габаритов и не такой уж и молниеносной реакции все же будут хуже меня. Я обнаружу их и выстрелю первым.

Как ни убеждал я себя в этом, но все же движение впереди себя постыдно проморгал. Ствол моего Калашникова лишь только пополз вверх, когда небольшая юркая тень ринулась навстречу.

— Дядя Максим! — звонкий мальчишеский голос не смог заглушить даже грохот боя.

— Пашка, тьфу ты, черт, напугал! — Я рывком опустил автомат.

— Где наши? — пацан подбежал ко мне и тут же вцепился в свою сестру.

— Жива, — я ответил на немой вопрос его расширенных от ужаса глаз.

— А остальные?

— Нету больше остальных. Понял?!

Не ведаю почему, я гаркнул на мальца так, как будто именно он был виноват в смерти разведчиков. Нервы. Я со стыдом осознал это и постарался взять себя в руки.

— Уходим. Быстро уходим!

— Но как же…

Похоже Пашка не верил, что такая большая группа могла погибнуть так быстро и тихо, без единого выстрела или крика. Он округленными от ужаса и удивления глазами глядел мне за спину, туда, где среди нагромождений кирпича и битого бетона чернело отверстие раскопанного ими входа. Во взгляде мальчишки было столько боли, что меня проняло до самых дальних, глубинных закутков моей не такой уж и нежной души. Не знаю о чем думал Пашка, но мне вдруг представилась картина того кровавого пира, который здесь начнется как только мы уйдем. Тех, кого я вытаскивал из смертоносного подвала… Нестерова… их всех…

В моей груди вскипел гнев… море, океан гнева. Нельзя просто так взять и уйти! Наши мертвые братья должны с миром покоиться в могилах, а не перевариваться в желудках у кровожадных инопланетных каннибалов. Не бывать этому! Никогда! Я не позволю!

Еще не до конца понимая, что намереваюсь сделать, я приказал Пашке:

— Подержи ее.

Мальчуган принял с моих рук сестру. Он был крепко сбитым, сильным не по годам, и сейчас наверняка ничем не уступал мне самому. Передавая Лизу, я заметил короткую трубу «Мухи», которая висела у пацана на плече. Он мог раздобыть гранатомет только в моем БТРе. Однако сейчас я не злился на него за самоуправство, сейчас я даже был ему благодарен.

— Дай сюда, — я сорвал пусковую установку с плеча юного разведчика.

— Я его взял… — начал было Пашка, но я не стал слушать.

— Заткнись.

Развернувшись, я поднял «Муху» и поймал в прицел отверстие входа в зловещий магазин. Нет, туда, пожалуй, не стоит целить. Попадание противотанковой гранаты не вызовет достаточно мощного взрыва способного завалить пролом. Тут я вспомнил о том куске стены, который вместе с надломленной плитой перекрытия угрожающе нависал над входом. Вот это наверняка сгодится. Важно только попасть в нужное место. Эту самую слабину в каменном карнизе я отыскал с первого взгляда. Доломать плиту, и дело будет сделано. Эта мысль посетила меня практически одновременно с ревом стартовавшей ракеты. Времени на поиски других вариантов у меня все равно не оставалось, так какого хрена тянуть?

Хотя я и не попал в плиту перекрытия, но все же граната была потрачена не зря. Руины оказались еще более ветхими, чем я ожидал. Взрыв, пришедшийся метра на полтора ниже той точки, в которую я метил, развалил кусок несущей стены. Той самой, на которую и опиралась плита перекрытия. Железобетонная конструкция соскользнула со своего десятилетиями насиженного места и, увлекая за собой квадратов сорок кирпичной кладки, рухнула вниз.

— Спите спокойно, мужики. Вас теперь уже никто не побеспокоит. Даю слово. — Сквозь клубы поднятой пыли мне стала видна огромная гора битого кирпича, возникшая на месте входа в братский мавзолей.

Пашка глядел на меня не в силах понять что такое я творю, зачем перечеркиваю все результаты их тяжкого труда, их титанических усилий, почему отказываюсь от так необходимых, можно даже сказать спасительных продуктов. Чтобы пацан не вздумал задавать ненужных, а главное несвоевременных вопросов, я скомандовал очень твердо и уверенно:

— Уходим!

