— Ладно, — согласился Лонли-Локли. — Извини, Макс, я вообще не должен был цепляться к тебе с этими вопросами. Просто мне нелегко привыкнуть к мысли, что здесь ты все решаешь сам… И что я больше не должен за тобой присматривать.
— Можешь поверить, мне самому еще труднее к этому привыкнуть, — улыбнулся я. — Честно говоря, я бы не отказался от возможности переложить всю ответственность на твои могучие плечи… Или на чьи- нибудь еще. Но боюсь, такое мне не светит. По крайней мере, сейчас… И вообще не светит, наверное!
Я все-таки съел свою порцию пирога с клубникой, почти не обращая внимания на вкус. Не хотелось мне больше никакого пирога, но я так долго собирался, что теперь это был, можно сказать, вопрос принципа!
Мы вернулись в холл, и я принялся за работу. Сделать крошечный надрез на тряпичном теле куклы, аккуратно отделить кусочек все еще трепещущего хвоста и вложить его в надрез, спрятать как можно глубже — в жизни не предполагал, что мне когда-нибудь придется заниматься столь идиотским делом, с такой серьезной рожей!
Надо отдать должное Лонли-Локли, из него получилась бы отличная операционная сестра: он так своевременно подавал мне очередную игрушку и так ловко убирал в сторону тех, кто уже прошел обработку, любо-дорого глядеть! Более того, когда расшалившийся Друппи решил сунуть свой мокрый нос в сей метафизический процесс, сэр Шурф так строго на него рявкнул, что непоседливый пес тут же присмирел и улегся в самом дальнем углу холла. Всем своим видом он показывал, что просто физически не способен помешать моей работе, а уж о таких глупостях, как вылизывание хозяйских мордас, и вовсе думает с содроганием.
— Ага, и на тебя, оказывается, есть управа! — злорадно сказал я собаке. И с нескрываемым обожанием покосился на Лонли-Локли, после этого небывалого происшествия меня подмывало попросить у него автограф.
После того, как через мои руки прошла добрая дюжина кукол, я решил, что стал достаточно квалифицированным специалистом, и полез за пазуху, где хранились плюшевые тела моих «жен»: Хейлах, Кенлех и Хелви. Честно говоря, у меня дрожали руки. Все-таки эти девочки были моими хорошими знакомыми — еще не подружками, конечно, но чем-то вроде «племянниц», если вспомнить мою собственную дурацкую лекцию о наших семейных отношениях, которую им однажды довелось выслушать в «Сытом скелете», в перерыве между двумя кружками камры…
— Все в порядке, Макс, — мягко сказал Лонли-Локли. — У тебя все получилось с Друппи, получится и с остальными… Тебе кажется, что ты несешь за них особую ответственность, да?
— Да, пожалуй.
— На самом деле ты несешь точно такую же ответственность за всех остальных, в том числе и за меня, — пока мы здесь, по крайней мере. Так что никакой разницы!
— Твоя правда, — вздохнул я и решительно сделал крошечный надрез на плюшевом животике леди Хейлах. Она всегда казалась мне старшей из сестричек, так что и начинать следовало именно с нее…
Еще через полчаса все было закончено. «Прооперированные» игрушки неподвижно лежали на кожаном диване, в кресле и прямо на полу: слишком уж их было много, чтобы все могли разместиться с комфортом. Друппи так на нас обиделся, что сладко уснул в том самом дальнем углу, куда ему пришлось забиться под грозным взглядом сэра Лонли-Локли. Впрочем, его перемазанная клубникой морда выглядела вполне счастливой.
— Теперь мы с тобой должны ненадолго оставить этих ребят в покое, — сказал я Шурфу, оглядывая сюрреалистическую панораму холла. — Хочешь еще чаю? Или можем подняться в библиотеку, ты ведь любишь рыться в книгах…
Это предложение вырвалось у меня как бы само собой, я и сам удивился. Но потом с удивлением понял, что не соврал. На антресолях, над третьим этажом этого дома, действительно была какая-то библиотека, и я всегда знал о ней — то есть не я сам, а та незнакомая часть моего сознания, которая вспоминала и нашептывала мне всякие безумные вещи: что я всегда был ночным сторожем этого странного местечка, например…
— В библиотеку? — переспросил Шурф. — Дырку над тобой в небе, Макс! Какая библиотека? Неужели…
— Ты прав, — улыбнулся я. — Если уж мы с тобой действительно забрели на изнанку Темной Стороны… Знаешь, это вполне может быть та самая библиотека! Сейчас, собственно, и проверим.
