действительно жалко. Я к нему уже привык и относился как к своему. Для подполковника Лагуна этот бинокль был боевым трофеем… если только действительно боевым. Для меня он тоже стал трофеем. А что касается зарядного устройства для тепловизора, то я не думаю, что у меня меньше возможностей или подобрать подходящее, или сделать его так же, как сделал сам Александр Игоревич. И вообще при моей должности – а я уже не снимал себя с должности командира взвода спецназа ГРУ – такой прибор гораздо более важен и необходим, чем его прежнему обладателю, который держал его в сумке под кроватью.

Я бежал легко и быстро, не чувствуя усталости даже оттого, что тропа то круто бросалась вниз, то не менее круто взбиралась в гору. Но об осторожности не забывал. И в нужный момент, когда, по моим расчетам, я находился уже в непосредственной близости от села, скорость сбавил и бинокль стал поднимать чаще.

Расчеты меня не подвели. Это я понял, поднявшись на очередной скалистый холм, с которого увидел само село. Вернее, еще не село, а многочисленные, разбросанные на большом пространстве огни. Село в самом деле было большое и освещало часть неба, как и любой населенный пункт. Не разглядывая в бинокль улицы, я прозондировал с помощью тепловизора только свой предстоящий путь, не увидел опасности и снова побежал, чтобы успеть к крайнему от дороги дому раньше, чем туда доберется Илдар. Мне хотелось не ошибиться в парне, хотелось верить в то, что он стоящий человек и придерживается норм поведения, выработанных его предками. Если я попросился к нему в гости, он обязан проявить гостеприимство и даже должен защищать меня, если кто-то посягнет на мою жизнь, будь это сам Пехлеван. К сожалению, современные горцы часто забывают старые правила. Поэтому об осторожности забывать нельзя никогда.

Остаток пути я пробежал быстрее. Во-первых, бежать под гору легче, чем наоборот; во-вторых, ощущение близкого финиша обычно добавляет скорости. И только уже в трех десятках метров от села, когда стали видны силуэты домов, я остановился и снова взялся за бинокль. Тепловизор снова не показал опасности, поэтому я сразу двинулся к забору. Он был невысоким, до уровня моей груди, сложенным из слоистого камня-слюдяника. Но вместо связующего материала использовался не цемент, а глина, которой здесь больше, чем земли. Поэтому прежде чем перебраться через забор, я потрогал его руками, проверяя устойчивость. Камни держались крепко. И я без сомнения поставил на стену руки, одним прыжком перебросив свое тело по другую сторону забора. Двор был бетонированный, споткнуться было негде; я быстро проскочил к дому и забрался в первое попавшееся окно. Теперь можно было безбоязненно осмотреться и подготовиться к встрече Илдара.

Дом оказался одноэтажным, но чердак тоже когда-то был жилым. Это не мансарда в обычном понимании этого слова, а просто слегка утепленный чердак, на котором стояли стол и кровать. А главное, там было два окна. Одно – с торца дома, второе – в крыше, которое смотрело как раз в сторону дороги в центр села. Той самой дороги, по которой мой недавний пленник и должен был подойти. Устроившись около этого окна, я стал наблюдать.

Наконец показался Илдар. Не хотелось петь, но сама собой в голове промелькнула мысль о том, что кто-то там милого узнает по походке. Мне этот человек милым не казался, тем не менее я рассчитывал в чем-то на его помощь. Сам Илдар еще не понимал, что мы с ним в какой-то степени оказались в одинаковом положении. И его и меня пытались «убрать», как кучку навоза с дороги. Равнодушно. Но ни мне, ни ему не хотелось ощущать себя пылью на тропе чужой войны. Поэтому нам требовалось действовать, причем действовать совместно. Однако у Илдара еще была сильна привязанность к Пехлевану и вера в него, в его справедливость. Возможно, в чем-то Илдар был прав, и я напрасно думал о Пехлеване плохо. Но заставить меня видеть существенную разницу в поведении Нажмутдинова и Лагуна было трудно. Точно так же, как убедить Илдара в том, что не он предал Пехлевана, а тот предал его. Но попробовать стоило.

Илдар шел один посреди дороги. На всякий случай я просмотрел не только саму дорогу, но и всю улицу. Он шел, можно сказать, демонстративно, а вдоль заборов могли красться другие люди. Но никого видно не было, тепловизор «свечения» не показывал. Только во дворе одного из домов, мимо которого проходил Илдар, остановился какой-то человек, вслушиваясь в шаги. Судя по фигуре, это была пожилая женщина, с трудом переставлявшая ноги. Но к забору она даже не подошла.

