место это показалось ему неподходящим, и он основал колонию на пять миль дальше, назвав ее Параматта, а впоследствии Сиднеем, там и основалось окончательно правительство колонии. Филипп привез с собой одного быка, четырех коров, одного теленка, одного жеребца, трех кобыл, тридцать четыре овцы, пять баранов и несколько ягнят. Первые колонисты пережили тяжелые дни и страдали много раз от голода, так как каторжники, вместо того чтобы возделывать землю, убегали в леса, желая пользоваться там полной свободой. Один из самых важных чиновников писал своим родным, что они со дня на день ожидают, что им придется умереть с голоду. И что же, эта тысяча человек менее чем за сто лет превратилась в богатую, цветущую и многолюдную колонию с большими городами, а незначительное количество привезенных животных так расплодилось, что теперь в Австралии насчитывают шестьсот тысяч лошадей, пять или шесть миллионов быков и сорок миллионов овец! Кто бы мог предсказать Филиппу и чиновнику, боявшемуся умереть с голоду, что спустя столетие их крошечная колония будет снабжать своими продуктами даже старую Европу.

— История этой колонизации удивительна, — заметил Кардосо.

— Удивительна, этого мало! Она единственная в своем роде, она даже просто невероятна, друг мой.

— Стойте! — воскликнул в эту минуту Ниро Варанга, — это Хамберт!..

Маленький караван находился перед потоком4, катившимся к востоку и, следовательно, пересекавшим ему дорогу. То был Хамберт, небольшой и немноговодный ручей, зарождающийся на склонах цепи гор, называемых Туррет, и пика Гамильтона, находящегося немного севернее и стоящего совершенно отдельно; ручей этот впадает в озеро Эйр, находящееся восточнее и представляющее собой обширный бассейн, пересекаемый по всей своей длине сто тридцать седьмым меридианом.

В том месте, где остановились наши исследователи, Хамберт протекал между довольно крутыми берегами, представлявшими кое-где глубокие расщелины и ямы, произведенные, казалось, взрывами минеров. Вся растительность заключалась лишь в тощих кустах из семейства софор, посреди которых чирикало несколько дюжин pardolatus, — это маленькие птички величиной с наших воробьев с желтоватыми перьями на животе и серой спинкой.

Ниро Варанга сошел с драя, чтобы исследовать спуск, и, найдя, что с него можно съехать, хотя он очень крут и неровен, погнал быков прямо в воду, действуя при этом очень ловко своим неимоверно длинным бичом.

Тяжелая колымага, громыхая и покачиваясь, съехала со спуска, въехала в небогатый водами и неглубокий поток, благополучно его пересекла и поднялась на противоположный откос. Для лошадей этот первый брод был просто пустяком: они были приучены переплывать через более широкие ручьи. Когда караван взобрался на крутой берег, то перед ним оказался лес, как бы лепившийся по склонам горной цепи, замыкавшей северную часть горизонта. Лес этот состоял все из тех же черных, мочальных и просяных деревьев, но к ним примешивалось еще несколько прекраснейших walttes, или заплетенных деревьев, как их называют колонисты, а также и несколько alcoholwood, или алкогольных деревьев; все они были покрыты и сжаты словно душившими их спиралями лиан marres, достигающих иногда невероятной длины.

При появлении людей в лесу послышались резкие крики, и показались сотни, нет, даже тысячи кроликов, спешивших добраться до своих подземных жилищ

— Вот тебе и раз! — воскликнул Диего. — Здесь есть кролики, да к тому же их здесь еще целые тысячи!..

— Это тебя удивляет, Диего? — спросил Альваро.

— Да, признаться, немножко удивляет. Эти животные не должны быть принадлежностью этого материка.

— Это правда, Диего. Их привезли сюда несколько лет тому назад, но их было очень мало, всего только несколько пар, они были подарены родными, жившими в Англии, какому-то колонисту. Кажется, эти животные нашли здесь свой рай, потому что они стали чрезвычайно плодовиты. В небольшой промежуток времени численность их настолько возросла, что они стали угрожать земледелию. В некоторых областях они так страшно размножились, что наводнили луга и леса и заставили колонистов бежать оттуда, чтобы избегнуть голодной смерти, так как они пожирали едва взошедшие посевы.

— Почему же за ними не охотятся? Ведь известно, что хорошо зажаренный кролик — чрезвычайно вкусное блюдо.

— Устраивали несколько раз настоящую резню кроликов, но это ни к чему не привело. Правительство объявило, что будет давать премии охотникам на rabbits (так они здесь называются) и изобретателям разных ловушек и средств к их истреблению, пробовали также травить их стрихнином, а приходившие в отчаяние землепашцы покрывали даже рутой корни пшеницы, но все это было совершенно бесполезно. Убьют их тысяч десять, а родятся двадцать тысяч. Теперь хотят расплодить лисиц, но я боюсь, что и эти звери в конце концов так размножатся, что истребят всю дичь и прежде всего всех кур, принадлежащих колонистам.

— Вот сведения, которые могут пригодиться.

— Почему так, мой друг?

— Потому, что если у меня не будет никакого другого места, то я приеду сюда и стану охотиться за кроликами и получать за это премии.

— Ты явишься слишком поздно, Диего.

— Почему это, доктор? — спросил Кардосо.

— Потому, что выдача премий уже отменена, так как она служила поводом не к уничтожению, а скорее к размножению кроликов.

— Каким это образом?

— Дело в том, что охотники, вместо того чтобы истреблять, разводили их тайком у себя во дворах или в полях, чтобы приносить большее число голов.

— Вот мошенники! — воскликнул Диего, разражаясь взрывом смеха. — Хорошо придумано, черт возьми!..

Разговаривая таким образом, путешественники продвигались вперед по лесу, пересеченному большими прогалинами, по которым громадный драй мог двигаться совершенно свободно. Тем не менее ехали они тихо, потому что жар был все еще удушлив, и быки не ускоряли своего шага, несмотря на понукания возницы и на удары бича.

В полдень путники остановились часа на два, чтобы приготовить завтрак из убитого пулей Кардосо кролика, которого они отлично изжарили. Кроме того, у них были мясные консервы, и они заварили чай, необходимый в тех краях напиток в эту пору года.

В два часа они снова пустились в путь, поднимаясь по склонам гор Туррет и все более и более вдаваясь в глубокие проходы. Затем они спустились в долину, усыпанную цветами и прерываемую местами группами малъг — густых кустарников, достигающих пятнадцати футов высоты, над которыми летали целые стаи попугаев с желтыми, зелеными, голубыми и красными перьями (попугаи эти принадлежат к породе trichoglossus).

— Это буш! — воскликнул доктор.

— А что такое буш? — спросил Кардосо.

— Это огромная равнина, покрытая травой, где животные находят себе прекрасное пастбище.

— Принадлежит он кому-нибудь?

— Может быть, и принадлежит какому-нибудь скотопромышленнику.

— Но я не вижу здесь никаких домов.

— Жилища здесь очень удалены одно от другого, и Бог знает, где находится тот дом, хозяину которого принадлежит эта громадная, кажется, не имеющая конца равнина, составляющая, быть может, чей-нибудь ран.

— Что это вы, по-арабски, что ли, говорите, сеньор доктор? — смеясь, спросил Диего.

— Нет, я называю эту равнину ее настоящим именем. Рани — это пространства,