организованного русской актрисой Верой Комиссаржевской) Андрея Аркадьева – Борис и Виталий – родились и выросли на берегах Невы, на Васильевском острове. Но высшее физкультурное образование братья получили в Москве, в Инфизкульте, после чего их пригласили работать преподавателями физической подготовки в Военную академию имени М. В. Фрунзе. В шеренгах слушателей перед Борисом и Виталием Аркадьевыми стояли такие известные советские полководцы, как будущий министр обороны СССР, Маршал Советского Союза А. А. Гречко и будущий Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов. Высокие, стройные, выносливые, братья Аркадьевы отличались огромной трудоспособностью.
Когда в результате несчастного случая Виталий получил тяжелую травму головы, Борис почти в течение целого года умудрялся работать в Академии имени Фрунзе за двоих.
Позднее оба брата выступали за футбольную команду московского завода «Серп и молот». Хорошо подготовленные физически, они много трудились на поле, однако не блистали отточенной техникой, часто посылали мячи «свечой» или «зажигалкой», не владея в совершенстве искусством точного пласированного удара. Все это время Борис и Виталий Аркадьевы жили на территории Московского инфизкульта, их маленькая комната вечно служила раздевалкой для футболистов, потому что футболу Аркадьевы и их друзья посвящали значительную долю своего свободного времени.
Затем их спортивные пути разошлись: Виталий посвятил себя фехтованию, а Борис – футболу. Он играл в команде «Металлург», ню вскоре полностью перешел на тренерскую работу. С именем Бориса Андреевича Аркадьева связаны небывалые взлеты команд «Динамо» и ЦДКА, в обоих коллективах тренеру удавалось не только подобрать изумительный ансамбль игроков, но также разработать новые тактические варианты игры, приносившие ошеломляющий успех. Только питомцы Бориса Андреевича могли проводить поистине уникальные сложнейшие тренировочные занятия, которые назывались «игра с тенью»: все одиннадцать армейцев комбинационно, в пас играли против… пустого пространства, силой своего воображения представляя себе возможные действия несуществующего противника и стремясь обыграть его. Аркадьев – человек очень высокой культуры. На спортивные сборы он неизменно брал с собой чемоданчик книг, среди которых обязательно были томики стихов Ахматовой и Блока, а также этюдник с красками. Этот футбольный тренер был неплохим пейзажистом, его акварели украшали не только стены в квартире Аркадьевых на площади Маяковского в Москве (флигель гостиницы «Пекин», выходящий окнами на Садовую), но также пользовались большим успехом у его друзей – профессиональных художников.
И конечно, Борис Андреевич всеми своими тренерскими силами стремился приобщить к искусству своих подопечных, считая, что общая культура необходима истинному спортсмену. Правда, было бы преувеличением утверждать, что его усилия увенчались полным успехом, поскольку художественные музеи, куда тренер в обязательном порядке водил на экскурсии футболистов, многих питомцев Аркадьева клонили в сон. Однако ленинградские Эрмитаж и Русский музей в результате многократных посещений (экскурсии сопутствовали каждому матчу в Ленинграде!) запомнились футбольным воспитанникам Бориса Андреевича столь же отчетливо, как самые знаменитые игровые ситуации, в результате которых были забиты самые памятные голы.
А во время сухумских предсезонных сборов Аркадьев неизменно водил футболистов на гору Чернявского – любоваться закатом солнца. Эти восхождения среди зарослей цветущей мимозы тренер рассматривал как совмещение физической подготовки с эстетическим воспитанием спортсменов.
После того как Борис Андреевич начал тренировать команду ЦДКА и быстро добился значительных успехов, ему настойчиво советовали стать кадровым офицером, сразу предлагая воинское звание полковника. Однако Аркадьев постоянно отказывался, мотивируя это чисто тренерскими соображениями. Пока он являлся человеком штатским, он был вправе держаться на равных с генералами и маршалами, которые патронировали армейскую команду. Но как только он наденет военную форму, это равноправие, естественно, кончится. Он не сможет называть военачальников по именам-отчествам, ему придется, как и положено в армии, выполнять приказы, а это, по мнению Аркадьева, стеснило бы его творческую свободу.