Не дожидаясь пока мальчуган отреагирует на приказ, я стал действовать. Закинул одну руку Лизы себе на плечо и обхватил ее за талию.

— Чего стоишь? Берись с другой стороны. Живо, иначе пропадем ни за грош.

Пашка словно пробудился ото сна. Он мигом последовал моему примеру, и уже через несколько секунд мы бежали вперед, волоча на себе обмякшее, безвольное, словно тряпичная кукла тело его сестры.

В миг, когда я наконец увидел свой бронетранспортер, на меня нахлынули два совершенно противоположных чувства. Первым и наверное более сильным была радость. Вот он мой, родимый! Стоит на прежнем месте, там же, где я его и оставил. Целехонек. И не просто целехонек, а как и раньше грозен и смертоносен. Вон как молотит из всех пулеметов и амбразур. Вторым чувством был страх. «Восьмидесятка» казалась одиноким утлым корабликом, который из последних сил сражался с бушующими волнами свирепого неистового океана. Да, именно океана! Вокруг «302-го» кипел настоящий океан. Он состоял из разлетающихся во все стороны осколков битого кирпича и вздымающихся при этом клубов пыли. Но самое ужасное, что наполнителем, основным ингредиентом этого грязного серого месива были десятки, если не сотни извивающихся грязно-зеленых тел.

Кентавры перли с трех направлений. С обоих концов улицы, а также из руин на ее противоположной стороне. Единственным безопасным местом пока оставались кирпичные горы за нашими спинами, то есть тот участок откуда мы и пробирались вместе с Пашкой и Лизой. Оно и понятно, ведь это тупик. Здание, в котором располагался злополучный магазин, вернее его уцелевшая часть, надежно прикрывало наш тыл. Хотя… Во мне почему-то жила уверенность, что и за спинами у троих беглецов все теперь не так уж спокойно и пустынно. Ведь откуда-то взялся тот проклятый кентавр!

Словно решив подтвердить мои опасения, башня «302-го» вдруг развернулась прямо в нашу сторону и КПВТ дал короткую очередь. Четырнадцатимиллиметровые пули, которые так и хотелось окрестить снарядами, прошли прямо у нас над головами. Тут же за спиной послышались глухие удары очень похожие на шлепки, с которыми падают на пол и к чертям собачьим разбиваются тетропаковские пакеты с соком или молоком. Только вот на этот раз пулеметчик продырявил уж больно большой пакет и, скорее всего, не один. Оглянувшись, я увидел как на вершине той самой насыпи, которую мы только что преодолели, медленно опадают рваные куски от тел двух инопланетных бестий. Двух, определенно двух… Для одного кентавра уж слишком много мяса и крови.

Естественно многолапых ублюдков разнесло обычными патронами, но мне показалось, что позади разорвалась настоящая фугасная бомба. И взрывная волна от нее будто подтолкнул нас в спину, создала нешуточное разгонное ускорение. Буквально через минуту мы были уже около БТРа. Кто-то из Пашкиных напарников, тех, что дежурили с ним на НП, а нынче перебравшихся под защиту брони, тут же распахнул боковую дверь.

— Принимай! — прогорланил я и бросил Лизу в протянувшиеся к нам руки.

Я прекрасно понимал, на то время, пока разведчики будут втаскивать девушку внутрь, наша маленькая крепость не должна потерять ни единого процента своей огневой мощи. Иначе твари подберутся совсем близко. А воочию убедившись в их внезапно пробудившемся, гораздом на коварные выдумки разуме, я уже совсем не был уверен, что кентавры спасуют перед наглухо задраенной бронемашиной, попади она к ним в лапы. Именно поэтому, как только освободились руки, я тут же развернулся лицом к руинам и открыл огонь из автомата.

— Вот вам, сволочи! Вот вам, выродки колченогие!

Калашников грохотал не переставая. Я косил наступавших врагов длинными очередями. Об экономии патронов не было и речи. Сейчас главное остановить, сбить их наступательный порыв. Кентавры ведь разумные, даже очень разумные, значит должны, я бы сказал, обязаны испытывать страх, сомнение в своей непобедимости. В конце концов в них просто должен заговорить природный инстинкт самосохранения!