упершись локтями в колени и сжав голову руками, погрузив­шись в свои мысли.

Голос Фрейда за кадром. Сон… Он ведь что-то значит. Это маленький невроз. Компромисс между желанием уснуть и… Чем еще? И другим глубоким желанием, которое жаждет волощения. Это желание тут же получает галлюцинаторное удовлетворение! Так плачущему ребенку дают погремушку. Чего же я хочу? (Перед ним, в двойном экспонировании, потому что речь идет просто о воспоминаниях, а не о самом сне, трое «отцов» (Мейнерт, Брейер и Флисс), иг­рающих в карты. Игры трех мертвецов с одним живым.) Освободиться от них? Идти вперед в одиночку?

Они исчезают. На их месте появляется Якоб в форме контролера. Улыбается сыну.

Фрейд. Мне не нужны учителя. Помочь мне должен мой истинный отец. Я действительно не желаю, чтобы кто-то стоял надо мной. Кроме человека, который произвел меня на свет.

Лицо Якоба, которое отмечено грандиозным величием (в жизни это не так) и напоминает лик Моисея, исчезает с экрана.

Фрейд (он по-прежнему мрачен, но глаза его посветле­ ли). Надо истолковывать сны…

На следующее утро; вокзал.

Разъезжаются пассажиры. Фрейд с альпенштоком, рюкзаком и че­моданом садится в фиакр.

Фрейд. 66, Торингассе.

Лестничная клетка в доме 66 по Торингассе, перед дверью в кварти­ру родителей Фрейда.

Фрейд звонит, ему открывает Марта. Она с изумлением смотрит на него. У Фрейда не менее удивленный вид.

Марта. Зачем ты сюда пришел?

Фрейд. Сегодня ночью в поезде меня замучила совесть. Я ведь так редко вижу отца. А ты почему здесь? Кто-нибудь заболел?

Марта. Отец не совсем здоров.

Фрейд (с раздражением, его терзают угрызения сове­ сти). Почему не дали телеграммы?

Марта (пожав плечами, устало). Зачем? (После короткой паузы.) Ты же знаешь, болезнь не столь серьезна.

Открывается дверь в комнату. На пороге появляется мать.

Фрейд. Мама!

Мать все так же красива и сохраняет все свое благородство, хотя сильно постарела.

Она смотрит на Фрейда с удивлением и радостью. Фрейд склоняется к руке, которую она протягивает, и осыпает ее поцелуями.

Мать. Ты пришел! Пришел!

Левой рукой мать нежно гладит Фрейда по волосам.. Она отходит в сторону, показывая на раскрытую дверь.

Мать. Входи. (Он входит. Марта идет за ним, пригла­ шенная дружеским жестом матери. Мать замыкает ше­ствие.) Ты узнал, что ему стало хуже?

Фрейд. Нет. (Он подходит к матери; с несколько наи­ гранной веселостью) Я сейчас в трудном положении. Мои исследования заводят меня… сам не знаю куда. В таких случа­ях сын должен приходить к отцу, разве нет? (Мать молчит. Фрейд смотрит на пустое кресло Якоба, в упор смотрит на мать, которая отворачивается. Настойчивым тоном.) Я должен видеть папу. Это вернет мне мужество.

Мать (поворачивается к нему, глядя прямо в глаза. Без малейшего упрека в голосе). Ты давно не приходил пови­даться с ним.

Фрейд (кивает в знак согласия; чувствуется, что ему тяжело). Очень давно.

Мать (кладет ему руки на плечи). Ты его не узнаешь. (Она нежно улыбается, чтобы смягчить удар, который наносит сыну.) Болезнь сильно его подкосила.

Фрейд (сдавленным голосом). Что с ним?

Мать. Все и ничего. Возраст. (Отходит в сторону и пока­ зывает на дверь в глубине комнаты) А теперь ступай к нему.

Фрейд идет в глубь комнаты. Останавливается в нерешительности перед дверью. Потом все-таки очень осторожно открывает ее и заходит. Обе женщины молча, с горестным видом переглядываются. В комнате отца. В простенке между окнами просторная постель. На ночном столике – микстуры, градусник.

Якоб Фрейд сидит на постели, обложенный подушками. Он сохранил свою невероятную кротость. Но – это бросается в глаза – совсем ослаб; он ослабел умом, впал – из-за своей чрезмерной чувствитель­ности – в какую-то хнычущую слезливость.

Он совсем растерянно, с глубокой нежностью смотрит на сына. Говорит дрожащим голосом.

Якоб. Ты пришел! Пришел, сынок!

Глаза его наполняются слезами. Фрейд все больше и больше теряет­ся. Чувствуется, что ему ужасно больно видеть плачущего отца. И на этот раз ему будет отказано в помощи, о которой он пришел просить.

Теперь Фрейду хотелось бы как можно скорее уйти. Но он оказался в западне. Ласковый старческий голос безжалостно просит.

Якоб. Побудь немножко со мной. Возьми стул. (Фрейд по­ додвигает к постели стул и садится рядом с больным) Господин придворный советник!

Фрейд. Я не советник, папа.

Якоб. Нет, советник. Ты станешь им, Зигмунд. Завтра ста­нешь. Ведь ты уже сейчас как советник. Как мило, что ты зашел меня проведать. Меня, старого разорившегося торговца. А ты, придворный советник, такая важная персона. (Смеется) Большая шишка! Большая!

Якоб снисходительно улыбается и протягивает ему свою бледную, влажную руку. Фрейд сжимает ее в ладонях. Он заставляет себя быть нежным. Но чувствуется, что он в панической растерянности. Он вздрагивает, слыша старого Якоба, который бормочет с сенильным удовольствием.

Якоб. Ганнибал! Тебе было шесть лет, ты хотел отомстить за всех нас и говорил: «Я – Ганнибал…» Помнишь?