чем на пару дней, а в последнее время стал пропадать надолго. Причем всякий раз строго-настрого предупреждал меня, чтобы я ни в коем случае не вздумал посылать ему зов, дескать, это может стать настоящей катастрофой, если случится невовремя. К тому времени мы уже выяснили, что я, если нужно, могу пробиться с Безмолвной Речью к кому угодно, защитные барьеры для меня не препятствие. Чиффа говорил, что все дело в моей способности концентрироваться на задаче, оставаясь при этом абсолютно равнодушным к результату. Собственного мнения на сей счет у меня не было, но я полагал это свое умение чрезвычайно полезным и при всяком удобном случае старался его тренировать.

— Все еще хуже, я уже почти год пытаюсь хотя бы начать ловить Лойсо, — сказал Чиффа. — И дальше этого дело не идет. Это меня сердит. Я не привык играть по таким правилам. Обычно мне удается застать жертву врасплох или, напротив, разозлить настолько, чтобы желание покончить со мной при личной встрече стало сильней разумной осторожности. С Лойсо такие дешевые приемы не работают. Его, конечно, можно понять. У него есть великая цель — присутствовать при разрушении Мира. А еще лучше — самолично поспособствовать его скорейшему наступлению. Что он рассчитывает выгадать, я в точности не знаю. Но подозреваю, его переполняют примерно те же прекрасные фантазии, что и тебя, когда ты подбирался к орденским аквариумам, только масштабы совсем иные. При таком раскладе встреча со мной ему действительно ни к чему. Именно сейчас Лойсо очень не хочет — не только умереть, даже потерять на время форму для него катастрофа. Риск становится нежелательным, когда ставки так велики. Это, надеюсь, понятно.

Я пожал плечами. Какая разница, почему Лойсо Пондохва не желает назначать свидание Чиффе. Вполне достаточно того, что на сегодняшний день это — так. А нам надо, чтобы было иначе. Ничего не попишешь.

— А почему вы думаете, будто у меня есть шанс? — наконец спросил я.

— Только потому, что ты можешь застать его врасплох. Лойсо не принимает тебя всерьез, я уже не раз говорил, как это важно. Ты молодец, не забываешь время от времени развлекать горожан выходками Безумного Рыбника. Поскольку делаешь это без особого удовольствия и интереса, пошли слухи, что Безумный Рыбник понемногу теряет силу. Именно теперь, когда ты по-настоящему опасен, тебя никто не боится. Это настолько прекрасно, что слов нет! И конечно, никто не подозревает, что у тебя есть Перчатки Смерти. Зато все заинтересованные лица уверены, что они есть у меня. Уж прости, сэр Шурф, но мне пока достается вся твоя слава. Это несправедливо, зато очень полезно.

Я укоризненно покачал головой. Знает же, что мне нет никакого дела до так называемой славы. С этой точки зрения высокомерия у меня только прибавилось: люди представлялись мне слишком незначительными персонами, чтобы я стал интересоваться и тем более дорожить их мнением о себе. Единственное существо, чью симпатию я с некоторых пор искренне хотел заслужить, обитало неведомо где, называлось неведомо как и, скорее всего, вообще не имело понятия о том, что я есть. Потому что если бы у него тоже обнаружился старший товарищ, готовый объяснить, что у каждого имеется Тень, встреча с которой сулит немыслимые ощущения и невообразимые перемены, это было бы воистину удивительное совпадение. Я на такое не особо рассчитывал.

— Если ты разозлишь Лойсо как следует, он захочет тебя убить, — мечтательно сказал Чиффа. — На его месте кто угодно решил бы, что проще избавиться от назойливого мальчишки, чем терпеть его приставания. Тем более риска — никакого. Ну, то есть он будет уверен, что никакого. А у тебя Перчатки Смерти и прекрасная реакция. Просто великолепная реакция, сэр Шурф, я не преувеличиваю. Пока еще похуже, чем у меня самого, ну так я пятьдесят дюжин лет тренировался, а ты — тридцать с хвостиком.

— Ну, Лойсо небось тоже лет шестьсот учился, — заметил я. — Если не больше.

— Больше, больше. Он постарше меня, а в Высокую школу Холоми поступил чуть ли не младенцем. Но при встрече с тобой он будет расслаблен и небрежен. Он же не сражаться с равным придет, а так, заглянет на минуточку, чтобы уничтожить негодного мальчишку и бежать дальше по своим делам. Ты сам, при всем моем уважении, вряд ли стал действовать на пределе своих возможностей, если бы возникла необходимость убить, скажем, Толстую Флосси. Или ее близнецов. Я имею в виду, до того, как я тебе о них рассказал.

