генералов Рунштедта, Кессельринга и Роммеля Зигфрид Вестфаль вспоминал: «У всех экспертов… волосы вставали дыбом, когда они думали о возможности французского наступления в самом начале войны. Им было непонятно, почему оно не начинается… Если бы французская армия [тогда] всеми силами перешла в наступление, она бы могла недели за две дойти до Рейна. Немецкие силы на западе были поначалу слишком незначительны, чтобы остановить французов». Напротив, Гитлер ясно видел, что (исходя из
На 1 сентября 1939 г. у союзников на западе было 2200 самолетов против 1000 у Гитлера (еще 2600 он послал на Польшу). Союзники могли в короткое время выставить на западный фронт 4,5 млн. французских солдат против всего 800 тыс. немецких. Превосходство в артиллерии также было на стороне французов.[1429] А 30 августа 1939 г. британский кабинет был извещен,[1430] что 46 союзным дивизиям на западной границе Германии противостоят только 15 немецких,[1431]35 000 французских офицеров — менее 10 000 немецких, 3286 французским танкам — ни одного немецкого на западе в период польской кампании. Французский главнокомандующий Гамелен также подтверждал, что на тот момент силы французов в 3–4 раза превосходили немецкие силы.[1432] Генерал Вермахта Лееб считал «Линию Зигфрида» «фасадом». Немцы еще 24 августа 1939 г. «опасались французского удара на Рур». Тогда он имел бы успех: на границах Франции и Голландии укрепления не были закончены. Генерал-полковник Вицлебен «видел», что — к началу сентября 1939 г. — немецкие линии не выдержат наступления союзников на западе.[1433] По словам генерала Зигфрида Вестфаля, у вермахта на западе бензина и боеприпасов хватило бы всего на три дня боевых действий. Соответственно немецкие власти распорядились об «эвакуации угрожаемой пограничной зоны» — в частности, стариков и кормящих матерей.[1434]
И все-таки решение генштабов Англии (и Франции) осталось неизменным: даже во время концентрации сил вермахта в Польше они не отдали приказа наступать в восточном направлении.[1435] В британском Комитете имперской обороны ни разу не обсуждали вопрос, следует ли после нападения Гитлера на Польшу вынудить Третий рейх воевать на два фронта. При этом члены комитета ни разу не проконсультировались с польским правительством. Его даже не ставили в известность….[1436] Тем самым правительство Польши — а ведь Англия давала ему гарантии — в военном отношении было списано мистером Чемберленом со счетов.[1437] Британцы списали со счетов и 300- тысячную (в момент начала войны) армию Польши, пятую по величине армию Европы. Этим Англия предопределила судьбу Польши: для Великобритании «польский вопрос» был закрыт еще до того, как «из-за Польши» разразилась новая мировая война. Напрасно призывы поляков о помощи — после шести дней неравной борьбы ставшие отчаянными — напоминали союзникам об уникальной ситуации на западном фронте, прежде чем туда был переброшен вермахт из Польши.[1438] Поляки, которые с 1 сентября 1939 г., хоть и безнадежно уступая противнику в военном плане, из последних сил защищали свою страну, возлагая надежды на британские (и французские) заверения, что им не придется проливать кровь одним. И вот они истекали кровью без военной поддержки своих могущественных союзников, за которых продолжали сражаться и потом, на чужбине — например, в Нарвике (Норвегия) в 1940 г. и в Монтекассино в 1943 г. (а в 1996–1997 гг. они опять-таки добивались приема в западный союзный блок…).
Однако в сентябре 1939 г., воздержавшись от борьбы с Третьим рейхом на его западном фронте, Англия не только бросила на произвол судьбы своих польских союзников. Она, не использовав ради еще достижимой (и насколько можно судить — легкой) победы
Остается напрашивающееся само собой объяснение: Невилл Чемберлен и после уничтожения Польши намеревался договориться с Гитлером, [1439] ибо нуждался в нем. (15 мая 1939 г. британский посол Гендерсон уверил статс- секретаря министерства иностранных дел Германии Эрнста фон Вейцзекера в том, что со стороны Западных держав война за Польшу «будет [исключительно]
Ведь мало того, что через долгое время после нарушения Гитлером Мюнхенского соглашения, еще решающим летом 1939 г., премьер-министр Невилл Чемберлен противился «домогательствам отдать предпочтение не только Сталину перед Гитлером»,[1442] но и предпочесть Ф. Рузвельта[1443] и даже сэра Стаффорду Криппсу, политика из оппозиционной лейбористской партии в самой Англии, германскому фюреру…
При этом не мистер Чемберлен заявил о том, что «опознал» за военным потенциалом Сталина «всемирный еврейский заговор». Это сделал другой депутат от консерваторов (1931–1945), воспитанный в Итоне, капитан Арчибальд Мол Рэмзи (из Нордической лиги, председатель «Объединенного христианского фронта» — «United Christian Front»), убежденный фашист. (Еще в мае 1939 г. он основал «Клуб правых», члены которого не признавались в принадлежности к нему. Это дало возможность тем тори, которые придерживались полуфашистских убеждений, но никогда не признались бы в симпатиях к вульгарным чернорубашечникам Мосли, проявлять теперь уже «респектабельный» антисемитизм. Поскольку к началу Второй мировой войны «Клуб правых» насчитывал около