рассказами о знаменитых пиратах, которых английская история возвела в почетный ранг создателей Британской империи. Пиратские экспедиции «морских соколов» Дрейка, Рэли, Гренвиля, Фробишера, Хокинза и других грабили корабли и порты Испании и Португалии, первых колониальных империй, в соперничество с которыми вступила Англия, совершали рейсы к берегам их владений в Центральной и Южной Америке, Вест-Индии, Индии, Западной и Восточной Африке. «Пайщиками» их «предприятий» были сами английские короли. С их территориальных захватов начиналась Британская империя. И она оценила заслуги своих «сынов», возводя пиратов в рыцарское достоинство, предоставляя им высокие государственные посты.
В самом деле, нелегко сказать, кем был Фрэнсис Дрейк, на столетие опередивший время Блада: знаменитым мореплавателем, совершившим второе после Магеллана кругосветное плавание, именем которого назван пролив, соединяющий Атлантический и Тихий океаны, вице-адмирал английского флота, которому Англия была обязана разгромом испанской «Непобедимой армады», или грабителем, возглавлявшим пиратские экспедиции в Вест-Индию, уничтожавшим мирные города, привозившим из своих «путешествий» огромные богатства и делившимся своей добычей с королевой Елизаветой. Столь разносторонняя деятельность ставила в затруднительное положение саму английскую королеву, после очередной экспедиции Дрейка она не всегда могла сразу решить, следует ли встретить его как героя или повесить как преступника.
Или сэр Генри Морган, которого Британская энциклопедия представляет как «пирата и губернатора Ямайки». Его имя Сабатини упоминает особенно часто. О Бладе говорится, что он затмил славу Моргана, как и он, пошел на королевскую службу и в конце концов даже стал губернатором Ямайки, как до него им был тот же Морган. Можно еще вспомнить, что по одной из легенд, которыми обросло имя Моргана, его в детстве похитили и продали в рабство на Барбадос — так что в Вест-Индии он, как и Блад, оказался не по своей воле.
В замечаниях, предваряющих «Хронику капитана Блада» (они содержат еще краткий пересказ уже известных читателю приключений и потому опущены в русском переводе), Сабатини даже делает вид, что подозревает писателя А. О. Эксвемелина, книга которого «Пираты Америки» вышла в Голландии в 1678 году и вскоре появилась в английском переводе, в том, что он приписал подвиги Блада «своему собственному герою капитану Моргану». Дело же обстоит как раз наоборот, и, упомянув имя Эксвемелина, Сабатини указал на еще один свой собственный источник.
«Пираты Америки», переведенные на многие языки, в том числе на русский, имели огромный успех. Эксвемелин (предполагают, что это псевдоним, а не настоящее имя автора) познакомил читателей с жизнью пиратов Карибского моря, о которой ходило множество легенд. Книга «Пираты Америки» обрела силу исторического источника, так как была написана свидетелем и участником рассказанных событий. Как документ эпохи с подробными, в духе времени, описаниями животного и растительного мира, предметов быта и обычаев воспринимается она теперь. Местами она напоминает опись имущества, произведенную не менее рачительным хозяином, чем герой Дефо Робинзон. К материалам, содержащимся в этой книге, от характеристики природных условий до последовательности операций при абордажных стычках, обращались многие писатели, начиная с современников Эксвемелина.
Немало почерпнул из этой книги и Сабатини. У него нет столь же подробных описаний, которые могли бы затормозить действие, но те немногие детали, с помощью которых читатель довольно живо представляет себе Барбадос, Ямайку и особенно Тортугу, место пиратских сборищ, он извлек из многочисленных подробностей, приводившихся Эксвемелином. Сабатини воспользовался и сведениями о хитрых тактических маневрах пиратов. И в этом случае как раз напротив, там, где Эксвемелин предельно лаконичен, Сабатини рисует красочную, изобилующую драматическими подробностями картину. Так описана ложная атака с суши на форт у Маракайбо, которая позволила кораблям Блада выбраться из глубокой лагуны, едва не ставшей для них ловушкой.
Подобные заимствования не дают, однако, основания сказать, как порой это делается, что капитан Блад — двойник Моргана. Скорее он его антипод, что особенно бросается в глаза как раз в тех эпизодах, где Сабатини следует за Эксвемелином. В аналогичных ситуациях, когда Морган поступал как человек, готовый на любое предательство, в том числе и собственных товарищей, Блад руководствовался прежде всего долгом чести и чувством товарищества.
