остальным, Андрей вернул свою находку на место. Фортуна сразу метнулся куда-то за дом и исчез в темноте. Дверь в дом оказалась заперта, и на стук никто не реагировал. Но открылось окно в соседней половине коттеджа, и высунувшийся лысоватый мужчина заявил:
— Это я вас вызвал.
— Давно стреляли? — спросил Колодников.
— Минут десять назад.
— Сколько раз?
— Три. Сначала два раза во дворе, а потом в доме.
Колодников обернулся к Мазурову. В это время их окликнул Астафьев:
— Не надо ломать, идите сюда!.
Одно из окон оказалось приоткрытым. В дом первым пробрался лейтенант, вслед за ним оба майора. Держа пистолет наготове, Астафьев осторожно продвигался вперед. Миновал зал, заглянул в спальню, но лишь на кухне увидел то, что и предполагал. На полу лежало тело пожилой, грузной женщины. Свинорез и ей выстрелил в лицо, так что лишь мельком взглянув на хозяйку, Астафьев отвел в глаза в сторону. Осмотревшись, он поставил пистолет на предохранитель и сказал вошедшему вслед за ним Мазурову:
— Он ушел. Вон, и здесь окно открыто.
Сквозняк прощально трепал белую занавеску, выбрасывая ее в черноту ночи.
— За что он их? — спросил Мазуров, разглядывая труп. Колодников в это время диктовал в микрофон рации адрес.
— По идее денег у него не было, так что геры они ему могли и не дать, — предположил Юрий.
— Да, но кайфануть он не успел, — сказал Колодников, пряча рацию. — Спугнули мы его. Теперь Свинорезу надо будет искать нычку для укола.
Оглядевшись по сторонам, Астафьев сказал:
— Слушай, а неплохо жили пенсионеры.
В самом деле, дом этот никак не походил ни на притон наркоманов, ни на жилище обыкновенных пенсионеров. Мебель хотя и не очень модная, но добротная, в доме было все для комфортной жизни: телевизор, огромный холодильник, швейная машинка, новенькая стиральная — все предметы в импортном исполнении. В полированной стенке блестел хрусталь, на стенах висели ковры.
— А ты что, думаешь, наркоту они продавали из любви к искусству на общественных, так сказать, началах? На наркоте разбогатели, из-за нее и погибли, — заключил Мазуров.
В открытое окно кухни вломилось что-то огромное, и оперативники невольно вздрогнули. Но это был всего лишь капитан Фортуна.
— Ушел к железной дороге, его видели бегущим в ту сторону, — сообщил он.
— Черт, похоже, он идет в Гусинку! — вырвалось у Колодникова.
Оперативники толпой вывалились из дома.
— Серега, аллюр три креста! — крикнул Колодников шоферу.
«Уазик» надсадно взревел и на своей максимальной скорости — пятьдесят километров в час — рванулся вперед.
— Он сдурел, что ли, идти домой? — прокричал Астафьев своим друзьям.
— Ему сейчас не до этого, его ломка корежит, — отозвался Андрей, а Михалыч лишь согласно кивнул.
— Сейчас бы сюда спецназ с брониками и сферами, — сказал он со вздохом.
— Ага, сейчас ты у нас и будешь изображать спецназ, папку сунь под куртку, а нимб над головой будет вместо сферы, — хохотнул Колодников.
Мазуров засмеялся, а Юрий улыбнулся черезсилу. Его начинала колотить нервическая лихорадка предстоящего задержания. С теми тремя беглецами было все неожиданно, а потому просто. Юрий даже не успел испугаться, но сейчас где-то впереди ждал Свинорез с пистолетом. Беспощадный убийца и наркоман.
Метров за триста до дома Быковых они увидели щуплую фигурку, отчаянно размахивающую руками. Это оказался Андрей Мысин.
— Слава богу, вы приехали, а я уж думал, мне одному Свинореза брать придется! — заглянув в кабину, сказал он возбужденно.
— Этот дома?
— Да, сосед его сейчас ко мне прибегал, шепнул, что видел, как тот прошел огородами.
"Вот она, деревня. Как там в песне? «От людей на деревне не спрятаться…»
— мелькнуло в голове Астафьева. А Мысин продолжал:
— Я за рацию, давай вызывать хоть кого-нибудь, и чувствую, что меня никто не слышит. Батареи опять сели. Когда мне новую рацию дадут?! Эта меня заколебала!
— Как думаешь, он кольнуться успел? — спросил Мазуров участкового.
— Да хрен его знает, а что? — спросил Мысин.
— Лучше, если он ширнется, поспокойней будет.
— Ну не скажи, брат, — возразил Колодников. — Под кайфом ему все будет по фигу, на автоматы с песней пойдет.
Обсуждение этой проблемы быстро закончилось, предугадать действия наркомана все равно было невозможно. Срочно начали распределять роли. В лобовую атаку решили идти Мазуров, Колодников и Фортуна, молодым, как всегда, достался огород и постройки.
— Извини, Юр, но я не думаю, что со своими избитыми ребрами ты захочешь прыгать через забор, — сказал Михалыч.
Астафьев с Мысиным пробирались к задам усадьбы Быковых. Андрей, несмотря на темноту, вел своего напарника уверенно. Отворив небольшую калитку, он пошел по узким тропинкам большого, как футбольное поле, огорода, лавируя между грядок и парников. Юрий же ни черта не видел в этой темноте, пару раз наступил в мягкую почву грядок, поскользнулся в лужице, оставшейся после полива, и с тихим матом запутался в остро пахнущей помидорной ботве.
— Тихо ты! — свистящим шепотом выругал его участковый. — Как слон!
— Как ты здесь ориентируешься, я ни черта не вижу! — прошипел Астафьев.
— Очки купи! — свирепо посоветовал Мысин.
— Да у меня стопроцентное зрение, — нервозность лейтенанта перешла в неконтролируемую болтливость. — Правда, восемь процентов дальтонизма, меня за это даже в милицейскую школу брать не хотели.
— Лопай больше витаминов.
Со двора донесся истеричный собачий лай.
— Пошли быстрей, — уже в голос приказал участковый и рванулся вперед.
В кармане Юрия щелкнула рация, и голос Мазурова сообщил:
— Все, мы готовы!
Медлить было нельзя, и Астафьев побежал за Мысиным.
Майоры были и правы, и не правы в своем споре. Валерий Павлович Быков-Сергеев по кличке Свинорез был опасен в любом состоянии, как при ломке, так и под кайфом. Бывшего майора внутренних войск Игоря Михайловича Семенова, хозяина коттеджа на Фрунзе, он пристрелил с ходу, так как знал, что тот откажется дать ему дозу героина бесплатно. Валера хорошо знал упрямый характер бывшего заместителя начальника исправительно-трудовой колонии строгого режима.
Перепрыгнув через забор, он сразу выстрелил в овчарку, а затем за пару секунд определил на тот свет выскочившего на крыльцо с ружьем хозяина. Ворвавшись в дом, Свинорез под пистолетом заставил обезумевшую от страха жену Семенова отдать всю отраву,