– Я за такие слова надысь одному дурачку уже пообещал дыру провертеть. Тебе прощаю по старой дружбе. Здравствуйте, господа.

Рядом с Феденькой сидели за столом еще двое: первый - Никодим, в мужицкой одежде, худой, заросший седой щетиной; второй - в грязной, изношенной офицерской форме - лысый, похожий на отставного интенданта. Его все так и звали - Лысый.

Оба промолчали, и Коля продолжал:

– Говорю сразу: на вашу политику мне плевать. Я - 'вор в законе', блатной, чтобы вы знали, и у меня свой интерес. Я вам продаю мыслю - как дорваться до власти, вы мне позволяете награбить столько, сколько мы вдвоем с моей марухой на плечах подымем и унесем… Речь не о барахле, само собой, а об рыжье. Зайдем в банк, в 'Торгсин', заберем, что поглянется, и ла-та-ты.

– Не дорого ли просишь? - спросил Лысый. - Нам тоже деньги нужны - на движение.

– Я не прошу. Я цену назначаю. Я продаюсь вам - если нужен, конечно.

– Мне пусть позволят выбрать золотые украшения, - сказала Маша. - Сверх всего. А на себе мы много ли унесем, миленький? Пусть дадут нам транспорт - автомобиль какой-нибудь комиссарский, мы его нагрузим доверху и ладненько.

– Круто заворачиваешь, - буркнул Никодим. - Я пока не вижу, за что платить.

– Скажу. - Коля сел, навалился на стол. - Вас - много, но это видимость одна. Чтобы в губернии власть взять - надо вдесятеро больше. Знаю людей с оружием, опытных - человек сто. Скажу им слово - они к вам перекинутся.

– Где эти люди? - спросил Серафим. - Кто они?

– В свое время я их вам объявлю. А суть вот в чем: всем, кто против Советов, надо бы собраться и договориться - под единым началом план придумать - кто откуда бьет, да и ударить разом! Конечно, навсегда мы власть не захватим, но дней десять продержимся, пока комиссары будут чухаться. А за это время - активистов в расход, хлеб спрячем - сожжем, повсюду сунем наших людей. Пущай коммунисты возвертаются - у них земля под ногами гореть станет!

Все долго молчали.

– Заманчиво, - вздохнул наконец Серафим.

– Заманчиво, - кивнул Лысый. - Только где гарантия, что мы соберемся, а нас ГПУ в оборот не возьмет?

– И возьмет, - улыбнулся Феденька. - Если своих мер не примем. - Он посмотрел на Машу. Коля перехватил его взгляд, и у него упало сердце. - Заклад нужен, - сказал Феденька, не спуская глаз с Маши.

– Ах ты, Мехмет… Хитер, как азият. - Серафим с уважением похлопал Феденьку по спине. - Выкладывай, что придумал.

– Заклады разные бывают, - Феденька с садистским наслаждением взглянул на Колю. - Иной заклад вроде и дорогой, а хозяин на него наплюет в случае чего. Верно я говорю, Коляча? Ладно, не отвечай, сначала дослушай. Есть, братцы, такой заклад, что его даже гадюка не предаст. Скажем так: для матери - ребенок ейный, для мужика - любимая его… Догадался, Коляча?

– Нет, - Коля побледнел, отодвинулся от стола. Рука невольно поползла к поясу.

– Не надо. - Лысый приставил к голове Коли дуло нагана. - Сиди тихо, думай. А за штаны не хватайся.

– Нет, - снова сказал Коля.

– Да, - Маша встала, подошла к Феденьке. - Хочешь из меня фортыцер «Фортыцер (жарг.) - предмет, с помощью которого прикрывают действия при краже» сделать? А я не боюсь. Чего нам бояться, Коля? Или мы их продать хотим? Остаюсь я.

– Ладно. - Коля тоже встал. - Будь по-вашему. Хоть волос с ее головы уроните - вечная вам память будет.

– Ты нас не стращай, - осклабился Феденька. - А чтобы уж совсем мне уверенным быть - такой я недоверчивый уродился, ты, Коляча, возьми на себя Оглоблю - Анисима, товарища Басаргина. С юности он мне ненавистен, ты уж доставь мне наслаждение, пришей его… Где и как и кто свидетелем будет - мы тебе скажем. Принимаешь?