Тем временем начало стремительно светать. Это было не в мою пользу, потому что я хотел бы дойти до дома отца Илдара в темноте и при этом никому не попасться на глаза. Простая забота о своей безопасности, а вовсе не скромность. Но с природой спорить я не умел, и потому следовало удовлетвориться тем, что есть.

Илдар подошел к забору, посмотрел по сторонам, не наблюдает ли кто за ним, и пинком открыл калитку. Скрип в темноте всегда бывает более звучным, чем в дневное время, и мне он не понравился. Не желая, чтобы Илдар и дверь в дом тоже открывал пинком, я крикнул:

– ?Иду…

Перешел к другому окну, выбрался из него на карниз и спрыгнул во двор. Высота была около трех метров. Илдар с уважением оценил мой полет, покачал головой, но ничего не сказал. Для него с его походкой и легкой, на мой взгляд, неуклюжестью в движениях, да и излишним весом такой прыжок мог бы закончиться трагически. Для меня же он был естественным выполнением нормальных тренировочных упражнений на полосе препятствий. Я легко спружинил ногами, прыгнул вперед и в сторону и через секунду уже стоял перед Илдаром, готовый последовать за ним.

– ?Ну, что твой отец? Он уже нашел нужную тему для философского разговора?

– ?Он никогда не ищет темы. У него полная голова этих тем. Хотя никто не знает, когда на него накатит. Иногда может несколько дней молчать. Иногда просто разговаривает. А порой…

– ?Тогда – идем?

– ?Идем!

Илдар двинулся первым. Сразу за калиткой я пристроился сбоку. Теперь он не был пленником, у меня в руках не было веревки, на которой я его водил, и можно было идти бок о бок.

– ?Как твой отец встретил весть о госте?

– ?Как и положено хозяину дома. Он всегда рад гостям. Меня, правда, отругал…

– ?За что? За такого гостя?

– ?За то, что ты меня в плен взял.

– ?Ты успел ему все рассказать? Быстрый же ты на язык… У меня вот с рассказами всегда не ладится. Проще большое дело сделать, чем потом короткий рапорт написать.

– ?Не все успел. Отцу уже и без меня наговорили, расстроили старика… Пехлеван заходил. Он посчитал, что я просто бросил его, а сам решил жену навестить и сына обнять, пока отряд спит. Я его накануне просил отпустить меня на пару часов – он не отпустил. Теперь решил, что я сам убежал. И пришел расстрелять меня. Очень удивился, что не застал меня дома. Потом стал куда-то звонить и только тогда узнал, что я попался людям подполковника. Кто мог ему сказать?

Я даже улыбнулся, радуясь, что мои вроде бы чисто гипотетические предположения находят фактическое обоснование.

– ?Только сам Лагун. Кстати говоря, когда мы с тобой выходили, кто-то ему позвонил. Я только начало разговора слышал. Теперь догадываюсь, что это был как раз Пехлеван. Я и раньше об этом думал, но это было только ничем не подкрепленное предположение. Теперь уверен. Это звонил Пехлеван.

Илдар вздохнул.

– ?Да, наверное. Больше некому. Шахмардану Саламовичу сказали, что меня отпустят. Что я буду переговорщиком между сторонами и принесу Пехлевану много новостей. Но Лагун, когда мы разговаривали, подтвердив, что меня отпустят, ничего передавать Пехлевану не стал. Никаких новостей. Велел только попросить его обязательно позвонить. Подполковник очень удивился, узнав, что Шахмардан Саламович здесь. Он считал, что отряд находится в другом месте. Лагуну не понравилось, что Пехлеван выступил против него. Но ничего этого передавать я не должен был.

– ?Я понял уже… – перебил я объяснения Ильдара. – Но тебе и не следовало говорить ничего особенного. Ты, по замыслу подполковника, должен был быть расстрелян в стороне от базы. Чтобы Пехлеван не подумал на него. А так – да мало ли кто тебя подстрелил. Для этого же тебе нож дали, чтобы уже наверняка. Они понимали, что ты даже с ножом со мной не справишься. Если бы хотели тебя освободить, не просили бы меня тебя расстреливать, это первое. А второе, тебя вооружили бы не ножом, а пистолетом. Ствол в такой ситуации вернее. Лагун обманывал Пехлевана, как Пехлеван обманывал Лагуна.