Когда в поле зрения Бориса Андреевича возник новый игрок – Всеволод Бобров, Аркадьев сразу угадал в нем ярчайший спортивный талант. Но помимо этого – почувствовал доброго, хорошего человека, что для Аркадьева было чрезвычайно важно. Спустя почти четыре десятилетия с тех пор, как тренер увидел Боброва, Борис Андреевич все еще продолжает восхищенно говорить: – Хороший человечек был Всеволод… Своим характером. Если бы великолепные игроки возникали на таком человеческом материале, как Бобров, это было бы прекрасно! Обычно чемпионский характер – это плохой характер… Я любил Боброва больше других. Но в моем общении с остальными игроками это не проявлялось.
Аркадьев увидел в Боброве спортивного гения и постоянно изумлялся тому, с какой легкостью Всеволод усваивает самые различные технические приемы в совершенно непохожих друг на друга видах спорта. Например, впервые взяв в руки теннисную ракетку, Бобров тут же начинал играть так, что на равных сражался с мастерами спорта по теннису Иваном Новиковым и Зденом Зигмундом, которые переквалифицировались в хоккеистов. Подошел к столу для пинг-понга – и тут же обыграл всех. О биллиарде и говорить не приходится! В шахматы Всеволод Бобров играл очень и очень неплохо. Пытаясь сформулировать эти особенности Боброва на языке спортивной науки, Аркадьев пришел к обобщающему выводу, что Всеволод гораздо в меньшие сроки, чем другие, достигал игровых успехов, быстро усваивал новые технические приемы и великолепно владел искусством имитации. Боброву достаточно было всего один раз увидеть новый прием, новый финт, как он тут же в точности повторял его[9].
Безусловно, это особый дар, столь же непонятный для обычного, нормального человека, как, например, искусство звукоподражания, пародирования голосов, которым некоторые люди одарены от природы и с легкостью могут сделать то, чего другие не в силах добиться даже при беспощадной тренировке.
Кроме того, Борис Андреевич воспринял Боброва как уникального форварда, постоянно нацеленного на ворота, и сразу понял: как бы ни был силен Всеволод в различных футбольных ипостасях, именно это его «голевое» свойство является самым замечательным, непревзойденным.
Аркадьев считался одним из самых твердых и последовательных сторонников коллективной, комбинационной игры, о чем красноречиво свидетельствует изобретенная им в московском «Динамо» тактика «блуждающих форвардов», основанная, на непрерывном взаимодействии футболистов. Именно Аркадьеву в значительной степени принадлежит честь формирования советского коллективного стиля футбола – знаменитая армейская пятерка нападения вобрала в себя лучшие черты этого стиля. Однако Борис Андреевич благодаря широте своих знаний и культурному кругозору был далек от утилитарного, формального, «колхозного» понимания коллективизма, при котором все форварды должны трудиться на поле одинаково. И осознав, что именно атака на ворота является сильнейшим качеством Всеволода Боброва, поняв, сколь ценно это качество и сколько пользы оно может принести команде, Аркадьев в свойственной ему лаконичной манере так сформулировал тактику игры армейцев с учетом особенностей бобровского рывка и бобровского удара: «Суть коллективной игры, когда на поле находится Всеволод Бобров, должна сводиться к тому, чтобы предоставить Боброву как можно больше попыток прорваться к воротам».
Иными словами, Борис Андреевич не стал «ломать» нового игрока, втискивать его в рамки сложившегося командного стиля, а смело пошел на то, чтобы трансформировать тактику армейцев «в угоду» Всеволоду Боброву, твердо считая, что это принесет успех всей команде.
И тренер не ошибся в своих прогнозах. Результаты были великолепными: три года подряд – с 1946-го по 1948-й включительно – армейцы становились чемпионами страны, а игра всей «великолепной пятерки» ЦДКА, «работавшей» на Боброва, вошла в историю футбола.
Отношения между Аркадьевым и Бобровым были несколько необычными для тренера и футболиста. Они основывались на глубочайшем уважении, причем тренер, необычайно ценя Всеволода как игрока и как личность, признавал за Бобровым право последнего слова, никогда на него не давил, полностью доверяя интуиции и спортивному гению своего подопечного. А Бобров, со своей стороны, необычайно ценил советы Аркадьева и всей душой воспринял его тактическую идею «сдвоенного центра».
В 1949 году армейский коллектив начал постепенно сдавать свои позиции. Причин этому много. В какой- то мере сказались уход из спорта Григория Ивановича Федотова, бесконечные травмы Всеволода Боброва… Но возможно, главное все-таки в другом. Как показывает футбольная история, в каждом, даже очень сильном клубе, который долго играет одним и тем же составом, постепенно накапливается своего рода
