— Утрируем девушка. — Недовольно поморщился и перешел на высокий слог. — Если упрощать до крайности сложные нравственные ситуации, то всегда договоришься до любого абсурда и оправдаешь что угодно. Да, если жизнь тела в опасности, то любые попытки спастись заранее оправданы совестью. Но разве мы, в безвыходном положении? Еще можно несколько дней терпеть унижения и пресмыкаться перед сильными, мира сего. На ягодах выживем.

— Сам-то понял что сказал? — Усмехнулась снисходительно начальница. Смутился и пожал плечами.

— Догадываюсь.

— Короче Вася, если не хочешь пользоваться ворованными деньгами, остаешься наедине с чистой совестью, но без обеда. Выбирай.

— За горло взяла? — Гордо вздернул подбородок, но живот обиженно булькнул, рот сглотнул обильную слюну. Оголодавший организм свело спазмами от приступа голода и высокая мораль, махнув раздраженно рукой, спряталась в уголках разума до лучших, сытых времен. Сжав зубы, попытался сдаться на милость победителя красиво. — Хорошо, согласен. Уступаю диктату, но знайте девушка, идете в разрез с жизненными принципами. — Не удержался и уточнил. — На мясо денежек хватит?

— И на мясо, и на суп с пирожками. — Начальница залезла в разрез платья и из-под другой груди извлекла небольшую косметичку. Достала зеркальце и оглядев внимательно потрепанную внешность, решительно добавила. — Приводимся в небольшой порядок и быстренько делаем ноги до ближайшей деревни, пока херчанки не обнаружили пропажу кошелька.

— Согласен. — Понурил голову. Если совесть может смирится с чужими несправедливыми делами, то физиономия категорически не согласна отвечать за чужие грехи.

Ускорили шаг по пыльной дороге, выглядывая укромное место для приведения внешности в порядок. Время шло, ручейка — нет, тревожные мысли успокоились, голова переключилась на необыкновенные возможности женской груди.

Чем дольше общаюсь с женским полом, тем в большее восхищение прихожу от широких возможностей применения замечательных выпуклостей. В моральном, физическом и хозяйственном плане.

Не скажу, что девы придают особое внимание естественным преимуществам, скорее относятся как к должному, и необходимому злу. Для девы грудь — секретный кошелек, возможность отложить что-то на черный день и как предмет для украшений, но используемый не во всю потенциальную мощь и красоту. Узко мыслят. Традиционно-тривиально.

Начнем по порядку. Как бы использовал большую грудь изобретательный мущинка? Правильно, в первую очередь, как предмет для гордости и зависти перед самцами-соперниками. Мы всегда должны что- то, с чем-то сравнивать. Зарплату. Машину. Прочее и второстепенное. Но! Самый главный критерий для сравнения? Правильно — он. Рудимент. Отросток, друг, младший брат. Да назовите самого завалящего прынца, который не мечтает, чтобы драгоценный отросток, стал немного больше чем сейчас. Ну чуть-чуть, сантиметров на пять-шесть в длину и пару-тройку в диаметре…

Но в чем главная проблема? Просто так, отросток в многолюдном, разнополом обществе не выставишь на всеобщее обозрение. Неприлично и пошло трясти опавшим, дремлющим отростком. Не показывает истинные размеры. Чтобы все время упруго и гордо торчал параллельно земле, нужны дополнительные стимулы и возбудители. А была бы грудь? Выпуклость под пиджак, пальто не спрячешь. Грудь какая есть, такая и есть. Всегда. Завидуйте малогрудые — мелкомешочные. Мало ли что у соседа машина классная и зарплата в пять раз больше. Зато у меня, без силикона на два размера шире. Еще бы размер груди соответствовал размеру рудимента. Двойная радость, для черной зависти конкурентов.

Теперь по поводу физических возможностей. Принять на грудь алкоголя? В два! В три раза больше! Сколько не выпил, лицо при падении не разобьешь, грудь помешает, амортизирует.

В хозяйственном плане? Заначку затырить? Милое дело. Плоскогубцы положить на грудь, пока руки отверткой заняты? Гвозди антисанитарно в рот не класть, при обивке дивана, а на широкую грудь. Тяжести переносить удобнее, не придавит шифоньером в узком коридоре малогабаритной квартиры.

