просит, чтобы мы остались друзьями.

Он глядит мне в глаза, ожидая ответа, и я вдруг сильно пихаю его в куст — наша обычная шутка по дороге со спортивной площадки.

К такому повороту Олли не готов и влетает в самую гущу, полностью исчезая в листве. А когда выныривает из куста с очевидной целью наброситься на меня, я уже удираю со всех ног, буквально покатываясь со смеху. Я позволяю Олли догнать меня, и он тащит меня назад, и мы оба визжим и хрюкаем, и теперь его очередь затолкать меня в куст, но у него ничего не получается, а затем в окне появляется миссис Диксон, называет нас «безобразниками» и «озорниками» и кричит, чтобы мы поторопились.

Мы несемся по лестнице наперегонки, отпихивая друг дружку, чтобы прийти к финишу первым, и я понимаю, что по крайней мере в школе все может остаться как прежде. Возможно, мы и дальше сможем быть друзьями.

Наверное, я не должен был на это соглашаться. Наверное, мне не следовало так легко позволять ему опустить себя в низшую лигу. Но это совсем не то, что вы думаете. В тот момент я был так рад, что он сделал шаг первым. И я просто не смог ему отказать.

Однако нужно еще раз все проверить. Выяснить ситуацию с выходными. А потому в субботу я отправляюсь к Олли. Я не звоню предварительно и не проверяю, станет ли он врать и изворачиваться. Я просто иду.

Дверь открывает мама Олли. На ней обтягивающая маечка с таким глубоким вырезом, что титьки выглядывают как два гладких шарика мороженого. Вообще говоря, было бы стремно иметь такую маму. Я просто не знал бы, куда девать глаза.

— Проходи наверх, — говорит она.

Направляясь к лестнице, я посылаю ей свою самую очаровательную улыбку. Которая тут же скисает, когда я вхожу в комнату Олли и вижу Карла, сидящего на ковре. Олли — напротив. Они играют в карты.

Олли тут же краснеет и от смущения даже не здоровается. А Карл просто ухмыляется: вроде он и рад меня видеть, но в то же время настороже, как та собака при виде палки.

— Все в порядке? — спрашиваю я.

Карл кивает. Никто не говорит ни слова. Мы просто смотрим друг на друга, и молчание растягивается на целую вечность.

В конце концов я не выдерживаю.

— Во что играете? — Это единственное, что приходит в голову.

— Ни во что, — отвечает Карл.

Врет. По тому, как разложены карты, видно, что игра в самом разгаре. У каждого на руках по нескольку карт, остатки колоды — на ковре между ними рубашкой вверх, и небольшая, чуть более беспорядочная кучка, — рубашкой вниз.

— В «дурака»?

Карл отрицательно мотает головой и бросает свои карты на пол. Потом забирает карты у Олли, складывает все вместе и начинает тасовать.

— Мы как раз собирались сыграть в «костяшки». Знаешь, что такое «костяшки»?

Я пожимаю плечами: мол, ясен пень, хотя на самом деле понятия не имею. Карл встает и подходит ко мне.

— По правилам должно быть два игрока, но можно и втроем.

С этими словами он протягивает мне колоду, на открытой ладони, а значит, он не передает мне карты, а хочет, чтобы я снял.

Я снимаю и открываю девятку червей.

— И какие правила? — спрашиваю я.

— Я думал, ты знаешь.

— Может, они у нас разные.

— Тогда расскажи мне свои, а я скажу, такие же они или нет.

— Он почти поймал меня, но не совсем.

— В моих не снимают в начале игры, так что они уже разные. Давай лучше играть по твоим.

— И как же начинают в твоих?

— ТЫ ЧТО, ИДИОТ? ПРОСТО РАССКАЖИ НАМ ПРАВИЛА.

Он лыбится так, будто уже выигрывает.

— Снимают все по очереди, — объясняет он. — У кого самая крупная карта, тот и победил. Самая мелкая — проигравший. Картинки идут по десять очков. Туз — одиннадцать. Проигравший подставляет кулак. Победитель бьет проигравшего колодой по костяшкам столько раз, сколько очков набрала победившая карта. Побеждает тот, кто выходит из игры последним. Проигравший — тот, кто сдается первым. Выходить из игры когда вздумается нельзя.

Я смотрю на Олли. Олли смотрит на меня.

— Это не карточная игра, — говорю я.

— А что? Балет? У тебя девятка.

Он протягивает колоду Олли. Тот колеблется.

— А если будет ничья? — спрашивает он.

— Тогда игра повторяется. Все снимают по новой. Давай.

Карл тычет Олли колодой в живот. Олли снимает.

— Четверка! — восклицает Карл. — Обломись.

Он задирает руку с колодой вверх, картинно опускает вниз и выжидает для пущего эффекта, переводя взгляд с меня на Олли. А затем показным движением снимает и резко разворачивает карту лицом к нам, прежде чем посмотреть самому.

— Уууууууууууу! Восьмерка! — объявляет он. — Ты выиграл.

Карл и Олли отдают мне карты, и я перетасовываю колоду. Я и правда не знаю, что делать дальше.

— Давай, — говорит Карл и подталкивает Олли. — Руку вперед.

Олли послушно вытягивает руку.

— В кулак. В кулак сожми.

Олли сжимает кулак и наставляет на меня.

— Бей, — говорит Карл. — Девять раз.

Я вцепляюсь в колоду — не слишком крепко, но и не слабо, чтобы карты не выпали, — и опускаю на руку Олли.

— Один.

Карл отсчитывает удары. Я бью несильно, но под конец первые две костяшки Олли краснеют и слегка припухают. К последним ударам я даже начинаю входить во вкус.

Поскольку я победил, то теперь моя очередь давать снимать. Олли выпадает шестерка, Карлу — дама, мне — снова девятка.

— Опять облом!

Карл так возбужден, что практически пропевает эти два слова. Он вырывает у меня карты, располагает кулак Олли так, как ему удобней, и выдает десять ударов примерно с той же силой, что и я. При этом он слегка смещает колоду, чтобы попадать по другим костяшкам, еще не тронутым мною. Когда все заканчивается, кожа на кулаке Олли не содрана, но видно, что она воспалилась.