– Верно, - кивнул Коля. - Давайте подумаем вот о чем. Как проверить связи Куликова и остальных? Это первое. Второе. Куликов, так пока выходит, - убийца. Пока не доказано обратное, несмотря на все остроумие твоих, Витя, предположений, иначе мы считать не можем.

– Тогда надо сообщить дирекции, - заметила Маруська. - Завтра похороны. Нельзя, чтобы убийцу хоронили вместе с убитыми.

Коля покачал головой:

– А вот об этом мы промолчим, Маруся. Простят нас за это молчание. Я так думаю: пусть все считают, что Куликов - тоже жертва. Пока считают.

…Убитых хоронили на четвертый день. Утро было морозное, тротуар звенел под ногами, как стекло. Гробы поставили на облупившиеся от долгой службы катафалки. Прицокнули и натянули вожжи подвыпившие кучера. Встряхнули ощипанными султанами худые лошади, и процессия тронулась под неслаженные, рыдающие звуки похоронного оркестра: четыре старика в черном, четыре потертых трубы и барабанщик в синей бархатной толстовке, которая была видна из-под распахнутого пальто. Над толпой разлилась и поплыла угрюмо-тоскливая мелодия шопеновского марша.

У ворот Смоленского кладбища мальчишки, сопровождающие процессию, обогнали всех и встали у края могилы, чтобы лучше видеть.

Коля тоже шел в толпе. Неподалеку от него шагали его помощники - Маруська и Витька.

Представитель дирекции потоптался, вытащил из кармана сложенную вчетверо бумажку, неторопливо развернул. Оркестр смолк. Оратор снял кепку и начал читать:

– Граждане! Бандитская рука вырвала из наших рядов уважаемых людей и сотрудников нашего завода. Ушли из жизни четыре скромных человека, они были не на виду, как наши передовики или руководители, но это и правильно. - Оратор вдруг скомкал бумажку и сунул ее в карман. - Потому что есть люди, чья жизнь и дела всегда на виду, а есть и такие, и их большинство, которые в тени, незаметны, и мы о них вспоминаем, когда теряем.

Коля незаметно осмотрелся. Вокруг стояли рабочие, было много женщин. У гробов - бухгалтер Ровский, рядом с ним - девушка лет двадцати двух, в черном кружевном платке.

'Дочь, наверное, - подумал Коля. - Лицо заплаканное, глаза - красные. Честно сказать, признаки такого горя, которое выходит за рамки официального сочувствия. Надо выяснить: в нем тут дело?'

– Вот и теперь ушли из жизни хорошие люди, - продолжал оратор. - И многие из нас укоряют себя, что не знали никого из них и даже не замечали… Горе не утешить словами. Могилы скроют погибших, но преступники живы! Их нужно найти и наказать! И я говорю: спите спокойно, дорогие товарищи! Ничто в жизни не проходит безнаказанно, и те, кто совершил это черное дело, еще встанут лицом к лицу со своими судьями, с нами, товарищи!

Заплакали, заголосили родственники, начали прощаться с покойными. Надсадно вступил оркестр, застучали молотки. И вдруг девушка в черном платке оттолкнула Ровского и с криком бросилась к гробу Куликова, упала на него.

– Юра… Ю-ю-ра-а-а-а, - закричала она. - Ю-ро-чка-а…

Ровский пытался ее оттащить, растерянно оглядываясь на окружающих, но не сумел, безнадежно махнул рукой и отошел. Через десять минут все было кончено, толпа разошлась, и пожилой кладбищенский сторож начал старательно собирать обрывки бумаг и окурки, накалывая их на острый железный прут.

Коля вышел за ограду кладбища, подождал. Вскоре подошли Витька и Маруська. Коля вопросительно посмотрел на них.

– У меня - ничего, - развел руками Витька.

– А я видела Длинного, - сказала Маруська. - Помнишь, в позапрошлом году он проходил по ограблению Шнейдерова, только улик не было.

