Разве не заклятие? На днях погиб один аппарат, сегодня искалечен другой. Ах, если бы скорее собрать ему денег на новый!»

Когда Попов, уцелевший каким-то чудом, выбрался из-под обломков своего аппарата, к нему подбежали солдаты и быстро утащили на салазках остатки разбитого вдребезги «Райта» к сараю, очистив от них площадку поля у трибун. Позже выяснилось, что в аэроплане Попова еще во время полета сорвалась проволочная оттяжка, посредством которой придавалась крыльям кривизна. Это-то и послужило причиной гибели аппарата.

«Так печально закончил свои состязания наш русский летун Н. Е. Попов», – сокрушался на другой день «Петербургский листок».

А вскоре после катастрофы «Райта» почти на том же месте упал со своим аппаратом Винцирс. К счастью, он тоже не получил тяжких увечий, а ремонт его аэроплана был делом нескольких часов.

Третьим пострадал Моран, который упал при посадке.

Потом вперемежку летали Эдмонд и Христианс, причем Эдмонд возил двух пассажиров – княжну Долгорукую и... баронессу де Ларош, которая уже отчаялась летать сама. (Кстати, впоследствии Софья Долгорукая станет одной из первых русских военных летчиц и примет участие в первой мировой войне.)

«Но после пережитого это уже никого не интересовало, – вздыхал репортер «Биржевых ведомостей». – Измученные нервы притупились воспринимать ремесленные полеты».

Не избежали, однако, аварий и другие, а именно – Христианс и де Ларош при попытке взлететь.

«Разбиты пять аэропланов, – писал «Петербургский листок». – Три человека получили легкие повреждения. К счастью, все авиаторы остались невредимыми.

Теперь Н. Е. Попов окончательно выбыл из строя, так как вчера сломал свой второй аэроплан, а баронесса де Ларош... отцвела, не успев расцвесть: она также сломала свой аэроплан».

Любопытно, что в тот же день, 1 мая, проходили полеты в германском городе Иоганнистале, и там также случилось несколько катастроф, причем двое участников полетов получили серьезные ранения.

Последний день петербургской недели уже большого интереса не представлял.

«Пока еще живы были „райты” Н. Е. Попова, – резонно замечал «Петербургский листок», – были настоящие состязания авиаторов. Попов был серьезный соперник, и призы давались не так-то легко. Христианс много трудился, чтобы отбить у Попова призы. Он пускал в ход все свое искусство, все свое уменье.

Но лишь только Попов вышел из строя, остальные авиаторы также почили на лаврах.

Да и зачем, спрашивается, им летать, зачем им трудиться и рисковать жизнью, когда главного соперника уже нет, а распределение призов теперь можно считать вполне выяснившимся.

Попова нет, у Винцирса аэроплан испорчен, баронесса де Ларош только по имени авиатор.

Остались три авиатора: Христианс, Эдмонд и Моран.

Но... они люди «свои» и вредить друг другу не станут.

И в результате получилось печальное явление:

– Захочу – полечу, захочу – буду сидеть в ангаре.

Никаких контрактов об обязательных полетах у организаторов не было».

Подошло время размышлений и выводов, время подведения итогов.

На проведение недели устроители затратили 106 тысяч рублей. Затраты полностью компенсировались: сборы с публики, приобретавшей билеты на ипподром, составили 120 тысяч рублей.

«Сумма более чем приличная, – замечал по этому поводу «Петербургский листок». – Ее бы хватило на покупку нескольких аэропланов и содержание нескольких авиаторов, которые обучали бы новых авиаторов, дали бы России нескольких Поповых.

Но... до этого еще наша публика не дошла. И то, что платит за зрелища, она не даст на научные цели.

И очень жаль.

Ведь на эти деньги можно бы наблюдать полеты чаще, наряду с ними создав у нас наконец „уголок мирового прогресса”.

Тогда не пришлось бы нам гордиться Моранами и. Эдмондами, дав иностранцам восхищаться Поповыми и Ефимовыми.

А сколько народилось бы Ефимовых – вряд ли можно учесть».

Общая сумма призов для победителей Первой петербургской международной недели авиации была установлена такая: 30650 рублей. Распределилась она следующим образом:

Христианс – 10 815 рублей,

Попов – 10 800 рублей,