– Дурак ты, - презрительно сказал Коля. - Да хоть сей секунд!

…На обратном пути, покачиваясь в телеге рядом с Серафимом, Коля думал о том, что очень сильно недооценил бандитов, а главное - позволил-таки им поставить себя в ситуацию, когда необходимо стрелять в своего, в Басаргина, и другого выхода практически нет.

Басаргин спокойно выслушал Колин рассказ, почесал в затылке:

– Придумаем что-нибудь. Вот с Машей твоей - это, сказать по-научному, и в самом деле неувязка. Черт их знает - лишь бы они глупости какой с ней не сделали. Все-таки мужичье озверевшее.

– Ты мне об этом лучше не говори, - стиснул зубы Коля. - А то я поеду туда.

– Э-э-э, - протянул Коломиец. - От тебя ли слышу, герой. Их, брат, умом надо побеждать, а не только числом или пулями. Ну, с отрядом этим ты, прямо скажем, придумал хорошо. Прямо сейчас начну подбирать и готовить надежных людей, поместим их в лесу, километрах в тридцати - сорока от лагеря. Но что с Басаргиным делать, вот вопрос. - Коломиец улыбнулся. - Давай, Басаргин. Тебе, как кандидату в покойники, первое слово.

– Пальни в меня холостыми, - сказал Басаргин. - А уж я постараюсь притвориться мертвым…

– Он-то пальнет холостыми, - сказал Коломиец. - А они проверят боевыми. Тебе, брат, и притворяться не придется. Тут надо построить острую и точную комбинацию. Вот если бы у Серафима были ценности…

– Наверняка есть, - сказал Коля. - Забыли про сообщение Виктора? Кличка - Черный, из духовных… Регулярно снабжал перекупщиков золотишком.

– Я выманю Серафима в уезд, - сказал Коломнец. - Ты проведешь у него негласный обыск. Законные основания для этого у нас налицо. Возражений нет? Принято.

На следующий день возбужденные жители Грели повалили на площадь: прошел слух, что по всему уезду церкви будут ликвидированы, а в первую очередь - в Грели. Прибежал Серафим, взошел на паперть.

– Братья и сестры во Христе, - начал он негромко и проникновенно. - Пришел и наш черед пострадать за веру православную… Не остыл еще пепел в нашем храме после недавнего нападения хулиганствующих советских активистов, как пришло новое испытание: верьте, как верю я, что без плохого нет и хорошего, а стало быть, все это от господа нашего, примем же со смирением. Я еду к отцу благочинному и вместе с ним буду добиваться справедливости у властей предержащих.

Толпа запела 'Спаси, господи, люди твоя'. Серафим сошел с паперти и направился к телеге, благословляя толпу направо и палево, словно епископ. Потом сел в телегу. Толпа опустилась на колени.

– Уезжает, - сказал Коля. - Можно начинать.

Коля, Коломиец и Басаргин разошлись по комнатам. Выстукали стены и полы. Осмотрели сундуки и шкафы. Ничего подозрительного не было. Басаргин взмок и улегся на пол, раскинув руки.

– Не то делаем, - сокрушался Коля. - Меня так учили: 'кто спрятал, что спрятал, где спрятал…' Вот и раскиньте мозгами.

– Ну кто спрятал? - привстал Басаргин. - Священник, если сказать по-научному, - поп.

– И второе ясно, как божий день, - пожал плечами Коломиец. - Спрятал ценности - золото, бриллианты, еще какую-нибудь чепуху. А вот - где? Ответь, если знаешь?

Коля подошел к иконам.

– Смотрел уже, - сказал Басаргин.

– Плохо смотрел, - отозвался Коля. - Прятал священник, бандит, где? - Коля начал снимать иконы, взвешивая их на руке. Снял последнюю - это была плохонькая, примитивно написанная 'Смоленская богоматерь'. - Ого! - Коля протянул икону Коломийцу. Тот качнул ее на руке:

– Ровно свинцом набита.

– И мне она показалась тяжелой, - заметил Басаргин. - Я решил, что она от сырости тяжелая.

– От сырости, - укоризненно сказал Коломиец. - Давай, Кондратьев.