богатыми помещиками. Правда, сведений об особой близости семейства с императрицей не встречается.

Зато такая близость у императрицы возникла с камергером графом Густавом Левенвольде, ловким, симпатичным человеком, чем-то напоминавшим покойного Виллима Монса. Наступили другие времена, прятать свои увлечения не было смысла, и Екатерина ни днем, ни ночью не отпускала от себя молодого любовника. Но и он порой был не в силах выдержать бешеный ритм жизни двора. Французский дипломат Маньян сообщал, что Меншиков и Бассевич навестили нежного друга императрицы, который «утомился от бесконечных пиршеств». Впрочем, для Меншикова – опытного царедворца – стало ясно, что такой образ жизни императрицы к хорошему не приведет. Об этом упрямо говорили факты: то было известно, что императрица «в отличном настроении, ест и пьет, как всегда, и, по обыкновению, ложится не ранее четырех – пяти часов утра», то вдруг празднества и кутежи резко обрывались, Екатерина не вставала с постели. Ее стали одолевать болезни. Она уже не могла, как раньше, отплясывать всю ночь напролет – пухли ноги, мучили удушья. Частые приступы лихорадки не позволяли выходить из дому. Но, преодолевая себя, она все же выходила из спальни, ехала, плясала, пила, чтобы потом снова слечь в постель. Как будто чувствуя близкий конец, Екатерина уже не дорожила жизнью, здоровьем, решила пустить по ветру все, что у нее осталось.

В начале 1727 года Меншиков напряженно размышлял не столько о здоровье императрицы-вакханки, сколько о своем завтрашнем дне. Что будет с ним, если после смерти Екатерины на престол вступит великий князь Петр, дорогу которому к престолу в 1725 году преградил именно он, Меншиков? Князю стало ясно, что не нужно бороться с судьбой – пусть Петр II будет на престоле деда. Но нужно сделать так чтобы он попал туда при содействии Меншикова, будучи уже его зятем или, по крайней мере, женихом одной из его дочерей. У князя Меншикова было две дочери, Александра и Мария. Младшая – Мария, была помолвлена с польским аристократом Петром Сапегой, юношей изящным и красивым. Между молодыми людьми завязалась нежная дружба. Но императрица Екатерина как-то высмотрела в толпе придворных миловидного Сапегу и благосклонно ему кивнула. Этого было достаточно, чтобы Меншиков вступил в торг со своей старинной подругой: в обмен на свободу помолвленного с Марией Сапеги он просил дать дочери замену – разрешить помолвить ее с двенадцатилетним великим князем Петром. Именно о такой «мене» и писал осведомленный датский посланник Вестфален: «Государыня прямо отняла Сапегу у князя и сделала его своим фаворитом. Это дало Меншикову право заговорить с государыней о другой приличной паре для своей дочери – с молодым царевичем. Царица была во многом обязана Меншикову – он был старым другом ее сердца. Это он представил ее – простую служанку – Петру, затем немало содействовал решению государя признать ее супругой». Нет, не могла Марта отказать другу Алексашке!

Хитрый план Меншикова очень не понравился ветеранам переворота 28 января 1725 года. Светлейший князь, добиваясь брака своей дочери с Петром, которого он одновременно делал и наследником престола, бросал на произвол судьбы тех, кто в 1725 году помог ему возвести на престол Екатерину. Особенно обеспокоился П.А. Толстой. В руках начальника Тайной канцелярии были многие потайные нити власти, и вот одна из них задергалась и натянулась – Толстой почувствовал опасность: приход к власти Петра II означал бы конец для него, неумолимого палача и убийцы отца будущего императора – царевича Алексея. Тревожились за свое будущее и прочие сановники – генерал Иван Бутурлин, приведший в ночь смерти Петра ко дворцу гвардейцев, генерал-полицмейстер Антон Девиер и другие. Они ясно видели, что Меншиков перебегает во враждебный им лагерь сторонников великого князя Петра и тем самым предает их. Толстой и дочери Екатерины, Анна и Елизавета, умоляли императрицу не слушать Меншикова, оформить завещание в пользу Елизаветы, но императрица, увлеченная Сапегой, была непреклонна. Да и сам Меншиков не сидел сложа руки. Он действовал, и притом очень решительно. Как-то в разговоре с Кампредоном о Толстом он был откровенен: «Петр Андреевич Толстой во всех отношениях человек очень ловкий, во всяком случае, имея дело с ним, не мешает держать добрый камень в кармане, чтобы разбить ему зубы, если бы он вздумал кусаться».