Я зашагал наверх по скрипучим ступенькам. На ходу почти машинально нажимал на кнопки выключателей: мои руки каким-то образом помнили, где они находятся. Белые матовые шары озаряли наш путь тусклым светом. Под мутным стеклом абажуров скрывались самые обыкновенные электрические лампочки, каких полным-полно на моей «исторической родине». Впрочем, ничего удивительного.
Мы поднялись на третий этаж, а потом — на антресоли. Последняя лестница была не просто скрипучей — темные деревянные ступеньки опасно пружинили под нашими ногами. Пол на антресолях оказался таким же шатким и ненадежным, как лестница. Впрочем, мне даже нравилась эта маленькая гипотетическая опасность: если бы не подозрительная податливость половиц, наши блуждания по дому были бы, пожалуй, слишком похожи на сумбурный сон. А неприятное ощущение нескольких метров пустоты под тонкими досками пола придавало происходящему привкус достоверности, не знаю уж почему…
— Макс, ты был совершенно прав! — Лонли-Локли положил руку мне на плечо. Почему-то он говорил шепотом. — Стеллажи с книгами вдоль стен… Это библиотека!
— Нет, это просто стеллажи со старыми книгами, — я тоже невольно понизил голос. — Настоящая библиотека дальше. Видишь эту маленькую белую дверцу вон в том углу?
— Нет, — вздохнул он. — Не вижу я никакой дверцы. Наверное, вход в библиотеку существует только для тебя. Ты собираешься туда зайти?
— Конечно. Если уж меня сюда занесло… Подождешь меня здесь? Я быстро.
— Подожду. Пороюсь в этих старых книгах. Может быть, найду что-нибудь интересное.
— Надеюсь, ты хорошо проведешь время. Тебя же хлебом не корми — дай зарыться в макулатуру!
Я улыбнулся ему и открыл обшарпанную белую дверь, такую маленькую, словно она была дверцей старого малогабаритного холодильника. Мне пришлось проползать туда на четвереньках, посему я так и не смог оценить значительности происходящего. Впрочем, оно и к лучшему…
Там, куда я попал, царил нежный уютный полумрак. Такой слабый рассеянный свет можно увидеть в самом темном углу очень просторного помещения в пасмурный весенний день.
Я поднялся на ноги и огляделся. Помещение выглядело именно так, как я всегда представлял себе таинственную «библиотеку наверху» в те ночи, когда протирал своим призрачным задом красный бархат кресла на первом этаже этого странного дома. Ни окон, ни стен, ни потолка — если они и имелись, то терялись в мерцающем тумане, который был не то тканью этого пространства, не то его подвижным и переменчивым обрамлением. Кроме тумана здесь были только зеленые ковровые дорожки на полу и стройные ряды стеллажей с книгами. На мой вкус — самая умиротворяющая разновидность бесконечности…
Я сделал несколько неуверенных шагов вперед. Искаженные перспективы пространства библиотеки кружили мне голову, и, честно говоря, я боялся отойти от двери: не мог позволить себе сомнительную роскошь застрять здесь навсегда. Аллах с ним, со мною, но кто-то должен был доставить домой, в Ехо, пять дюжин человек, которые сейчас возвращались к жизни на первом этаже этого безумного памятника архитектуры.
Непослушные ноги занесли меня куда-то влево, и я со всей дури врезался в тупой угол письменного стола. Стол был самый настоящий, равно как и грядущий синяк на моем левом бедре, я заранее предвкушал его роскошные багровые тона! Кое-как справившись с детским желанием взвыть дурным голосом, я с ненавистью уставился на полированную поверхность своего обидчика. На столе лежал лист плотной голубоватой бумаги, исписанной довольно мелким почерком. Крупными буквами была выведена только первая строчка:
