республики это наиболее влиятельные товарищи. Объясните им значение операции ликвидации флота. Они тоже не понимают. Постарайтесь заручиться их поддержкой. Этого не сделали, не сумели или не захотели сделать, ни Шляпников, ни ваш Вахрамеев с Глебовым-Авиловым. Надеюсь, вы - сумеете…

И опять с недоумением слушал его Раскольников. Почему он сам этого не сделал? Почему передоверил дело Шляпникову, противнику потопления флота?.. Но не спрашивать же было его об этом.

Попрощавшись со Сталиным, вернулся к поезду, и через несколько минут понеслись дальше на юг.

До самой Тихорецкой, находившейся уже в пределах Кубано-Черноморской республики, составной части РСФСР, прикрытой от немцев и казаков Краснова отрядами Красной Армии, дорога была неспокойна. На станциях напряженно ожидали налетов казаков, в степь смотрели размещенные на чердаках станционных построек узкоствольные пулеметы 'кольт', тупорылые 'максимы'. На горизонте маячили темные фигурки отдельных всадников. Близко к железнодорожному полотну они подъезжать не решались, за всю дорогу от Царицына только раз казачий разъезд оказался рядом с полотном, и дело чуть не кончилось бедой.

Это было в Сальской степи, после Котельникова. Красота цветущей, еще не выгоревшей степи завораживала, томил и тревожил проникавший в приоткрытое окно запах полыни, густой медовый настой дикого разнотравья. Но мешала гарь из паровозной трубы, тоже проникавшая в оконную щель, открыть окно пошире и вовсе было невозможно: гарь тотчас заполняла купе, все засыпало угольной мелкой противной крупой. Надоело бороться с гарью, и один из перегонов Раскольников проехал на раме паровоза, перед трубой. Сидел на раме, пропустив ноги сквозь прутья ограждающей решетки, полной грудью вбирал в себя упруго набегавший чистый ароматный воздух. Снял свой синий китель, аккуратно свернул, положил рядом. Потом снял и тельник. Разулся, подставил ступни встречному воздуху. Поток воздуха был так плотен, глянцевая синь неба над головой так густа, что возникало почти физическое ощущение, будто не степь вокруг, а море, не воздух, а теплые морские волны окатывали с ног до головы, теребили волосы, мягко залепляли глаза.

Еще издали заметил впереди по ходу поезда, справа, двух всадников, во весь опор мчавшихся к полотну железной дороги, поезду наперерез. Что у них было на уме, кто знает. На всякий случай вытащил из кобуры револьвер, положил на китель, чтоб был под рукой. Саженях в ста от полотна один из всадников повернул коня, поскакал вдоль железной дороги, несколько впереди поезда. Другой подлетел совсем близко к полотну, тоже опередив поезд. Чуть придержал коня, и когда паровоз поравнялся с ним, дал повод, понесся вровень с мордой паровоза, весело и бесцеремонно рассматривая Раскольникова. Это был молодой белобрысый казак в полной старорежимной форме - гимнастерке с погонами, синих шароварах с красными лампасами, фуражке с кокардой, надетой набекрень, с опущенным ремешком. За спиной у него болтался карабин. Сидел он в своем мягком седле, как в кресле, поигрывая плеточкой. Вдруг, что-то крикнув, сорвал с ремня карабин, и вскинул, направил на Раскольникова. Раскольников проворно схватился за револьвер, прицелился ему в лоб. Казак засмеялся, поднял карабин вверх стволом и отвалил вправо, натянув повод, стал отставать от поезда…

В Тихорецкой остановились возле какого-то воинского эшелона. Неподалеку был штабной вагон. Раскольников вошел, спросил командира. Его провели к пожилому стат ному человеку в офицерском френче, с аккуратно подстриженной, черной, с проседью, бородкой. Он оказался командующим группой войск, сосредоточенных под Батайском.

- Против нас стоят немцы, а также офицерские и казачьи отряды, смотря на Раскольникова строгим, полковничьим взглядом, объяснил он положение своих частей. - Я мог бы взять Батайск, а затем и Ростов, если бы у меня было достаточно артиллерии. Уже не говорю о дальнобойной. Обеспечьте, товарищи наркомы, действующую армию артиллерией, и мы очистим донскую землю от оккупантов. А заодно и от Краснова с белым офицерством. Между тем в Новороссийске готовится преступная акция уничтожения русского флота. - Помолчал, все так же строго и в упор смотря на Раскольникова. - Вы направляетесь в Новороссийск?

