эту политику большинство офицеров Гитлера, полагавших, что объявленная фюрером мобилизация была «военным запугиванием» с целью «дипломатического шантажа».[1384]«Перемены настроения вызывали такой пессимизм, что, например, представители интеллектуальных кругов стремились бежать из пограничных областей на западе, находившихся под угрозой. В некоторых местностях… с банковских счетов снимались значительные денежные сбережения… Тяжелое впечатление… еще более усиливала всеобщая депрессия, возникшая вследствие угрозы войны». «Часть населения больше прислушивалась к иностранной пропаганде и в результате еще более укреплялась в своем тотальном недоверии. Эти проявления пацифизма исчезли после Мюнхенского соглашения так же внезапно, как возникли во время кризиса».[1385] С другой стороны, в исследовании, озаглавленном «Война Гитлера и немцы», отмечается: «Негативное значение Мюнхенского соглашения… даже трудно переоценить… Мало того, что оно укрепило мнение Гитлера б правильности его экстремистской политики… оно еще и сделало из него почти что легендарную фигуру для немецкого народа». «Образ непобедимого создала ему только… [якобы] непостижимая нерешительность его будущих противников». Передача Судетской области без развязывания войны стала обоснованием «непогрешимости Гитлера в глазах его теперь полностью убежденных сторонников». Лишь эта мирная передача обеспечила гром аплодисментов в ответ на уверенное утверждение Гитлера: «Я все рассчитал». Ведь «соотечественники, до тех пор еще не полностью уверившиеся в национал-социализме, теперь поняли, что для другой государственной власти достижение такого успеха было бы немыслимо… Не подлежит никакому сомнению, что… события [сентября 1938 г. ] дали новый импульс национал-социализму и еще более укрепили его позиции среди населения. Престиж фюрера поднялся еще выше, и даже самые упорные теперь начинают усваивать положительное отношение к новому государству».[1386] (Эти перемены затронули даже узников концентрационных лагерей, многие из которых стали стыдиться своего негативного отношения к режиму.)

Таким образом, «Чемберлен оказал Гитлеру не меньшую услугу, чем господин фон Папен в январе 1933 г.» (когда помог тому прийти к власти), — комментировала «Zurcher Zeitung» 22 сентября 1938 г.[1387] Сгруппировавшихся же вокруг генерал-полковника Людвига Бека офицеров день Мюнхена лишил какой бы то ни было базы для сопротивления[1388] перед лицом катастрофы, ставшей неминуемой: «Фюрера, признанного таким образом на Западе… не арестуешь; добрый народ никогда бы не простил генералам, если бы они попытались помешать Гитлеру и его гостю [Невиллу Чемберлену] добиваться… мира. Все было кончено».[1389] («Гитлер теперь убежден, что ему позволено все. Теперь он думает, что все великие державы будут пресмыкаться перед ним», — заключал один наблюдатель.[1390] А ведь всего за год до этого Гитлер не чувствовал себя настолько уверенно. Глава СС Генрих Гиммлер также высказывал свои опасения подчиненным: «Нам нужно больше концлагерей… 30 дивизий «Мертвой головы» образуют ядро… более крупных сил, которые потребуются нам для гарантирования внутренней безопасности и полного контроля над народом».[1391])

В связи с ситуацией, сложившейся в начале осени 1938 г., Генрих Гиммлер говорил о применении СС для подавления внутреннего сопротивления, а то и о гражданской войне в Германии (никогда больше за весь период существования Третьего рейха он не делал подобных заявлений): «Если бы началась эта война… мы бы выиграли ее. Правда, проявив такую жестокость и выказав такую железную волю, каких Германия еще не видела. Я могу гарантировать, что, пока я руковожу СС, внутри страны во время войны не будет ни одного человека, который хотя бы мысленно совершал революцию. Потому что такие люди сначала познакомятся с нами… Без всякой пощады… Потому что я, не дрогнув, уложил бы тысячу человек в городе. Я сделал бы это и ожидал бы от вас, что и вы это исполните».[1392] В первую очередь этот призыв был направлен против коммунистов. Гиммлер предвидел, что «широкие массы нашего народа… в ближайшие годы и десятилетия будут уязвимы для яда большевизма… распространяемого во все новых формах». «Здесь обнаруживается, что — несмотря на успехи национал-социализма — Гиммлер всегда питал глубокое недоверие к лояльности немецкого народа». [1393]

Как, впрочем, и мистер Чемберлен, питавший недоверие к лояльности немцев к делу белой расы, за которое стояла Британская империя. Это стало ясно, когда в беседе с премьер-министром его британского величества (о риске развязывания войны в случае, если не будут удовлетворены «последние территориальные требования» Гитлера в Европе) Гамелен, верховный главнокомандующий вооруженными силами союзной Франции, упомянул о подготовке немецких генералов к свержению Гитлера, на что Чемберлен ответил: «Кто нам гарантирует, что Германия после этого не станет большевистской?» Поставить такой вопрос значило ответить на него. Под ответом мистер Чемберлен разумел естественную для него альтернативу: если именно Гитлер предлагает гарантировать стабильность Британской империи, то плата в форме стабилизации гитлеровского имперского режима кажется премьер-министру Великобритании вполне справедливой. Не случайно его министр по делам Индии лорд Зетланд[1394] сомневался, не создаст ли какой-то «другой немецкий режим еще больше проблем».[1395]

Намерения, мотивы и результаты «умиротворения» Гитлера со стороны Чемберлена были настолько однозначны и очевидны, что еще в 1946 г. — пусть не в самой Германии, а в Швейцарии — нашлось издательство, согласившееся напечатать книгу одного немца — свидетеля событий, уже тогда отважившегося описать, как Чемберлен в сентябре 1938 г. спасал Гитлера от немецких генералов.[1396] А в 1953 г. в консервативной лондонской газете «Sunday Express» британский журналист Ян Колвин напомнил, как немецкие генералы пытались объяснить английскому министру иностранных дел лорду Галифаксу, что твердость Великобритании способствовала бы свержению Гитлера офицерами его собственного генштаба в том же сентябре 1938 г. — как только Гитлер вверг бы Германию в войну. Колвин вспоминал и об официальном ответе, который он получил тогда от британского поверенного в делах из Берлина: «Никто не должен создавать впечатления, будто британское правительство интересуют переговоры с кем-либо, кроме законного правительства Германии».[1397]

Генерал Гальдер был уверен, что, если бы Англия выразила готовность ответить насилием на насилие, Гитлер «спасовал бы». После того, как невозможно стало скрывать сведения, полученные на допросе Гальдера, коммунистическая газета «Daily Worker» вышла с заголовком «Как тори спасли Гитлера в 1938 г.» (13 сентября 1945 г.). Даже в глазах консерватора Карла Гёрделера[1398] (который вовсе не был ни яростным сторонником демократии, ни противником капитализма) «Невилл Чемберлен и его клика сами были своего рода фашистами», желавшими «при помощи национал- социализма» спасти свою «систему получения наживы»… [1399] И эту оценку со стороны мученика немецкого национального сопротивления (которую Герхард Риттер охарактеризовал как «странную»; «однако при ближайшем рассмотрении не такую уж нелепую» — по Б. Вендту)[1400]