И вот настал час, когда Меншиков достал свой камень: Толстой, Девиер, Бутурлин и другие недовольные его поступками были арестованы, обвинены в заговоре против императрицы. Меншиков отчаянно спешил: «заговорщики» были допрошены 26 апреля 1727 года, а уже 6 мая Меншиков доложил Екатерине об успешном раскрытии «заговора». Она, по его требованию, подписала указ о ссылке Толстого и других. Это происходило всего за несколько часов до смерти императрицы. Меншиков торжествовал победу. Но тогда, в мае 1727 года, он не знал, что это была пиррова победа, что судьба Толстого вскоре станет его, Меншикова, судьбой, и оба они умрут в один год – 1729-й: Толстой в каземате Соловецкого монастыря, а Меншиков – в глухом сибирском городке Березове.

«Государыня до того ослабла и так изменилась, что ее почти нельзя узнать», – писал в середине апреля 1727 года Маньян. Всех поразило, что она не пришла даже в церковь в первый день Пасхи и не было пиршества в день ее рождения. Это было совсем не похоже на нрав веселой вакханки. Дела ее были плохи. Меншиков не выходил из дворца. Расправляясь со своими прежними друзьями, он заботился о том, чтобы было готово вовремя завещание царицы, согласно которому наследником престола становился будущий зять Меншикова – великий князь Петр.

Нам неизвестно, чем болела Екатерина, – скорее всего, у нее была скоротечная чахотка. Приступы удушающего кашля, полного бессилия сменялись всплеском лихорадочной активности, беспричинного веселья. Сорокатрехлетняя, ранее пышущая здоровьем женщина не верила в приближение конца. Ее утомляла поднятая вокруг ее завещания суета, она всех отсылала к Меншикову и, не глядя, подписывала все бумаги, которые он ей подавал. Незадолго до смерти она вздумала прокатиться по улицам Петербурга, на которых царила солнечная весна, но вскоре повернула назад – не было сил даже ехать в карете…

Существует легенда о кончине Екатерины. Незадолго до смерти она рассказала сон, который ей запомнился. Она сидит за пиршественным столом в окружении придворных. Вдруг появляется тень Петра. Он манит своего «друга сердечного» за собой, они улетают, как будто в облака. Екатерина бросает последний взгляд на землю и отчетливо видит своих дочерей окруженных шумной, враждебной толпой. Но уже ничего не поправишь. Надежда только на верного Меншикова – он не оставит их в беде… Шестого мая 1727 года в девять часов вечера Екатерина умерла. Волшебная сказка о лифляндской Золушке закончилась.

Итак, в начале мая 1727 года светлейший князь Меншиков успел сделать последний ход, решивший судьбу рискованной партии в его пользу: накануне смерти 6 мая Екатерина подписала завещание – Тестамент, по которому престол переходил к двенадцатилетнему внуку Петра Великого, сыну царевича Алексея великому князю Петру Алексеевичу. Седьмого мая 1727 года Тестамент был зачитан в собрании «государства», и великий князь был объявлен императором Петром II. Это была полная победа Меншикова, ибо, согласно букве Тестамента, царь обязался жениться на дочери Меншикова княжне Марии Александровне, а до совершеннолетия монарха государством управлял регентский совет – читай: Меншиков,