– Помню, - кивнул Коля. - Матерый преступник. Он подходил к кому-нибудь?

– Нет, - Маруська покачала головой. - Он просто… смотрел, Коля. Как мы. Возьмем его, поговорим?

– Бесполезно. Он только смотрел, и все?

– Положил хвойные ветки во-он на ту могилу, - показала Маруська.

– Посмотрим. - Коля пошел по узкой дорожке, то и дело проваливаясь в снег.

На ржавом кресте топорщилась погнутая жестяная табличка: 'Фекла Алексеевна Чеботарева. 1860 - 1910'.

– Ну и что? - спросил Витька. - Вот ветки, которые он оставил.

Осмотрели ветки. Ничего подозрительного на них не было.

– А может, это его мать? - сказала Маруська.

– Или просто прикрытие на случай, если придеремся, - предположил Витька. - А приходил он за тем же, за чем и мы, - посмотреть и послушать.

– Вот и проверь, - сказал Коля. - Поручаю это тебе. Вы, братки, ничего не заметили? - Коля обвел своих помощников лукавым взглядом.

– Я - ничего, - опешил Витька.

– Я что заметила - доложила, - сухо сказала Маруська. - Я терпеть не могу твой нахальный тон! - взорвалась она. - Подумаешь, Нат Пинкертон! Скромнее надо быть, товарищ начальник опергруппы!

– Есть быть скромнее, - кивнул Коля. - Как эта девушка, ну та, что кричала над Куликовым, как она его называла?

– Юрой, - ответила Маруська. - Ну и что?

Коля молчал.

– А он… - вдруг сказал Витька. - Погодите. - Он открыл записную книжку. - А он… Николай? - Витька растерянно посмотрел на Колю. - Ничего не понимаю.

Маруська хлопнула Колю по плечу:

– Извини, товарищ начальник, я погорячилась. Покойник Колычев считал тебя гением УГРО, и он был прав. А ты будь справедлив: кто тебе первым сказал, что быть тебе наркомом внутренних дел? Кто? - Маруська явно старалась загладить свой выпад.

– Витя, - Коля улыбнулся, - возможно, в этом Длинном и в этом Коле-Юре - гвоздь всей истории. А может, мы и ошибаемся… Отнесись серьезно, лады!

– Есть, - покраснел Витька. - Вы не сомневайтесь. Я оправдаю.

Витька долго раздумывал, как выполнить поручение Коли, и решил начать не с архива и бумаг, а с дочери Ровского - Нины. Витька написал ей записку. Он писал, что ему кое-что известно о смерти Юры, и он желал бы рассказать об этом.

Встреча состоялась утром на Марсовом поле, на остановке трамвая. Девушка приехала на три минуты раньше условленного срока, и Витька отметил про себя, что ей, вероятно, очень интересна и важна эта встреча.

– Здравствуйте, - подошел он к ней. - Это я вам написал.

Она смерила его холодно-безразличным взглядом.

– Вы? Хорошо, говорите.

– Пройдемся? - предложил Витька.

Она пожала плечами, но послушно двинулась за ним.

– Я из УГРО. Вот мое служебное удостоверение. Вызывать к нам не хотелось, вот и написал записку. А на самом деле ничегошеньки я не знаю, - признался Витька. - Не сердитесь и расскажите, что вы знаете, ладно?

Она покачала головой:

– О чем рассказывать. Юру не вернуть, а убийцы… Бог их накажет.

– Бог накажет, если мы их ему представим, - без улыбки сказал Витька. - Я вижу, вы девушка хорошая, а я вас долго не задержу. Вот скажите, почему ваш Юра на заводе значился Николаем?

Она недоуменно взглянула на Витьку:

– Ей-богу, не знаю. Недоразумение, вероятно. Он - Юра. Юра Томич.

– Как это Томич, когда он - Куликов? - опешил Витька.

– Возможно, - сказала она безразличным голосом. - Только ни для меня, ни для Юры это уже ничего не прибавит и не убавит.