предание о первых годах царствования Инки Пачакути. Они были необычайно трудны. И Пачакути Ямка, и Гуаман Пома говорили о разрушительной засухе.

Выражая почти что с ликованием то, что приключилось с ненавистными инками в царствование Инки Пачакути, Гуаман Пома писал:

В таком случае вполне вероятно, что начало царствования Инки Пачакути сопровождалось великой засухой. Это вряд ли благоприятствовало новому царю. Он сердился на своего отца, Инку Виракочу. Он не желал подчиняться фаталисте-кому видению. Его собственная мать делала ему наставления о его обязанностях по отношению к религии Виракочи. Однако он не мог решить, что делать. Он стремился одерживать победы над всеми опасностями на полях сражений, но крестьянство в долине Куско и за ее пределами кололо ему пятки. Так как силы истории закружили его в водовороте, он испытывал разочарование и нерешительность. Согласно Бетансосу, перед решающим сражением с чанкас Инке Пачакути явилось видение победы. Поначалу он подумал, что в его видении была фигура Виракочи, но позднее, при планировании строительства храма, он изменил свое мнение и решил, что фигурой в его видении должно быть Солнце. Создавалось впечатление, будто ангелы войны и милосердия — тень Уари и свет Тиауанако — расселись на плечах у царя, нашептывая ему то в одно ухо, то в другое. И сами силы природы, будто сговорившись, подбрасывали ему засуху, смерть и чуму — пращами и «стрелами» Аучи, планетарного проявления Виракочи, бога Справедливости. Призрак Виракочи витал над Куско.

И именно об этом повествует рассказ Муруа. Одетый в такую же красную одежду, в которую Инка Виракоча облек жречество, призрак витал над городом. И он нес посох. Инка Пачакути вышел, чтобы встретиться с ним у места под названием Сапи. Сапи называлось городище выше Куско, откуда каждый январь инки выпускали водяной поток, который нес пепел ежегодных жертвоприношений Виракоче (Приложение 1). А теперь им грозил потоп иного рода, потоп со всею ужасающей силой неизбежности. Инка Пачакути был поставлен на колени. Он пошел просить Виракочу остановить воды погибели.

Миф недвусмысленно проясняет природу этого потопа. Виракоча в другой руке нес трубу из раковины. Здесь, как я понимал, подтверждались мои догадки. Угрожавший потоп произойдет в декабрьское, солнцестояние. Вход на землю усопших вот-вот будет смыт. Казалось, что момент свершения ужасного пророчества Инки Виракочи о полном разрушении андской религии был уже не за горами. Раковина была символом входа на землю усопших. Виракоча возвратился в своей ипостаси Властителя Преисподней.

Эта же символика фигурировала и в ацтекском мифе о Кецалькоатле. Властитель и Властительница Миктлана дали раковину Кецалькоатлю как испытание, чтобы войти, и эта пара была «маской Ометеотля», гермафродитного ацтекского Сатурна, «матери богов, отца богов, старого бога / распростертого в пупе земли /…Властителя огня и времени». Аналогичным образом мы встречаем такой же образ бога у майя. В Паленке, когда усопший царь погружался в ворота преисподней между панцирями раковины, заходящее солнце декабрьского солнцестояния бросает свои лучи на Бога L, которого Келли отождествлял с планетой Сатурн в ее проявлении как Властителя Преисподней. Наконец, такое толкование значения раковины Виракочи полностью подтверждается тем фактом, что в конце повести Инка Пачакути решает реорганизовать календарь так, чтобы год начинался точно в декабрьское солнцестояние. Эта история не оставляет относительно этого никаких сомнений; центром каждого зловещего предзнаменования является декабрьское солнцестояние.

