стал осваивать практику медитации, и как только освоил, во время своих первых медитаций я снова увидел этот глаз. Когда я его увидел, то ко мне пришло воспоминание, что кто-то когда-то говорил, что видение этого глаза - хорошая стартовая позиция для каких-то путешествий. Но тогда мне так и не удалось вспомнить, кто мне это говорил, и для каких путешествий предназначен этот глаз. Еще меня удивило, что был только один глаз, ведь в нашем мире у всех их по два. И как только я это осознал, то, закрывая глаза для медитаций, видел уже два глаза. Да и вообще в то время я не был склонен воспринимать видение этого глаза всерьез. Люди, с которыми я общался, рассказывали, что во время медитаций гуляли по красивым местам, и я хотел того же, а все остальное отметал как ненужное.
- И к чему привели твои занятия медитацией? - поинтересовалась я.
- Кое-что я могу занести себе в актив - к примеру, я откуда-то услышал, что существует какой-то центр, в котором заключены все знания. Я долго не размышлял и решил отправиться туда. В то время у меня уже была неплохая практика медитации, и я знал, что если престану разговаривать, а потом задам вопрос, то обязательно получу ответ. Б тот раз я решил отправиться в этот центр, даже не представляя, что это такое. Мне удалось попасть в какое-то образование, которое очень трудно описать. Оно выглядело вполне материальным, но не было похоже на что-либо знакомое.
Так вот, когда я находился там, я знал, что мне удалось попасть туда, куда я хотел. Но там я не видел никаких сцен, не читал никаких текстов, если сказать по правде, то я вообще не представлял, что это за знание может быть. Но все-таки я что-то знал, что-то такое, что не мог выразить словами. И тогда я самостоятельно, еще до прочтенья книг Кастанеды, понял, что знание заключено не в словах, что это знание безмолвное.
Хотя нет, один раз все-таки я видел нечто похожее.