— Что вас смущает?

— Я не могу найти им объяснения.

— Именно это волнует читателей, будоражит нервы и поднимает рейтинг, не так ли?

— Разумеется, — кивнул журналист, сделав вид, что не заметил ее сарказма. — Но мне бы хотелось докопаться до причин. Все раны нанесены еще при жизни жертвы. Порезы — идеально ровные и сделаны будто по линейке. Зачем?

Анна покачала головой. Ей тоже не давала покоя эта мысль. Хотя, если разобраться, объяснение лежало на поверхности.

— «Умозаключения маньяка имеют субъективное обоснование и не поддаются коррекции», — процитировала Вяземская. — Ваши слова?

— Вы считаете, в данном случае речь идет о маньяке?

— Несомненно.

— Разве понятие «маньяк» не предполагает серийности преступлений?

Анна всмотрелась в лицо Северцева, размышляя, стоит ли говорить о точно таких же следах на теле Паниной… И решила, что не стоит.

Безусловно, журналист ухватился бы за эту информацию, наверняка раздул бы громкое дело, написал серию статей о загадочном и до сих пор не найденном убийце, но… К Вяземской и психиатрии в целом это не имело никакого отношения.

— А разве для того, чтобы признать человека маньяком, необходимо, как минимум, две жертвы? — вопросом на вопрос ответила она.

— Стало быть, раны, которые убийца нанес девушке, не могут быть истолкованы с точки зрения обычной логики? — настаивал Северцев.

— Где же вы здесь видите обычную логику? Три поперечных, три продольных разреза. Нет. Они имеют смысл только для убийцы.

— Может быть, это — часть какого-то ритуала?

— Вполне возможно. Но я не встречалась с подобными случаями, — солгала Анна.

— А буква «М» над кроватью? — не унимался Северцев. — Как, по-вашему, она имеет смысл?

— Александр, — сказала Вяземская. — Вы обратились не по адресу. Да, я занимаюсь серийными убийцами и маньяками. Это — моя работа. Я пытаюсь исследовать их поступки, мотивы и мышление. Но я пока не научилась думать так же, как они. Боюсь, ничем не смогу вам помочь.

— Хотя бы короткий комментарий? Для статьи?

— Профессиональная этика не позволяет делать подобные комментарии; особенно для бульварной прессы.

— Очень жаль, — сухо сказал Северцев. Он снял крышку со стакана и несколькими большими глотками допил сок. — Мне казалось, у нас одна цель — найти правду. Независимо от профессиональной этики. Наверное, я ошибался.

Вяземская промолчала. Вступать в дискуссию по поводу морально-этических соображений она не собиралась, считая это пустым и ненужным занятием.

— Извините, если отвлек вас. Всего хорошего!

— До свидания!

Вяземская не видела причин задерживать журналиста; все, что он мог ей сообщить, он уже сообщил. Весьма скудная информация. Бесполезная встреча.

Северцев встал и направился к лестнице. Он сделал несколько шагов, но вдруг остановился и повернулся к Вяземской.

— Да, кстати… Убийца пойман, — Александр кивнул своим мыслям и медленно пошел дальше.

Его слова стали для Анны полной неожиданностью. Она вскочила, больно ударившись бедром об угол стола. Держась за ушибленное место, Вяземская в несколько прыжков догнала журналиста.

— Постойте! Да постойте же! — Анна схватила Северцева за рукав. — Вы хотите сказать, что маньяк арестован? Убийца девушки арестован?

Она говорила гораздо громче, чем следовало. На них стали оглядываться.

— Пару часов назад, — подтвердил журналист. — Я сам присутствовал при задержании.

— Вы знали и ходили вокруг да около? — воскликнула Анна. — Почему сразу не сказали?

Северцев растерялся, но только на мгновение. Он лукаво подмигнул Вяземской:

— Если я скажу, что из соображений профессиональной этики, вы поверите?

— Александр! — сказала Анна. — Мне нужно знать об этом деле все! Тогда вы получите грамотный и квалифицированный комментарий.

— Хорошо. Я позвоню завтра, — пообещал Северцев.

Он попрощался с Вяземской и ушел.

Анна вернулась за столик, сложила фотографии в конверт и задумалась, размышляя над тем, что ей стало известно.

Первое. Муж Паниной не был причастен к шрамам на теле Лизы. Их нанес кто-то другой. Кто-то, спустя шесть лет снова вышедший на охоту.

Второе. Первой жертвой маньяка была Панина, и ей еще повезло — если, конечно, можно назвать везением столь серьезную психическую травму.

И, наконец, третье… Третье она узнает завтра — когда позвонит Александр.

«Для человека своей профессии он довольно мил», — подумала Анна.

Вяземская убрала конверт в сумочку и собралась уходить. Пирожок с вишней уже остыл, к «Спрайту» она так и не притронулась. Аппетит пропал окончательно.

Под ложечкой приятно сосало — в ожидании скорой разгадки. Оставалось подождать совсем немного — до завтра.

Анна даже представить себе не могла, каким окажется третий пункт.

Рудаков лишь мельком взглянул на увеличенные изображения отпечатков и отложил их на край стола.

— Напрасно тратишь время, капитан. Без адвоката я не скажу ни слова.

— Хорошо. Тогда расскажите, где вы были в ночь с пятницы на субботу? Точнее — с двадцати трех ноль-ноль пятницы до четырех ноль-ноль субботы? — допытывался Рюмин.

Рудаков покачал головой.

— Вызывай адвоката. Может быть, тогда я отвечу. А может быть, и нет.

Препирательства в таком духе продолжались уже битый час. Впрочем, Рюмин понимал: на что-то другое не стоило и рассчитывать. Неужели он надеялся на признательные показания?

Рудаков, чувствуя бессилие капитана, с каждой минутой становился все спокойнее и увереннее. Рюмин же наоборот — начинал терять терпение.

Это могло плохо кончиться для физиономии Рудакова, — а в конечном счете для самого Рюмина.

— Я укажу в протоколе, что вы отказываетесь сотрудничать со следствием, — сказал капитан.