Страсть к наживе и хладнокровная жестокость, определявшие действия Моргана, — черты значительно более убедительные с точки зрения исторической достоверности, чем благородство Блада. Но Сабатини нужен был герой. Он не нашел бы его среди реально существовавших исторических лиц и потому обратился к вымыслу, чтобы с его помощью соединить в своем персонаже те черты, которыми вряд ли обладали настоящие пираты.
Прежде всего он не искатель приключений. Точнее, перестал им быть, как сообщается на первых же страницах «Одиссеи». И не потому, что утомился к своим тридцати двум годам, но эти самые приключения, а ему приходилось, как вскоре сообщается, воевать с голландцами против французов, сидеть в испанской тюрьме, воевать с французами против испанцев, научили его мыслить самостоятельно, не обольщаться уверениями в справедливости борьбы за веру или за короля.
Питер Блад вступает на путь приключений не из любви к ним, а, напротив, помимо своей воли, что неоднократно подчеркивается рассказчиком. Впервые писатель представляет его поглощенным самыми мирными, какие только себе можно представить, занятиями. Он курит трубку и поливает цветы. Но вскоре же по воле случая оказывается бунтовщиком, беглым каторжником, флибустьером и пиратом, за голову которого английское правительство обещало награду в тысячу фунтов, а испанцы готовы были заплатить в несколько раз больше. Но при каждом новом повороте в судьбе Блада роль случая исполняют реальные исторические обстоятельства, что и позволяет Сабатини найти «правдивое соотношение» между действительной историей и вымыслом.
Эти исторические обстоятельства по-своему распорядились судьбой Питера Блада, но автор не представляет их беспощадным роком, перед которым человек бессилен. Напротив, его герой, как это и подобает герою приключенческого романа, хотя и поставленный в обстоятельства, не им выбранные, всегда выходит из них победителем. Он верит в свой счастливый случай, но, как говорится в романе «Приключения капитана Блада», «вера его была не столь безграничной, чтобы спокойно ждать, когда счастье само ему улыбнется».
Пират по необходимости, Питер Блад настойчиво противопоставляется пиратам по призванию, «джентльменам удачи» или «рыцарям наживы». «Будучи пиратом, поступал не как пират, а как джентльмен», пират со своим кодексом чести, «рыцарь до идиотизма», способный на благородные поступки ради прекрасной дамы — заверения подобного рода от лица рассказчика или самого героя мы встречаем у Сабатини постоянно. Хотя порой они как будто и подкрепляются готовностью простить врага или отказаться от выгодного предложения, в них слишком много от романтического штампа. Но вот в заключительном эпизоде «Хроники» заявленное качество героя обретает зримую достоверность. Когда ценой многих жизней найден легендарный клад Моргана, когда побежден захвативший его Истерлинг и команда Блада по всем законам флибустьерского мира должна стать его обладателем, несметные богатства идут на дно вместе с тонущей бригантиной противника. Зрелище, непереносимое как для тех, кто готовился завладеть кладом, так и для тех, кто неминуемо должен был его потерять. Зрелище это исторгает скорбный вопль обеих команд. Блад же после минутного сожаления заключает всю сцену словами: «Значит, туда ему и дорога».
Пират по обстоятельствам, врач по профессии, Питер Блад льет кровь и останавливает ее. И хотя первое ему приходится делать чаще, чем второе, чувствует он себя «врачом, а не солдатом; целителем, а не убийцей». Наделяя своего героя таким пониманием собственного назначения, Сабатини еще более решительно выводит его из ряда тех пиратов, которые из исторических легенд переходили в романтические повествования.
Приключенческий рассказ Сабатини включает и другие не менее парадоксальные, чем «целитель- убийца», драматические противоположения. Сочиняя историю своего героя, Сабатини сделал его ирландцем. «Мы, ирландцы, очень своеобразный народ» — этими словами капитан Блад как бы подчеркивает свое особенное положение. Но в чем же оно состоит? Ведь об Ирландии, родине своего отца, Блад и не вспоминает. А ведь как раз в те годы, когда происходит действие романов, она оказалась втянутой в борьбу за английский престол. На ее территории разыгралась последняя битва между Яковом II Стюартом и Вильгельмом Оранским. Католическая Ирландия выступила на стороне Якова, короля-католика, с
