– Да неужто полюбили? – опять рассмеялась она.

– А ты и не видишь! – зашептал Александр Иванович. – Ведь ты совсем очаровала меня, сердце моё полонила!..

Молодая женщина рванулась было от него, но потом взглянула долгим пристальным взглядом, смущённо улыбнулась и сама, прижавшись к нему всем телом, шепнула:

– Ведь и я полюбила тебя, да и как ещё полюбила!..

И она приблизила к Сенявину своё пылавшее лицо и они слились в долгом, беззвучном поцелуе.

– Слушай, Александр Иванович, – сказала она потом, – правда, здесь больно людно. Хочешь, найдём такое местечко, где нас никто не отыщет? Хочешь?

– Конечно, хочу!

– Ну так ладно. Приезжай сюда денька два к вечерку, и поедем мы с тобой на мельницу, недалеко отсюда, близ Алексеевского. Приедешь, что ли?

– Понятно, приеду!

– Ну и хорошо. А теперь прощай, да смотри не забывай уж меня очень-то скоро!..

Через два дня после этого лихая тройка промчалась из Троекурова к Алексеевскому, и в этой тройке сидели Сенявин и Ольга.

Антропыч об этом узнал только на другой день.

Разведав, что Сенявин не ночевал дома, он отправился в Троекурово, но в кабаке, вместо красавицы хозяйки, за прилавком торчала заспанная, неуклюжая фигура работника Вавилы.

Антропыч залпом выпил стаканчик живительной влаги, крякнул, сплюнул, утёрся рукавом и вступил с Вавилой в разговор:

– А где же хозяйка-то?

– Нетути.

– А куда ж она подевалась?

– На богомолье в Косино уехала.

– Тэк. Хорошее дело! – заметил Антропыч, а сам подумал:

«Знаю я это богомолье-то! Небось с господином офицером где ни на есть в потайном месте милуются. Ну да это нам на руку. Теперь мы их сиятельство живо обработаем…»

И действительно, благодаря внезапной отлучке Сенявина старому разбойнику удалось залучить Барятинского в домишко дяди Митяя.

Тревожную ночь пережил старый князь Барятинский. Когда слуга Василия Матвеевича сообщил ему, что молодой князь было вернулся, а потом уехал куда-то с каким-то стариком, – смутное подозрение шевельнулось в душе Ивана Фёдоровича.

Ему почему-то показалось, что этот таинственный отъезд что-то скрывает за собою, а когда, часу в первом уж ночи, он узнал, что племянник ещё не возвращался, – его подозрения приняли новую, очень тревожную окраску.

«Тут что-то неладно, – подумал старый князь, – некуда ему ехать-то было. К Вельяминову нешто – так он нонче был… Может, Сенявин нашёлся? – вспомнил он затем, так как знал об исчезновении Александра Ивановича. – Так ночью-то чего же ехать. Чай, завтра день будет. Да коли поехал к нему – пора и назад вернуться. И в прежнее время Васенька засиживаться не любил, а теперь и подавно… Нет, тут что-то не так».

Эти мысли не давали покоя старику. Тщетно он старался заснуть, напрасно насильно закрывал веки, – сон, как нарочно, бежал от него, а неугомонные тревожные мысли вихрем, сменяя одна другую, проносились в его голове. Особенно пугало его то, что племянник не сказал, куда он отправляется. Обыкновенно всегда, когда Василий Матвеевич уезжал куда- нибудь вечером, – он сообщал старику, куда едет и когда вернётся. И такая таинственная, внезапная поездка случилась положительно в первый раз.

Пугало Ивана Фёдоровича и то, что Долгорукий, страшно злобивый и мстительный человек, до сих пор ничем не проявил своей мстительности. А тому, что он мог забыть свою злобу, примириться с тем поражением, какое понёс в деле ухаживания за княжной Рудницкой, – князь Иван Фёдорович и верить не хотел. Слишком он хорошо знал Алексея Михайловича и теперь боялся, чтоб исчезновение племянника не было следствием его злобных замыслов.

«Он на всякую пакость способен. И из-за угла подстрелить может, – думал старик. – Ну, да если такое дело грехом случится, коль изведёт он моего Васеньку, – ему несдобровать. Правды на него не сыщешь, потому в силе они, проклятые, – ну, так я с ним своим судом расправлюсь, своими руками задушу его. Пусть потом хоть казнят, пусть хоть в Пелым аль Берёзов ссылают. Мне терять нечего, я уж стар, и всё равно вскорости с жизнью прощаться надо».

Иван Фёдорович заснул только под утро. Но сон его был очень тяжёл. Мрачные думы, не дававшие ему покоя, теперь во сне принимали реальные образы, и он несколько раз просыпался, испуганный сновидениями, в которых его племянник представлялся ему уже убитым, плавающим в крови… Проснулся он очень рано и, ещё не одеваясь, крикнул своего старого слугу Емельяна.

– Ну что, приехал молодой князь? – спросил он, когда старик вошёл в горницу.