Хотя повествование Муруа и подтверждает обоснованность моих подозрений относительно астрономической основы инкского пророчества, оно не смогло решить — и даже, похоже, усугубило — уже встречавшийся главный парадокс. Статус пророчества снова оказывается совершенно неясным. Пачакути молит Виракочу не дуть в трубу, потому что, как он говорит, хочет предотвратить пачакути. В следующий раз он объявляет пачакути, даже берет его себе в качестве собственного имени. Обращение к данному моменту на рисунках 9.3а и 9.3Ь проясняет безнадежность этого маневра. Однако, по всем оценкам, Инка Пачакути объявил о начале Пятого Солнца как раз тогда, когда он принял свое новое имя. Верил ли он в Пророчество или же отвергал его? Это было возвращение к квадратуре круга.

Тем временем я боролся с одной частностью. Хотя это первоначальное толкование мифа казалось чрезвычайно многообещающим, меня настораживал тот факт, что Муруа упомянул Инку Пачакути как «сына» Манко Капака. Если Муруа действительно так считал, тогда его сведения должны были быть сомнительными, но из других частей его произведений было ясно, что он понимал список инкских царей так же, как любой его современник. Почему же тогда он зовет Пачакути — девятого Инку — сыном первого Инки? После некоторых раздумий мне пришло в голову, что, быть может, Муруа скопировал эту формулировку о генеалогии Инки Пачакути, потому что его информанты желали подчеркнуть, что Пачакути унаследовал от самого начала легитимность на то, чтобы быть регентом планеты Юпитер на земле.

Означало ли это, что миф Муруа говорил о сближении Виракочи и сына Манко Капака? Общепринятой датой коронации Инки Пачакути считается 1438 год. И Гуаман Пома, и Пачакути Ямки определяли семилетний период как тревожный. У Гуамана Помы это мог быть намек на Библию. У Пачакути Ямки такая возможность менее вероятна. Кроме того, в Андах числом, обычно ассоциируемым с мистическим отрезком времени, является число пять — пять дней для прорастания семени и пять дней для перелета душ мертвых. Если критический момент для Инки Пачакути наступил через семь лет после престолонаследия, тогда бы это произошло в 1445 году или же в 1444 году, если 1438 год считать как полный год.

В 1444 году наблюдалось сближение Сатурна и Юпитера. (Смотри рисунок 9.4.) Опять же в этом нет ничего необычного, так как сближение происходит каждые двадцать лет. Но здесь припасен еще один потрясающий сюрприз. Это было необычное сближение. Это было сближение, повторяющее треугольник каждые восемь сотен дет или, точнее, 794 года. Сатурн и Юпитер впервые с 680 года н. э. снова вошли в сближение в той же самой области в звездах, где столетиями раньше Виракоча «покинул землю». (Сравните рисунок 9.4 с рисунком 5.4.) Инка Пачакути действительно поднимался навстречу видению на самую вершину космической горы у входа на землю богов. Вот почему он обращается к видению как к «брату», возможно, несколько фамильярно, но Пачакути был человеком гордым и, кроме того, в качестве регента Юпитера принадлежал к тому же самому планетарному роду, что и само видение.

Теперь стало ясно, почему у Инки Пачакути не было иного выбора, кроме как объявить о начале Пятого Солнца. Точно так же, как и в 650 году н. э., когда Сатурн передал посох планетарного, а следовательно, и земного правления Манко Капаку именно потому, что мост на землю богов рушился, так и теперь, в 1444 году, старый бог возвратился (поскольку вход на землю усопших готовился «исчезнуть»), чтобы еще раз подтвердить право Инков на управление. Я недооценивал Пачакути. Он ходил не просить, а торговаться. Он встретил Виракочу в Сапи, называемом также чатакакой, буквально «камнем, где защищаешь свою правоту». Возможно, превращение видения в камень, как упомянул Муруа, было превращением этого события в воспоминание над Куско. Это действительно было такое событие, которое стоило запомнить. История земли и неба казалась снова выровненной. Какие странные были времена, и в то же время как гармонично они вписывались в священное учение Анд.

Так что Инка Пачакути заключил с Виракочей сделку. Властитель Преисподней воздерживался от дутья в свою трубу. Однако снова дух парадокса окутал это событие. Виракоча пришел с раковиной. Несомненно, мост на землю усопших был обречен на разрушение… но еще не был разрушен. Оставалось