комнаты приблизился к окну – Анна. Одета. Лицо удивлённое, но не сонное. Он показал жестом: открой! Она открыла форточку – старинную, широкую. Он подтянулся и нырнул внутрь ловко и бесшумно. Хотелось надеяться – бесшумно.
Окна тут были – мечта любого форточника…
Она молчала, удивление ушло с лица – словно вчера они договорились именно о таком утреннем свидании.
– Я за тобой, – разлепил губы Лесник.
– Я догадалась, – сказала Анна.
– Я не совсем археолог…
– Я догадалась…
В нескольких метрах от них Юзеф убрал голову от замочной скважины. Постоял, возвращаясь к обычному восприятию мира. Кивнул каким-то своим мыслям. Слух у обер-инквизитора был ещё хоть куда.
Глава десятая
Ранний июньский рассвет – время для звонков не самое подходящее.
Юзеф утешался тем, что в монастырях встают рано. Он сидел, сжав в руке трубку мобильника, и ждал, когда к находящемуся в полутора тысячах километров телефону подойдёт человек, с которым он хотел поговорить. Хотя, если честно, – не хотел. Совсем не хотел. Человек этот добровольно вышел из состава Капитула шестнадцать лет назад и отошёл от всех дел Конторы. Соответственно, никак не мог нести ответственность за деяния апокапипсистов, оформившихся в организованное течение внутри Новой Инквизиции значительно позже. Но именно идеями этого человека оправдывали раскольники-апокалипсисты все творимое ими – хотя тот никогда не призывал к таким методам.
Обер-инквизитор, безжалостно уничтожив отступников, много лет не общался с их идейным отцом. И сейчас не хотел. Но пришлось…
– Юзик? – далёкий голос возник в трубке и обратился попросту, как будто шестнадцать лет назад они договорились созвониться именно в это время.
– Да, – сказал Юзеф. – Здравствуй.
Собеседник вопросительно молчал. Желать здоровья обер-инквизитору он не стал.
До чего же все церковники любят Каноссы, подумал Юзеф, любят приползание к ним на коленях во власяных рубищах, и посыпание повинных голов пеплом, и размазывание по лицу покаянных соплей… Не дождётся.
Он сказал сухо:
– Мне нужна твоя помощь. И срочно.
– Чем же я могу помочь – тебе? Издёвки в тоне человека не было. Но последнее слово голосом он выделил.
– Можешь. И именно ты. Дело повернулось так, что некоторые твои догадки подтвердились. Полностью. И я не хочу, чтобы сбылась главная…
– Это были не догадки, Юзик. Гадают на бобах и кофейной гуще. Это была логика, основанная на определённом понимании мира и отталкивавшаяся от определённых фактов.
Обер-инквизитор поморщился. Его собеседник всегда отличался редким тактом. Но его слова Юзеф воспринял как мягкое обвинение в том, что его собственное видение мира не позволило разглядеть или правильно оценить упомянутые факты.
Впрочем, вполне могло быть, что никаких скрытых упрёков за сказанными словами и не стояло. А Юзеф просто подсознательно устраивал пресловутую Каноссу – сам себе. Он сказал:
– Я тебя хорошо знаю, Лёша. И не верю, что шестнадцать лет ты провёл лишь в постах и молитвах. А я… сам знаешь, что творилось все эти годы. Чем приходилось мне заниматься. Прорабатывать варианты, основанные на мифах тысячелетней давности, – не было времени. Поэтому нужна твоя помощь.
– Хорошо. Я приеду.
– Замечательно. Вертолёт будет у вас через тридцать минут. А самолёт уже ждёт на аэродроме.
– Похоже, ты и не сомневался, что я соглашусь…
– Не умею я сомневаться, – солгал Юзеф.
– И вот ведь в чем дело… – задумчиво сказал я Наташе. – Я ни слова не знал из староанглийского языка, даже о его существовании не подозревал. А тут ведь все понял, что мне эта шарлатанка напророчила… Хотя похоже, что никакая она не шарлатанка. Самая натуральная ведьма. Сжигать таких надо, на самом настоящем костре… Понимаешь?
Она промолчала. Поняла, надо думать. Она вообще-то понятливая.
Шторы на её кухне были задёрнуты, но утреннее солнце врывалось сквозь щели, выхватывая отдельные фрагменты.
– Налицо новое качество процесса, – продолжил я. – Новая ступень. Новая фаза… Раньше мне приходилось вспоминать, сжигая мозги, вытягивать из памяти, как клещами, – что-то давно читанное, виденное, слышанное – и прочно позабытое… Причём я должен был точно знать – что именно хочу вспомнить. Сейчас же… Совершенно естественный и свободный процесс. Мгновенные ответы на ещё не заданные вопросы…
Наташа молчала. Смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
Я не нуждался в диалоге. Мне было хорошо. Раны зажили, оставив шрамы – на вид многолетней давности – да и они, похоже, исчезали. Сила распирала изнутри, хотелось чего-то этакого. Не то музыки и
