Был – и не стало, в дальних лесных углах приходилось труднее…
…Весть о приходе двух волхвов застала Яня в Белоозере. Волхвы пользовались голодным годом беззастенчиво. И безжалостно. Отводили людям глаза. Вспарывали ножами живых женщин, выбирая самых богатых – и бросали изумлённой толпе хлеб, или мясо, или рыбу. Нате! Еште! Замороченные люди жадно пожирали кровоточащую человечину. И шли за волхвами.
Оружием удалось рассеять лишь озверевшую толпу. Кудесников топоры не брали – тенятники. Волхвы отступили в лес, прихватив с собой бывшего с Янем попа – и умирал тот долго и мучительно.
На облаву выгнали белоозерцев – понявших, что они ели… Взяли тенятников живыми, задавив числом. В Киев лиходеев везли привязанными к мачте ладьи, заткнув уста серебряными кляпами. Помогло это лишь отчасти —в устье Шексны ладья встала на чистой глубокой воде, как приклеенная – ни вперёд, ни назад.
Кончили тенятников там же – расстреляли из луков, повесив на дубе. Стрелы были не простые, и пронзали тела в строго определённом порядке. Кровь лилась на землю красная – совсем как у людей…
Той казнью ничего не закончилось. Все только начиналось. Жестокость рождала жестокость, а кровь не гасила огонь…
Глава третья
Люся Синявская оставила свою 'Оку' у больничной ограды и пошла к моргу. Бульвар шелестел листвой, от Колонички доносились далёкие пьяные голоса – у кого-то продолжалось веселье. А на Люсю мрачные корпуса Семашки действовали угнетающе. Она не боялась – иначе зачем вообще было бежать? Она была не из пугливых, но…
Рука стискивала в боковом кармане куртки рубчатую нагревшуюся рукоять. Смешно, конечно – против Мозгоеда с газовой пукалкой… Да нет, ерунда, что ему делать в мертвецкой. Зачем маньяку тайно доставлять в морг свои жертвы? Тут дело в другом. В нежелании ментов придавать гласности новые кровавые подвиги Мозговеда – здесь, в Царском Селе.
'Гласность' для Синявской была словом святым. 'Тайна следствия' или 'служебная тайна' казались в сравнении с ней пустым набором звуков. Да и военная, и государственная тайна – тоже. Сейчас на алтарь свободы информации Люсе предстояло возложить очередную жертву – придурка-Канюченко.
Канюченко она ненавидела.
Майор не просто отказался делиться с журналисткой какими-либо сведениями по делу Мозговеда, но и записал беседу с ней. Разговор, в котором Люся намекала на кое-какую возможную благодарность за эту услугу. Записал и прокрутил при следующей встрече.
Теперь мент обречён. В послезавтрашнем номере взорвётся бомба. Аршинный заголовок: 'Кто вы, Мозговед?' – а ниже Канюченко крупным планом. И, чуть мельче: 'Заместитель начальника РУВД прячет расчленённые трупы!!!'… А ещё ниже – череда снимков эксклюзивной расчлененки.
Синявская пошла быстрей и уверенней. Страница номера стояла перед глазами. О Мозговеде она уже не думала. Он и не стоил он внимания на фоне грядущего триумфа, умение предугадывать события у Синявской было. Девочкой со смешными косичками, – она безочно учила урок лишь в тот день, когда её вызывали к доске и закончила школу с золотой медалью. Так что была права в знаниях про газетную бомбу Людмила Федоровна. Про залитые кровью кадры – тоже.
Ошибалась она только насчёт снимка крупным планом… Насчёт персонажа снимка.
– Где оружие? – спросил Юзеф, поднимаясь. Леснику показалось, что кресло облегчённо вздохнуло.
– Моё? Как обычно, в машине. Вместе с корочками. Машина стоит у Московских ворот…
Он коротко объяснил Юзефу про машину-ловушку.
Обер-инквизитор нахмурился. В штатной 'ниве' тайник с 'Макаровым' и удостоверением охранно- розыскного агентства спрятан глубоко – не только случайный автовор, но и обыскивающий профессионал не обнаружит. Зато и хозяину быстро оружие не достать.
– Некогда, – решил Юзеф. – Едем на моей. Для законной самообороны выдам тебе монтировку. Посеребрённую. С дарственной надписью от Капитула… Но впредь ствол имей при себе. Остальные ксивы спрячь. Не время археологов и писателей изображать. Монтировка, выданная в машине Юзефом, оказалась револьвером – действительно с дарственной надписью. Лесник быстро оглядел сверкающую хромом игрушку. Смит-вессоновский 'Сентинел' – пять патронов 9 мм, курок скрытый, может стрелять лишь самовзводом – что, в сочетании с укороченным стволом, меткости стрельбы отнюдь не способствует… Ладно, сойдёт. ПМ, который только и разрешается арендовать частным 'телохранам, по характеристикам немногим лучше… Пули, надо думать, не простые. Тенятника убьют едва ли, но прыти поубавят.
Дарственную надпись Лесник читать не стал. Излишнего любопытства на глазах у Юзефа подчинённые не проявляли… Ехать до больницы им было довольно далеко – по царскосельским меркам, разумеется, домик для житья Радецки присмотрел на самой дальней окраине. Юзеф вёл машину с уверенной лихостью, не отнимая от губ мобильника – разговоры с тремя абонентами состояли сплошь из кодовых фраз, и Лесник понял только то, что у морга они будут не одни. Непонятно другое: зачем Юзеф лично едет с ним? Да ещё с оружием наготове? Кого он там надеется или боится встретить?
Информатор должен был ждать Синявскую на проходной больницы – на дальней, давно не действующей проходной, ближайшей к моргу.
Но не ждал, по крайней мере у заржавевших ворот никого не было. Люся подошла к безмолвной и неосвещённой караулке. Дверь у этой конуры отсутствовала. Синявская тихонько позвала: Алексей Ильи-и- и-ч…
Её информатор, сторож-алкоголик из больничной охраны, весьма любил, когда к нему обращались по имени-отчеству.
Шорох из караулки? Или почудилось?
Пьяный кураж ещё не прошёл (Люся изрядно угостилась на дармовщинку в 'Арт-Студии'). Азартное решение – самой прихватить в морге подручных гада Канюченко – представлялось единственно верным. Синявская шагнула внутрь проходной, луч крохотного фонарика-брелка заплясал по полу и грязным стенам.
