выходит, толкнул их к преступникам, обидел?
– Батя, так вышло… - Генка отвел глаза.
– Плохо вышло. Привыкнешь сейчас людей дерьмом считать - как же будешь работать у нас? Прости за громкие слова - у нас первая заповедь - человек! Иначе зачем мы? Глупая получилась игра.
– Я тебя понял, батя. - Генка остановился в дверях. - Ненавижу нотации, но ты сказал по делу. - Генка ушел.
Маша проводила его взглядом:
– Как я устала… Как я устала…
– Я сегодня посреди улицы лечь хотел, - признался Коля. - Я бы, конечно, не лег, ясно. - Он улыбнулся. - Но мысль была, и это плохо. Я тебе вот что скажу: внутренне, морально, что ли, мы не были готовы к тому, что сейчас происходит. Скажи мне кто, что так будет, - я бы его лютым врагом Советской власти назвал. Боюсь, мы не понимали: неизведанные дороги - неизведанные опасности. Не знаю, как ты, а я представлял себе все слишком прямолинейно и красиво. А вот получились издержки - сразу стало не то.
– Ты прав. Мне тоже хочется на все плюнуть и уехать в тихое место, - призналась Маша. - Все время идти 'сквозь револьверный лай' - это трудно, Коля.
– А что, - Коля улыбнулся. - Свернем с дороги на тропинку. Тихую такую. Дом купим, курей разведем. Свежие яйца по утрам - полезнейшая штука! Только Генка. Он нас не поймет. Но ведь своя рубашка - ближе к телу.
– Не юродствуй, - обиделась Маша. - Надолго ли нас хватит? Ты об этом подумай.
– На сколько хватит, - отрезал Коля. - Я в партию вступил не для того, чтобы чины и должности получать. Я верю в наше дело, несмотря ни на что. Знаешь, как Багрицкий написал? 'Осыпался, отболев, скарлатинозною шелухой мир, окружавший нас…'
– Он и другое написал, - сказала Маша. - 'Мы ржавые листья на ржавых дубах'. Не помнишь?
Коля обнял ее:
– Я все помню, Маша. Ты прости за пафос, не на митинге мы. Но ведь 'нас водила молодость в сабельный поход'? Водила, друг ты мой, а это забыть нельзя!
– Нельзя, - послушно повторила она. - Но иногда становится так трудно и так больно за все. И за всех.
– Будем жить, Маша, - сказал он тихо. - А уж если мы живем - значит, не сдаемся!
В кабинете его уже ждала сияющая Маруська.
– Седой и Соловьев, представляешь, - она торжествующе посмотрела на Колю, - сидели в одном лагере! Ларчик-то просто открывался! Я приказала доставить Соловьева к нам.
– Пусть ведут.
Маруська позвонила в конвой, потом сказала:
– Послушай, может, возьмем Травкина к нам? У него, по-моему, талант.
– По-моему, тоже. Заготовь представление в кадры, я подпишу.
Привели Соловьева. Он мрачно сел на стул и уставился в стену.
– Вы утверждали, что незнакомы с бандитом по кличке Седой? - сказал Коля.
Лицо Соловьева покрылось красными пятнами.
– Утверждал, - нерешительно сказал он. - А что?
– Вот справка из лагеря, в котором вы отбывали наказание. Вы и Седой жили в одном бараке и даже нары у вас были рядом. Ознакомьтесь.
– Не надо. - Соловьев отвел руку Коли. - Вы должны понять меня. Седой не тот человек, который повторяет два раза. А один раз он мне уже сказал: 'Шаг вправо, шаг влево - и ты спекся'. Ладно. В лагере мы с ним не дружили. Он - бандит, весь лагерь держал. А я кто? Сявка… А после побега он ко мне зашел - узнал, что я на завод поступил. Говорит: дай мне дело на твоем заводе. Кассира дай. Ну - избил меня. Я ему и выложил про наш с Родькиным план: Слайковского на гоп-стоп взять… Он обрадовался. Все, говорит, беру на себя, а вы отойдите в сторону и не лезьте. Твое, говорит, дело известить меня, когда Слайковский деньги получит и с завода домой пойдет. Ну и личность его показать.