Чиффа, не сомневаюсь, нарочно вспомнил о Флосси, чтобы поднять мне настроение. Толстая Флосси была самой добродушной и одновременно бестолковой лавочницей на обоих берегах Хурона. Ее сыновья- близнецы, тощие белобрысые подростки с круглыми птичьими глазами, напротив, были редкостными пакостниками, однако бестолковостью пошли в мать, поэтому их неутомимые попытки как-то навредить посетителям лавки обычно заканчивались полным провалом, к полному удовольствию потенциальной жертвы. В лавку Толстой Флосси ходили не столько за покупками, сколько за развлечениями, как в цирк. Если у вас скверное настроение, много свободного времени и дешевое лоохи, о котором, в случае чего, не станете рыдать, визит к Флосси на предмет закупки продуктов для ужина — именно то, что требуется. Возможно, именно поэтому никому не приходило в голову их обижать. Я сам не трогал эту семейку, даже когда был абсолютно безумен, — очень уж жалкие существа. Чиффа, однако, по секрету поведал мне, что под личиной Толстой Флосси и ее шумных сыновей скрывается его старинный друг, один из самых могущественных колдунов этого Мира, достаточно мудрый, чтобы отказаться от какого бы то ни было участия в неразберихе, вошедшей в историю под названием Смутные времена, но слишком любопытный, чтобы покинуть столицу в разгар таких интересных событий. Поэтому он распустил орден Часов Попятного Времени, Великим Магистром которого являлся на протяжении нескольких тысячелетий, и занял, по его собственным словам, «самую удобную ложу поближе к сцене». Уж не знаю, каким образом этот колдун умудрялся существовать в трех телах одновременно, но, по словам Чиффы, для могущественных людей такие фокусы — скорее дополнительное удовольствие, чем тяжкий труд, а мне оставалось лишь верить ему на слово.

— Ты, с точки зрения Лойсо, ничем не будешь отличаться от любого из мальчишек Флосси, — сказал Чиффа. — И это — твой шанс. Наш общий шанс одним махом покончить с войной и вплотную заняться исцелением умирающего — я имею в виду этот Мир. Если вся эта свистопляска затянется еще на дюжину лет, я, пожалуй, сдамся и начну присматривать для себя уютный домик на окраине какой-нибудь иной вселенной. И для тебя подыщу где-нибудь по соседству, так и быть. На морском берегу, конечно же. Я в курсе, что ты без ума от моря.

— Спасибо, — вежливо сказал я. — Очень любезно с вашей стороны дать мне понять, что моя собственная участь не зависит от того, соглашусь ли я охотиться на Лойсо.

— Разумеется, не зависит. Когда я говорю человеку, что он должен сам сделать выбор, это означает, что я заранее согласен с любым возможным решением. Я не могу предложить тебе никаких особых наград, если ты рискнешь сразиться с Лойсо. Но и никакого наказания на случай отказа не предусмотрено. В наших с тобой отношениях в любом случае ничего не изменится. Шантаж — дело хорошее, но я стараюсь по возможности обходиться без него, когда имею дело со своими. К счастью, своих не так уж много, а то даже и не знаю, как бы я выкручивался, — Чиффа скорчил отвратительную гримасу, совсем как на давешней карикатуре, и дружески мне подмигнул.

Я, впрочем, прекрасно понимал его тактику. Чиффа неплохо меня изучил и, соответственно, знал, чем меня можно пронять. Если бы он поставил мне жесткие условия, посулил награду, пригрозил наказанием, мне было бы гораздо проще отказаться от его предложения. Трудно придумать наказание, которое хуже почти гарантированной скорой гибели. Можно, но трудно. О наградах и говорить глупо. А этот хитрец оставил меня наедине с моим чувством долга и моими же представлениями о чести. Они были серьезными противниками, ничем не хуже Лойсо Пондохвы. Я хочу сказать, что у меня почти не было шансов с ними справиться. Но я решил попробовать.

— Мне нужно подумать, — сказал я. — Пожалуй, останусь тут, на пляже. Заплыву подальше, лягу на дно и постараюсь понять, как мне следует поступить. Всегда предпочитал принимать важные решения в ванной, а море — это гораздо лучше.

— Как скажешь, — невозмутимо кивнул Чиффа. — Мне посидеть на берегу или прийти завтра?

— Завтра. Мне надо побыть одному.

— Понимаю. Тогда до встречи.

Чиффа встал из-за стола и тут же исчез, ушел Темным Путем по каким-то своим делам. А я остался один, как и хотел. Расплатился с трактирщиком и пошел вдоль берега, стараясь шагать по почти неразличимой в темноте границе между мокрым и сухим песком. Мне почему-то казалось, это очень важно