И он поймал себя на мысли о том, что ждет ее согласия.

Даже пронзаемый ледяным ветром, переезжая от одной гостиницы к другой и расспрашивая о рыжеволосой незнакомке, молодой Рамсден втайне надеялся, что все его расспросы ни к чему не приведут. Пусть будет, как она сказала. Пусть она и в самом деле появилась на берегу моря таинственным образом. Или, как утверждает бабушка, возникла, как Венера, из морской пены – исключительно для того, чтобы доставить ему удовольствие.

Джулиан так и думал о ней, доехав до Вестфорда и проезжая через рыбацкий поселок. Рыбаки в этот день не вышли в море из-за надвигающегося шторма, и вся деревушка замерла в молчании. Во всех встречавшихся ему на пути деревнях он спрашивал в гостиницах, на пристанях, в церквах, не видели ли здесь каких-то путешественников? Или, может, кто разыскивал пропавшую молодую женщину?

Снова и снова он получал отрицательные ответы на свои вопросы.

Джулиан становился все мрачнее. И не потому, что поиски ни к чему не приводили, а из-за того, что его раздражали взгляды крестьян, к которым он обращался с расспросами. Страх. Любопытство. Подозрительность. Вот что было в их глазах, когда, дотрагиваясь до шапок, эти люди отвешивали ему почтительные поклоны и бормотали: «Милорд…»

Они говорили с Джулианом Рамсденом, подозрительным хозяином Виткомб-Кипа, о котором поговаривали, будто он – сын самого дьявола. К таким сплетням уже следовало привыкнуть. Впрочем, надо признаться, что раньше все эти разговоры мало беспокоили молодого человека.

Несколько лет назад, в Лондоне, юный Рамсден рассказал обо всех этих сплетнях своему приятелю Кристоферу, и тот лишь рассмеялся.

Но Виткомб был так далеко от блистательного Лондона с его пышным двором, балами, маскарадами и придворными легкими интригами. Рассказывая деревенские сплетни, Джулиан сам потешался над ними, там, в Лондоне.

Однако иногда деревенские не узнавали его, и тогда не было испуганных, настороженных глаз, многозначительных переглядываний. Но все равно слухи поползут, от этого никуда не деться.

- …Ах, сам Джулиан Рамсден… Говорят, он сын самого дьявола… Нет-нет, Бесси, даже и не смотри в его сторону, а то навеки будешь проклята…

Сущий бред. Вздор. Проезжая Вестфорд, он вспоминал свою веселую, беззаботную юность, когда можно было пить, гулять и волочиться за девушками, ни о чем не думая, так, как это бывает только в молодости.

Зрелище на главной площади вернуло его к реальности.

В самой середине возвышалась наспех сколоченная виселица, и на ней покачивались тела трех женщин.

Вокруг толпились местные жители. На чьих-то лицах было отвращение, кто-то явно торжествовал, но объединяло всех одно: такими взглядами смотрят школьники, когда наказывают их нашкодивших товарищей. Попало не им – на этот раз, – и в глазах прячется тайная радость.

Джулиан остановил коня и оглядел собравшихся, а затем бросил взгляд на повешенных. Тела трех женщин слегка покачивались на холодном ветру, от которого волосы и одежда несчастных шевелились, как у живых. Но у живых не бывает таких неподвижных лиц, да и головы не падают так низко на грудь…

Какая- то благочестивая душа заботливо обвязала их юбки вокруг лодыжек, чтобы целомудренные зрители, не дай Бог, не были смущены видом женских ног.

Рамсдену стало гадко от того, что все эти люди стоят тут, наслаждаясь видом смерти.

И вдруг над шумом ледяного ветра, шепота и приглушенных голосов раздался плач ребенка. Это был скорбный, животный звук, который потряс Джулиана до глубины души.

Направив коня вперед, он проехал через толпу и остановился у самой виселицы.

Там он увидел, кто плачет. На земле, под телами повешенных, стояла крохотная девчушка, на вид не больше пяти лет. Из-под оборванной юбки выглядывали посиневшие от холода ножки. Она тряслась, как последний осенний листок дрожит на ветру в ненастную погоду.

Побледневшее личико девочки было направлено в сторону одной из мертвых женщин. Широко раскрытые голубые глаза были полны горького отчаяния, а изо рта рвался бесконечный жалобный стон.

И никто не подошел к ней, не утешил, не приголубил несчастное создание. Эти добрые, порядочные люди молча смотрели на бедное дитя, упиваясь чувством выполненного долга.

Это еще больше разозлило Джулиана.

- Что здесь произошло? – крикнул он, но его голос потонул в злобном молчании, прерываемом лишь плачем ребенка. – В чем дело? – снова прокричал он. – Кто эти женщины, и за что с ними так поступили?

Толпа зашевелилась. Рамсден увидел, как меняются самодовольные физиономии, выражая теперь подозрительность и даже обиду. И опять пополз обычный шепот:

- …Тот самый Джулиан Рамсден, из Виткомб-Кипа…

Страх, предрассудки…

Гнев Джулиана нарастал. Ему казалось, что из его груди рвется наружу черная, неуправляемая сила.

- Где ваш мэр?

Через некоторое время из толпы выступил тучный человек, многочисленные подбородки которого тряслись на широком белом воротнике, словно желе. Выражение лица под высокой шляпой выражало воинственность – сразу было видно, что человек готов защищать свою власть.

Джулиан заметил жирные пятна на белом пуританском воротнике и подумал о том, что мэр, пожалуй, отведал недурной завтрак перед омерзительной сценой казни.

- Я мэр этого города, сэр, – наконец последовал ответ.

- А это что? – ледяным тоном вопросил Рамсден, указывая на повешенных и плачущего ребенка.

Мэр выпрямился, стараясь сделаться повыше ростом.

- Это именно то, что вы видите перед собой, сэр. Законная казнь, проведенная после тщательного расследования. Согласно закону Англии.

Мэр важно кивнул.

Толпа одобрительно загудела.

Джулиан подумал о том, что будет, если он сейчас даст сапогом прямо по жирной роже лорда мэра Мерзавца. Не будь здесь столько народу, он именно так бы и поступил.

- И в чем же их преступление? – спросил молодой человек, хотя прекрасно знал, какой ответ последует на его вопрос.

Уголком глаза Джулиан видел золотистые волосы одной из казненных, хотя изо всех сил старался не смотреть в их сторону. Он не хотел знать, молоды ли они были? Красивы ли? Чьи-то сестры или бабушки? Их единственным преступлением была привлекательная внешность.

- Они были ведьмами, сэр. Господь сжалится над их душами.

- Да уж, он более милосерден, чем их соседи, – спокойно проговорил Джулиан, но его голос был не слышен за надрывным плачем малышки. Рамсден не мог больше выносить этого.

- Кто возьмет себе ребенка?– с яростью выкрикнул он.