распоряжений. Сезар видел Сент-Арно в окружении офицеров, слышал громкие голоса, заметил генерала Боске, командующего дивизией, которому доверили правый фланг французской армии; генерал как раз выслушивал распоряжения маршала и величественно кивал. До виконта долетали обрывки фраз – об артиллерии, о господствующих позициях. Сент-Арно выглядел гораздо лучше, чем вчера, – война настолько вдохновила его, что теперь он был похож на выздоравливающего.
Рассматривая всех этих блестящих офицеров, Сезар гадал, кто из них доживет до вечера, и невольно вспомнил о Пьере де Бриссоне, который так и не объявился. Приказ все так же лежал у виконта в кармане, совершенно бесполезный. Посмотрев снова на маршала, Сезар увидел, что тот отдает какой-то пакет де Ларошу.
Адъютант быстрым шагом вышел из толпы офицеров и вскочил на коня, которого держал под уздцы солдат, и только тут заметил виконта.
– Доброе утро! – Они козырнули друг другу. – Великий день, лейтенант! – Де Ларош был весел. – За что станете биться?
– Простите? – не понял Сезар.
– На войну лучше идти, зная, за что дерешься. Добрая традиция, – конь у де Лароша был молодой и капризный, все пытался затанцевать, но лейтенант ему не давал. – Большинство солдат дерется за жалованье. Многие офицеры – за славу или же за Францию, которую любят, как невесту. А кто-то дерется за женщин. За кого вы?
Сезар подумал.
– Пожалуй, за любовь. Да, верно. За нее.
– Вам есть кого любить?
– Да, Ларош. А вам?
– Когда-то было, – Он пожал плечами. – Но это оказалось ошибкой. Сегодня я дерусь за себя, – он снова козырнул. – Прошу меня простить. Должен доставить срочный пакет лорду Раглану. Удачи вам, адъютант.
– И вам.
Де Ларош свистнул, пришпорил коня, только обрадованного таким оборотом дела, и уехал. Сезар смотрел ему вслед.
Что-то толкалось в голове, что-то неуловимое, и виконту, которого ночью так хорошо согрела спящая рядом Кристель, вдруг снова стало холодно.
«Удачи вам, адъютант».
Эхо слов, эхо прозвучавших фраз… Маршал указывает карандашом на карту. Солнце лезет во все щели. Де Ларош восторженно смотрит на Сезара.
«…Значит, вы вовсе не его адъютант? Это маска?»
Откуда он знал? Сент-Арно не успел Сезара полностью представить, сказал – виконт де Моро, он расследует дело…
Лепет листвы, охряная вода небольшой речки, упавшее дерево.
«…И все же другом он мне был, хотя и не таким славным, как я полагал иногда».
Ночь, пересказанная грубым голосом караульного.
«…Ты не хочешь принять эту любовь такой, какая она есть».
Звон голубой чашки о блюдце.
«…Сегодня ему сказали: женщины не умеют любить – только мужчины, страстно и безнадежно, а он не поверил…»
«…Мы должны сделать это, если хотим выжить. Пойдем со мной».
«…Но это оказалось ошибкой».
Сезар рванул из кармана сложенный листок – распоряжение об аресте лейтенанта де Бриссона, – рванул так, что едва не разорвал пополам, развернул стремительно и уставился на строчки, написанные легким, похожим на женский почерком.
«Надо сказать тебе нечто важное. В двадцать один за южным караулом».
Задира Пьер никогда не писал этой записки. Лейтенант де Бриссон понятия о ней не имел.
Когда виконт ударил Галахада шпорами под бока, резко разворачивая коня, кто-то, кажется, крикнул в спину:
– Лейтенант де Моро! Куда вы? Вернитесь!
Но он не мог остановиться.
Прошло меньше минуты с того момента, как де Ларош уехал от штаба, и вряд ли лейтенант успел удалиться на такое расстояние, чтоб его не догнать. Виконт не сомневался: в штаб лорда Раглана де Ларош сейчас не поскачет. Сегодня он дерется только за себя.
Виконт гнал коня, иногда громко кричал, распугивая людей с дороги; наконец позиции закончились, и потянулась степь – все та же степь. Лагерь оказался правее. Сезар присмотрелся, встав на стременах, и вдруг – словно проблеск! – увидел удаляющегося всадника.
Покойный Флоран, вечная ему память, был куда как хорош, когда дело касалось не только серебряных ложек, но и покупки лошадей. Галахад летел, словно бы не задевая земли копытами, и все же гулкий топот отдавался во всем теле Сезара. Всадник становился ближе и ближе, и вот он оглянулся – лишь для того, чтобы убедиться в погоне и пришпорить своего коня. Расстояние неуклонно сокращалось.
Когда оно сократилось до приемлемого, виконт вытащил заряженный пистолет, который носил с собою, и выстрелил с ходу. Конь де Лароша споткнулся и полетел кубарем в высокую золотую траву.
Когда Сезар подъехал, маршальский адъютант пытался выбраться из-под умирающей лошади и негромко, но с чувством ругался. Виконт остановил Галахада, одним движением соскользнул с его спины, не сводя с де Лароша дула второго пистолета. Приятно быть предусмотрительным.
– Руку из сумки выньте, – спокойно посоветовал виконт де Ларошу.
Тот повиновался, медленно отложив в сторону пистолет, которым едва не успел воспользоваться. Вытащил ногу из-под седла, встал, насмешливо глядя, и скрестил руки на груди.
– Что теперь? Догнали меня, убили мою лошадь. Как я отвезу пакет лорду Раглану?
– Вы не собирались это делать. Вы хотели дезертировать.
– Какая чушь. Попробуйте это доказать, и вас засмеют.
– Конечно, вы правы, – согласился виконт, – доказательств у меня нет.
Степь лежала вокруг – прекрасная, залитая солнцем; издалека летел гром русских пушек. Скоро полки пойдут в атаку. Горячее солнце облизывало лица, словно добрый пес.
– Доказательств того, что вы собрались дезертировать, у меня нет, – повторил Сезар, – зато есть доказательства того, что вы убили капитана де Эмона. И вот за это придется ответить.
Насмешливая улыбка не покидала лица де Лароша.
– Большей глупости в жизни не слышал. Жан был моим другом. А убил его лейтенант де Бриссон, несчастный пьяница. Вы сами это выяснили. У вас даже приказ есть.
– Да. Отличная бумага, этот приказ. Очень мне помогла.
Тут он впервые забеспокоился.
– Что вы имеете в виду?
– Я покажу ее маршалу. Ее и ту записку, которую вы прислали капитану де Эмону вечером первого августа. Записку о встрече за южным караулом.
– Вы не… – Он тут же взял себя в руки. – Не знаю ни о какой записке.
– Конечно, знаете. Вы долго ждали этой встречи. Она действительно очень много значила для вас. Вы были влюблены в него. Да, Максим?
Де Ларош побледнел так, что веснушки стали казаться черными пятнами.
– Вы… Не смейте так говорить!
– Я-то вам поверил, – продолжал Сезар, не меняя тона. – Вы сыграли передо мною этакого растерянного юнца, но вы вовсе не юнец, Максим. Вы человек умный, расчетливый и хладнокровный. Однако все же вы молоды, и чувства взяли над вами верх. Вы позволили себе сказать кое-что лишнее в разговоре со мной; как жаль, что я понял это только сейчас. Мой камердинер был бы жив.
– Послушайте, – произнес де Ларош. Он все еще был очень бледен. – Перестаньте говорить все это, и давайте разойдемся.