– И вы известили? - спросила Маруська.
– А вы бы что сделали? - с обидой ответил Соловьев. - Он бы меня иначе убил. - В глазах арестованного разлилась тоска. - Показал я ему инженера.
– На Кронверкском, у 'Великана'? - спросил Коля.
– Там… - Соловьев потрясенно смотрел на Колю. - Вы уже тогда следили за мной?
– Рассказывайте все начистоту.
Соловьев послушно кивнул:
– За день до убийства пришел ко мне Родькин. - Соловьев тревожно заглянул в глаза Коле и продолжал, волнуясь: - Я тогда вам правду сказал: Родькин действительно пришел ко мне и говорит: 'не пойду на дело, завязываю, хватит!' Я для виду его постыдил, а у самого - камень с души! Сами посудите - я 'дело' другому человеку передал, как же с сообщником быть? Небось знаете, как в воровском мире за такое рога сшибают… Убьет он меня и прав будет! Ну, я на радостях выставил пол-литра и бухнул: верно решил, Родькин, молодец!
– А он? Поверил? - спросил Коля.
– Нет, - вздохнул Соловьев. - Все хорошо в меру, а я переборщил. Он понял, что я темню, сел на меня, ну, а я - человек слабый, сами видите. Я ему все про Седого и выложил…
– Значит, Родькина вы продали Седому, Седого - Родькину, а их обоих…
– Вам, - перебил Соловьев. - Слаб человек. А что мне делать? Седой - убьет, вы - к стенке поставите.
– Не наговаривайте на себя, - сказала Маруська. - Вы же хотели спасти Родькина. Родькин не виноват!
– А может быть, Родькин все же убил Слайковского? Он ведь сознается в этом, - спросил Коля.
– От безысходности он, - сказал Соловьев. - А кто убил Слайковского, я толком не видал. Темно было. Заметил темный силуэт, слышал звук удара. А кто, не знаю.
– А Родькин?
– Его я не видел. Человек убежал во двор ресторана 'Каир', а я - следом за ним.
– Во двор? - переспросила Маруська. - Этот человек убежал именно во двор?
– Да! - подтвердил Соловьев. - А что, это имеет значение?
Коля нажал кнопку звонка, вошел конвоир.
Когда Соловьева увели, Коля снял трубку телефона:
– Травкин? Кондратьев это. Бросай все, вместе с Марией Гавриловной займетесь швейцаром. Она сейчас к тебе приедет, жди. - Коля положил трубку и продолжал: - Будем искать Седого и деньги. Беритесь за швейцара. Издали, осторожно. А я займусь Савельевой. Есть у меня одно предположение.
…Как и в прошлый раз, Коля встретил Савельеву неподалеку от ворот завода. Женщина привычно села рядом на заднее сиденье, улыбнулась:
– Оказывается, вы меня охраняете? Спасибо.
– Видели Седого? - спросил Коля.
– Слава богу, нет, - она вздохнула.
– У меня к вам просьба. Вам необходимо пойти в 'Каир'. Сам Седой вряд ли появится, но он может послать к вам своего человека, и мы сумеем нащупать след. Согласны?
Она испуганно отодвинулась:
– Нет!
– Бояться нечего. С вами пойдет наша сотрудница, ресторан будет блокирован.
– Нет! - крикнула Савельева. - Как вам не стыдно! Ради того, чтобы поймать Седого, вы готовы пожертвовать мною! Вот уж не думала, что вы такой. Остановите машину!
Шофер притормозил.
– Значит, вы отказываетесь помочь нам в задержании опаснейшего преступника? - холодно спросил Коля. - Я говорил с вами совершенно откровенно, рассчитывая на вашу сознательность, а вы? Идите. - Коля открыл дверцу. - Только подумайте и о другом: мы его не найдем, а он вас - найдет. В любом случае мы постараемся ему помешать, но… - Коля развел руками.