Прощупывать белорусского гостя номер два я начал осторожно:

— Давно уже здесь?

— Недели две как дотопал, — лесник говорил сочным басом, в котором и впрямь слышался некоторый акцент, может даже и белорусский.

— Лицо мне твое знакомо, — соврал я. — Может встречались где?

— Не-е-е, — протянул Скуба. — Показалось тебе. Не встречались мы. Кабы встречались, я бы запомнил.

— Может и показалось, — я пожал плечами, — а может похож ты на другого. Тут в Одинцово еще один человек есть с… — Я помедлил, подбирая деликатный синоним к слову «одноглазый», да так ничего и не придумал. — С выбитым левым глазом.

За белоруса ответил Томас, причем довольно раздраженно:

— Путаешь ты все, Макс. Нет у нас в лагере другого человека с таким же вот ранением.

По следующей тираде Крайчека стала понятна причина его раздражения:

— Хватит глупости болтать! У нас мало времени. Следует быстро, очень быстро понять что происходит и начать действовать, может даже уже этой ночью, не дожидаясь рассвета.

Дальше, очевидно для тех, кто не в полной мере владел ситуацией, Томас начал краткий обзор последних событий. Делая вид, что внимательно слушаю, я подобрался к Лешему. Тихонько, якобы чтобы не беспокоить как докладчика, так и слушателей, попросил у него закурить. В кабинете у Томаса курить не возбранялось, это я прекрасно знал. Отменный повод, чтобы шепнуть приятелю пару слов. Когда Андрюха насыпал мне молотое грязно-желтое, похожее на опилки зелье, я шепнул:

— Иди не стену. Приведи второго. Быстро!

— Понял.

Леший не стал ничего переспрашивать или уточнять. Спрятал кисет, передвинул на грудь автомат и выскользнул из кабинета.

Исчезновение моего приятеля не осталось незамеченным. Крайчек вопросительно покосился сперва на закрывшуюся за ним дверь, затем на меня. В ответ я неопределенно махнул рукой, все нормально, мол, не парься.

Томас последовал моему совету, тем более что как раз в этот самый момент он должен был переходить к главному, а именно к своим мыслям и предложениям по поводу всего происходящего. Мысли у обстоятельного янки оказались далеко не новые. Суть их можно было изложить одной, извините за плоский юмор, свинячьей мудростью. «Дом поросенка должен быть крепостью», — прокомментировал я сам себе и тут же потерял всякий интерес к проектам укрепления стен, рытья ловушек и постановок минных полей. Меня сейчас куда более интересовало нечто или вернее некто другой.

Одноглазый как прежде стоял у окна, только теперь уже не спиной, а боком ко мне. Глядя на него, я вдруг поразился абсурдности, может даже комичности ситуации. Если бы это все происходило на войне, неважно какой, Первой или Второй Мировой, Гражданской, Афганской, Чеченской, да любой, какую человеки ведут против человеков, в одном из двух лесников легко можно было бы узреть вражеского шпиона. Ну, а сейчас? Что прикажете думать сейчас? За чьим шпионом гоняться, не за кентавровским же в самом-то деле! Нет, тут что-то не то. Эти два человека, а в том, что их двое, мне грешно было сомневаться, не походили на врагов. Они, как бы это так пояснее выразиться, выпадали из нашей серой массы. Они были другими. Я чувствовал это. Посланцы, что ли? Те, кто должен был указать нам верный путь? Если даже и так, то пока я выслушал лишь одно предложение. Теперь оставалось выяснить, что скажет нам второй… очень надеюсь, не Иван Сусанин.

Одноглазый подал голос, как только Крайчек закончил свою речь:

— Оставаться в лагере — это самоубийство.

— Уходить еще большее самоубийство, — парировал Крайчек. — По крайней мере, сейчас.

— И я так считаю, — поддержал командира Александр Кальцев. — Сперва следует разобраться что же все-таки происходит. Что это за зверюги, почему они здесь и как их можно остановить? Отступление через пустошь это крайняя мера. Поступим так только, если ничего не сможем предпринять.