Книги читать лежа — вместо подставки используем. Да в умелых руках, да с мущинской сметкой и изобретательностью, неужели ограничимся в творческих поисках? Лишим женщин предмета мужской зависти, ну и куда побегут? Ревут, обижаются нервы треплют, тоскливо обвиняют — Ты любишь только за грудь… Чаще да, но иногда и без разницы.

— Света, разреши задать нескромный вопрос. — Не удержался от вопроса, шагающей чуть впереди начальнице. — Только пожалуйста, честно и откровенно.

— Да? — Удивилась начальница, не оборачиваясь. — С каких пор стал деликатным и скромным? Хорошо, задавай. Когда беседуешь о ерунде, меньше кушать хочется и дорога становится короче.

— Ты никогда не задумывалась, что природа устроена рационально и продуманно? Лишнего ничего не создается, для чего-то предназначено.

— Ты так думаешь? Ну и?

— Какую функцию выполняет девичья грудь?

— Ты уже спрашивал. — Светлана пожала недоуменно плечами. — Дурацкий вопрос, из той же оперы зачем на небе звезды. Пусть будет.

— Определенная логика есть, но смысла нет. — Догнал начальницу и зашагал рядом. — Огляди себя, что видим? Руки — хватать, таскать, ноги — ходить бегать. Голова думать и есть, слушать и нюхать… Живот — чтобы набивать пищей, внутрь не заглядывал, но представить что именно происходит могу. Даже волосы на голове имеют смысл, чтобы мозги не простудить. А большая грудь? Что-то же находится? Для чего-то служит?

— А у тебя зачем плоская, волосатая грудь?

— Волосатая — чтобы не мерзла, а твердая, для мышц крепких рук. — Охотно продемонстрировал, выпятив костлявую грудь и пошевелил мышцами рук. Вышло неубедительно, но наглядно.

— Ну и здесь для мышц. — Начальница попыталась повторить. Грудь приподнялась. Недоверчиво потрогал, проверяя, но как была так и осталось мягкой.

— Тогда бы стала твердая. Сильная.

— Итак сильная. — Обиделась Светка и запахнула вырез на груди. — Задаешь глупые вопросы, в смущение вводишь. Откуда могу знать? Немного для красоты, остальное для мучений. Отстань.

— Извини. — Смущенно пробормотал и окончательно заткнулся.

Детский лепет. Как маленький, смутно озабоченный пацан, выясняю то, что знают с пеленок. Мучительно стыдно. Как будут реагировать взрослые читатели, читая бредовые мемуары? Вася Кастрюлькин вместе с соавтором — какавтором, пишут мелкие пошлости на протяжении половины произведения, ни разу не расставив точки над и? Отбросят раздраженно книжку под диван, переплюются и уйдут на кухню, восстанавливать истрепанные нервы колбасой с чаем.

Извините товарищи, дайте пару шансов, немного помучайтесь в неизвестности, непременно найду, выясню и попробую. Торжественно обещаю, мало не покажется. Поимею до конца, выясню до дна. Исследую скрытые точки, черточки и закорючки с загигулинами…

Но! Пусть некоторым представителям противоположного пола неприятно будет услышать, вывод сделаю категорический: Без полноценной женской груди, — нет замечательной любви!

Как далеко уносит бурная фантазия, не имеющая практического воплощения в нудной реальности. Конечно. Не нужны мущинкам девичьи тити, на широкой груди. Мучайтесь сами, но иногда позвольте нечаянно потрогать. Провести ладонью по атласной коже и неожиданно крепко, но осторожно сжать. Зарыться лицом и прикоснутся губами к твердому соску. Вспомнить, беззаботную молодость, прекрасные мгновения младенчества…

— Вася. Мясо. — Тихие Светкины слова прозвучали как выстрел. Голодный живот прореагировал на слова быстрее, чем мозги.

— Где? — засуетился, оглядываясь по сторонам и сразу успокоился. Впереди по курсу шла пестрая корова. Плыла говядина в голодные руки.

Упитанные бока плавно покачивались с такт. Черные рога, острыми вилами упирались в небо, невозмутимая физиономия неторопливо работала челюстями, пережевывая травяную жвачку. Большое, розовое вымя, полное молока, едва не касалось сосками пыльной дороги. Хвост с черной кисточкой лениво