Я отомщу за свое унижение, глотая слезы, решила Оксана.
И за это видение отомщу.
Не знаю как, но отомщу…
Он делал глупости, как мальчишка.
Одну за другой…
Если бы Ольга была чуть подозрительнее, чуть испорченнее, она давно усмотрела бы в его поведении не переутомление и не раздражительность от усталости, а паническое бегство от самого себя, попытки выскочить из собственной шкуры и удрать, удрать от зависимости по имени Оксана.
Как бы он был рад дикой и некрасивой сцене ревности – с битьем посуды, с пощечинами, с угрозами в адрес соперницы…
Но Ольга была не такая. Она восхищалась красотой этой самой соперницы и даже ее рисовала.
Она думала о людях только хорошее, несмотря на то что люди не раз наказывали ее.
Вот и он тоже… наказывает. За то, что она любит его без ревности, без подозрений.
Сегодня утром, собираясь на работу, он взял с собой портрет.
Украл. С мыслью, что закроется в кабинете и порвет его в мелкие клочья.
Но не порвал.
Не смог оторвать глаз от утонченного, хищного, соблазнительного лица. Сидел, смотрел, как загипнотизированный, и думал – чего больше в этом портрете, Ольгиного таланта или Оксаниной красоты…
В дверь кто-то стучал, но он не мог встать и повернуть ключ.
– Сергей Леонидович, с вами все в порядке? – послышался встревоженный голос Петра Петровича.
– Нет, – тихо сказал Сергей, смял портрет и бросил его в мусорную корзину. – Со мной все очень плохо…
Он встал, чтобы открыть дверь, но вдруг увидел, что из корзины на него насмешливо и порабощающее смотрит Оксанин глаз.
– Минуточку! – крикнул он заму, схватил портрет, наспех разгладил его помятости и спрятал в стол. – Я сейчас…
Руки дрожали, когда он открывал замок.
Петр Петрович посмотрел на него так, будто понял – генеральный прячется за закрытой дверью от самого себя…
Новая няня оказалась сущим монстром.
Ольга ожидала увидеть все, что угодно, только не поджарую суровую тетку с мужеподобным лицом.
– Меня Анна Алексеевна зовут, – с порога представилась тетка, даже не взглянув на хозяйку и не затруднив себя улыбкой.
– Здравствуйте, – сказала растерянно Ольга и вынуждена была попятиться, потому что няня вошла в прихожую с напором и скоростью бронепоезда.
– Плечиков не найдется? – Анна Алексеевна сняла пальто и недовольно осмотрела вешалку.
– Что? – не поняла Ольга, потому что внешний вид и манеры няни вогнали ее в ступор.
– Плечики! – гаркнула та.
– А! Да, конечно. Вот, пожалуйста. – Ольга достала из шкафа вешалку и протянула Анне Алексеевне.
«Да, это не Мэри Поппинс, – подумала Ольга. – Это фрекен Бок…»
Как бы ей поделикатнее отказать? У Петьки от одного ее вида случится истерика.
Няня тем временем, недовольно осмотрев плечики, медленно и обстоятельно повесила на них свое драповое пальто с воротником и манжетами из чернобурки, а потом все это богатство водрузила на крючок с таким видом, будто вынуждена доверить драгоценности бомжу.
– Простите, я бы хотела сразу сказать… – довольно резко начала Ольга, но Анна Алексеевна не дала ей договорить.
– А вы не спешите, – так ни разу и не взглянув на нее, фрекен Бок по-хозяйски прошла в гостиную и, словно оставшись недовольной увиденным, отрезала:
– Может, чаю для начала предложите?
– Чаю?
– А лучше кофе.
Ольге показалось, что она ослышалась. Ее вдруг стал разбирать смех – в ее дом вломилась какая-то хабалка, представилась няней, развалилась на диване, требует чая, потом кофе, а она, Ольга, слова не может вымолвить, чтобы ее послать. Надьке расскажи – обхохочется. Нужно достать мобильный и начать снимать – может, это собьет с няни спесь и заставит ретироваться.
Но мобильник остался в спальне.
– Извините, я правильно поняла? Вы по поводу работы? – на всякий случай уточнила Ольга. А то вдруг… Вдруг это налоговая инспекторша, проверяющая жизнь главы «Стройкома» изнутри? Или дама из органов опеки, изучающая условия жизни детей – одного приемного и троих родных?
Это для Ольги они все родные, а для опеки…
Анна Алексеевна порылась в сумке и достала кипу бумаг.
Точно инспекторша. Или из опеки.
– Вот. Рекомендации! – тетка сунула бумаги Ольге в руку. – Да вы возьмите, возьмите! Вам же их прочесть нужно.
И все-таки фрекен Бок.
– Это, конечно, хорошо, что у вас есть рекомендации… – Ольга положила бумаги в нянину сумку, – но я…
– А про вас мне все данные дали в агентстве, так что вы можете мне ничего не рассказывать… Ну так что, дадите кофе?
Надьке расскажи – обхохочется.
Еще минута, и эта, с позволения сказать, няня ноги на стол положит и прикажет опахалом ее обмахивать.
«Очень попрошу вас выйти вон», – приготовилась сказать Ольга, но тут в гостиную забежал Петька.
Заметив няню, он замер, прижавшись к Ольгиной ноге.
– Ест хорошо? – сурово спросила Анна Алексеевна, оглядев Петьку. – А то не люблю с уговорами возиться!
– Очень попрошу вас… – собралась с духом Ольга. – Видите ли, Анна Алексеевна, я не думаю, чтобы мы с вами могли…
– Кашу любишь? – не слушая ее, спросила няня Петьку.
И тут произошло невероятное – Петька с разбегу запрыгнул Анне Алексеевне на колени, схватил ее за руку и спросил:
– А ты какие сказки знаешь?
– Разные, – серьезно ответила фрекен Бок. – Но рассказываю их только тем мальчикам, которые кашу хорошо едят и слушаются. Будешь меня слушаться?
Петька потерся щекой о ее плечо – так, как терся только об Ольгу, и сказал:
– Буду!
Надьке расскажи – обхохочется. Жаль, камеры нет, эту сцену заснять.
И почему это няня показалась Ольге мужеподобной? Милое женственное лицо. А глаза… Серые, ласковые глаза, мягкие, добрые руки, которые треплют Петьку по вихрастому затылку.
Не Мэри Поппинс, конечно, но и не фрекен Бок.
– Без сахара и с молоком! – рявкнула няня и, видя, что Ольга не трогается с места, еще громче добавила: – Кофе, говорю, мне без сахара и с молоком!
Ольга, развернувшись, пошла на кухню. «Надо будет уточнить у нее мои обязанности», – с усмешкой подумала она.
Нет, надо срочно позвонить Надьке… Вместе похохочем.
