обстановка.

Керосиновая лампа на круглом столике освещает только расстелен­ную постель, готовую принять больного, рядом с кроватью большое удобное кресло, в котором и сидит больной.

Мейнерт сильно постарел: лицо его изборождено морщинами, борода и волосы совсем побелели. Но сильнее, чем старость, поражает вос­ковая бледность Мейнерта. Даже руки, вплоть до ногтей, у него бледные. Он в халате, надетом поверх ночной рубашки. Под головой подушка, колени укрыты одеялом. Закутанные в одеяло ноги поко­ятся на скамеечке.

Только взгляд Мейнерта нисколько не утратил своей суровости и властности. Веки у больного прикрыты, но, когда он внезапно откры­вает глаза, полумрак пронзает его взгляд, полный ума, хотя и не­сколько растерянный.

Мейнерт (тихим голосом). Это вы, Фрейд? (Не дожида­ясь ответа.) Проходите…

Фрейд подходит ближе. Он почти такой же бледный, как и Мейнерт, глаза у него столь же суровы.

Мейнерт (слабым жестом руки указывая на стул). Са­дитесь поближе, мне запрещают громко разговаривать.

Фрейд пододвигает стул к креслу.

Мейнерт. Вы по-прежнему заняты поиском мужчин-истери­ков?

При этом упоминании о лекции 1886 года и их ссоре Фрейд нахмурил брови, едва заметно покачав головой в знак отрицания.

Мейнерт (он понял этот жест). Жаль. Я бы мог предо­ставить вам один превосходный экземпляр.

Фрейд (с удивлением и недоверием он заранее угады­вает ответ на свой вопрос). Кто же это?

Мейнерт (у него вновь появилась горькая, ирониче­ская улыбка, он спокойно, почти с гордостью говорит ). Я.

Фрейд молчит. Он не сводит глаз с Мейнерта, на лице Фрейда – выражение удивления, смешанное с неожиданным, глубоким понима­нием и каким-то, едва заметным, удовлетворением.

Мейнерт (с мрачной гордостью). Симптомы истерии мне были известны до Шарко. Я поплатился за свое знание: я страдал всеми ими. (Еще более гордо.) Всеми. Но никто об этом ничего не знал.

Фрейд(говорит жестко, его обида на Мейнерта еще не прошла). Когда вы прогнали меня из вашей психиатрической клиники, вы знали о своей истерии?

Мейнерт. Об этом я знал двадцать лет.

Фрейд. Вы третировали меня, как фигляра и шарлатана.

Мейнерт. Вам же известна притча о Ное. Сын не должен видеть своего отца обнаженным. (Смотрит на Фрейда без нежности и без сожаления.) Вы ведь были моим духовным сыном.

Фрейд (с оттенком грусти в голосе). Да. И вы прокляли меня. Изуродовали мне жизнь. Я был ученым, а не врачом. Мне отвратительна медицина, мне не нравится мучить людей под тем предлогом, что они больны. Шесть лет я больше не веду научных исследований. Я терзаю невротиков, которых не могу излечить.

Мейнерт (с усмешкой). Электротерапией, душем и масса­жем?

Фрейд (с горечью). Именно массажем, душем, электроте­рапией!

Мейнерт (громко смеется). Все эти методы, что мертвому припарки. Они ничего не дают.

Фрейд. Я знаю. И тем не менее ничего другого не предписы­ваю.

Мейнерт (сардонически улыбаясь). Эти методы хотя бы безвредны.

Фрейд. Слабое утешение. (Пауза.) Кого бы вы теперь на­звали шарлатаном? Тогдашнего молодого человека, который искренне верил в целебные свойства гипнотизма, или сегодняшнего мужа, который предписывает лечение, в которое сам не верит?

Мейнерт, закрыв глаза, молчит.

Фрейд смотрит на него с растущей тревогой. Спустя несколько минут он тихо встает и хочет склониться к больному.

Мейнерт (говорит, не открывая глаз). Сядьте. Я не сплю, собираюсь с мыслями. Совсем я плох. Мне необходимо сказать вам все. Не перебивайте меня. Невротики образуют братство посвященных. Они редко знакомы друг с другом, но узнают они друг друга сразу. С первого взгляда. Их единствен­ное правило – молчание. Нормальные люди, Фрейд, вот кто наши враги. Я хранил эту тайну… Всю жизнь, хранил даже от самого себя, я отказался от самопознания. (Раскрыв глаза, он в упор смотрит на Фрейда.) Вы из братства невротиков, Фрейд. Или совсем скоро вступите в него. Вас я ненавидел потому, что вы хотели нас предать… Я ошибся. (Пауза.) Моя жизнь была сплошным притворством. Время жизни я потратил на то, чтобы скрывать правду. Держал себя в узде. И вот итог… Я умираю в гордыне и неведенье. (Горько усмехнув­шись.) Ученый ведь обязан знать правду, не так ли? А я не знаю, кто я такой. Свою собственную жизнь прожил не я: ее прожил Другой.

Мейнерт снова закрывает глаза, Фрейд потрясен. Он наклоняется и робко кладет руку на бледную руку больного, которая покоится на подлокотнике кресла. Мейнерт открывает глаза; он совершенно обес­силел, но впервые смотрит на Фрейда с любовью.

Мейнерт (слабым, задыхающимся голосом). Нарушьте молчание, Фрейд. Предайте нас. Раскройте нашу тайну. Выта­щите ее на свет Божий, пусть вам при этом придется выдать свою собственную тайну. Искать эту тайну надо будет далеко и глубоко. Искать в грязи.

При этих словах Фрейд отдергивает руку и делает чуть заметное движение, словно хочет отпрянуть назад.

Мейнерт. Вы разве этого не знали?

Фрейд. Искать в грязи? Да, это я знаю.

Мейнерт. И вас это пугает?

Фрейд. Да. Я… ведь я не ангел.

Мейнерт. Тем лучше. Ангелы не понимают людей.

Фрейд изменился в лице; он совсем помрачнел, но глаза у него свер­ кают.

Фрейд. Если я окажусь неспособен…

Мейнерт. Если вы окажетесь неспособным, этого не сделает никто. (Слегка повысив голос.) Уже шесть лет вы грызете удила, Фрейд… Рванитесь вперед, это в вашем характере. Не отступайте ни перед чем. Если вам не хватит сил, заключите договор с Дьяволом. (Совсем тихо, но с пылкой убежденностью.) Как это прекрасно, Фрейд, рискнуть попасть в ад ради того, чтобы люди могли жить при свете небес! (Мейнерт подался вперед, подушка соскользнула. Фрейд