— Боюсь, молодой человек, тогда уже некому будет поступать так или этак, — проскрипел колючий сухой голос профессора Дягилева.

— Владислав Сергеевич, вы что, предлагаете уйти, бросить все, что сделано, все плоды вашей работы? — в попытке склонить старика на свою сторону Крайчек бил ниже пояса.

— Моя работа это не главное. Я смогу начать все сызнова, в другом более подходящем месте.

— У нас самая мощная оборона среди всех поселений, — напомнил архитектор Хлебников. — Если не выдержит она, то не выдержат и другие. Таким образом, наше бегство станет лишь временной отсрочкой неминуемой… — он осекся, да так и не произнес слово «гибели».

— Это смотря куда бежать, — бас лесника снова заглушил все остальные голоса.

— Опять ты о своем, — тяжело вздохнул Крайчек. — Ты, Олесь, сам посуди: где мы, а где это твое море.

— Море? Какое море? — само собой вырвалось у меня.

За эту невоздержанность большинство присутствующих наградило меня косыми взглядами.

— Ах да, Макс, ты, конечно же, не в курсе, — спохватился Томас. — Вот Скуба предлагает к Балтике идти, в сторону Риги.

— Куда?!

— К Риге, — спокойно повторил уже лесник.

Я несколько секунд просто стоял и разевал рот даже не зная, с какой из опасностей начать. В моем списке были и проклятые земли, и кентавры, и около тысячи километров пути, и еще много всякого такого, от чего по коже начинали ползать крупные мурашки. А главное никто не мог сказать, существует ли сейчас эта самая Рига. Именно это свое опасение я и решил озвучить первым.

— Рига та? — переспросил Одноглазый. — Должно быть, существует, раз люди туда идти собирались. — Тут лесник пожелал уточнить: — У нас в Витебске…

— В Витебске? — перебил его я. — Ты же вроде как из Могилева?

— Ну да, из-под Могилева, — согласился Скуба. — Только нечего там сейчас делать. Проклятые земли.

— А в Витебске?

Я покосился на висевшую на стене карту и заметил, что возле Витебска нарисован маленький красный флажок, знак, которым Крайчек отмечал поселения. Что-то я его вчера не видел. Или просто не заметил?

— В Витебске повеселее будет. Там крутые ребята собрались из тех, кто не сидит сложа руки.

Вот он второй путь, — подумал я. — А может они части одного целого? Никто ведь не говорил, что возрождение планеты должно начаться именно здесь, в Подмосковье. Пытаясь проверить насколько связаны истории двух лесников, я задал следующий вопрос:

— Это те самые ребята, что надрали задницы ханхам?

Лесник покосился на меня, и я заметил, что его единственный глаз заметно округлился.

— О чем это ты, полковник?

— Как о чем? — в свою очередь удивился я. — Земля слухами полнится. Говорят, как раз под твоим родным Могилевом какие-то герои славно повоевали. Даже пару боевых платформ ханхов завалили.

Я нарочно употребил услышанный накануне термин «боевая платформа». Хотелось показать, что пронырливый бывалый танкист в курсе всех событий.

— Опять ты путаешь, полковник, — Одноглазый отрицательно покачал головой. — Не слыхал я что-то о таком. У нас вообще все тихо было. Народ перемер от того облака, что они над Брянском выпустили.

Я промолчал. Просто промолчал. Не оказалось у меня в голове подходящей мысли, чтобы продолжить этот разговор. Запутался, черт побери! Единственной надеждой прояснить что-либо была очная ставка с тем вторым Олесем, которого с минуты на минуту должен был доставить Леший. А вот, кстати, и он.

Дверь в кабинет потихоньку приоткрылась, и в нее бочком просочился Загребельный. Один. Когда наши взгляды встретились, он мотнул головой в сторону выхода, выйдем, мол. Конечно. Особого выбора не было, пришлось кивнуть в ответ.

— Прошу прощения, у нас тут небольшая проблемка, — я шагнул к выходу.