- Да.

- Смотрите, - без тени улыбки предупредил командующий, - если потопите Черноморский флот, я не пропущу вас обратно.

День клонился к вечеру, когда прибыли в Екатеринодар. Раскольников прошел в кабинет начальника станции. Начальник, болезненного вида пожилой человек в железнодорожной форме, хмуро выслушал просьбу о паровозе.

- Не знаю, когда сделаю это, - неприветливо, брюзгливо ответил он. Свободных паровозов нет.

Раскольников назвал себя.

- Слишком разъездились наркомы, - желчно заметил начальник. - Только что проехал Мехоношин. Шляпников стоит на запасных путях. Теперь вот вы…

Раскольников достал мандат Ленина. Документ произвел магическое действие. Начальник проворно выбрался из-за стола, заговорил учтиво:

- Паровоз будет. Через два часа обещаю вас отправить. Это устроит? Раньше никак не получится. В настоящую минуту паровозов действительно нет. Но через два часа…

- Хорошо, через два часа, - согласился Раскольников.- У меня еще есть дело в городе. За два часа как раз обернусь.

С удовольствием прошелся по зеленым тенистым улицам города-сада, под жарким солнцем набирались соков абрикосовые, грушевые деревья, уже краснели вишни, цвели какими-то крупными белыми цветами неизвестные большие деревья. Тишина, покой, хорошо одетые прохожие на улицах, лихачи у бирж. Будто и нет войны, революции, смертельных схваток вооруженных отрядов на линиях железных дорог, связывавших этот благодатный край с голодной Россией.

В исполкоме республики застал Рубина, председателя ЦИК, сурового человека с тяжелыми рабочими ладонями, и его заместителя Островскую, партийку с 1901 года, небольшого росточка, живую как ртуть. Они действительно, как оказалось, были против потопления флота.

- Зачем топить такую силищу? - недоумевая, разводил руками Рубин. Надо использовать огневую мощь флота в борьбе с белыми и с немцами. Положение на сухопутном фронте сейчас блестящее. Армия Кубано- Черноморской республики успешно сражается с немцами под Ростовом-на-Дону. Германский ультиматум - блеф. Немец теперь не тот, что раньше. Красная Армия, я имею в виду всю Красную Армию, достаточно набрала силы, чтобы противостоять любому наступлению немцев.

- Но немецкий десант высадился в Тамани, - говорил Раскольников. Отряд самокатчиков в любую минуту может появиться на железной дороге и отрезать Новороссийск от Екатеринодара. Захватив Новороссийск, немцы лишат флот его базы на Кавказском побережье…

- Чепуха. Они это не смогут сделать. Мы запрем их на полуострове и никуда не пустим. А с помощью флота, его огневой поддержки, и уничтожим. Если надо будет.

- Хорошо, но тут встает вопрос, - продолжал Раскольников. - Может ли Кубано-Черноморская республика взять на себя снабжение флота всем необходимым?

- Это важный вопрос, - вмешалась Островская. - Он обсуждался на собрании личного состава флота, проходившем третьего дня в Новороссийске. Мы были на том собрании. Но мы не были уполномочены решить вопрос на месте. Собрание избрало делегацию, несколько матросов и офицеров во главе с лейтенантом Бессмертным, и направило ее к нам сюда, в исполком республики, чтобы здесь во всем разобраться. Делегация и сейчас здесь. Ведем переговоры.

- Времени уже нет для переговоров, - заключил Раскольников. - Завтра истекает срок немецкого ультиматума. Все должно решиться завтра. Совнарком настаивает категорически: флот уничтожить. Сохранить его и не отдать немцам - значит рисковать слишком многим. Товарищ Ленин считает, мы на этот риск идти не можем. Не имеем права. На карту поставлена судьба советской власти. Это его слова. Слишком велик риск.

Этот аргумент подействовал на руководителей Кубано-Черноморской республики. Островская и Рубин умолкли.

Аргумент был сильный. Раскольников знал по себе. Сам находился под его влиянием. В самом деле, как знать, как все обернется? Конечно, немцы уже не те. В германской армии, как и в армиях других воюющих стран, шло брожение, солдаты отказывались выполнять приказы командиров, самовольно оставляли боевые