приблизилась к нему.

- Не узнаешь? Это же я, Лида.

- Что ты с собой сделала? – довольно бестактно спросил Никита и тут же поправился: - Нет, очень красиво, но я действительно тебя не узнал.

Лида Шумская работала вместе с ним в «Эсцельсиоре», но уволилась недели на три раньше, так что он не видел ее уже больше месяца. За это время она превратилась из длинноволосой брюнетки в коротко стриженную блондинку. Лида сказала, что была рядом в гостях и даже захотела зайти к нему, узнать, как дела, но постеснялась. Они поболтали минут десять и разошлись, но эта встреча придала Никитиным мыслям новое направление.

Они с Лидой сидели за соседними столами без малого полгода, и ее изящную мордочку с пикантно вздернутым носиком и крошечной родинкой над верхней губой он изучил, что называется, от и до. И все же не узнал при встрече. Только из-за того, что она изменила прическу и цвет волос.

Женщина, которая подошла к ним около поликлиники в тот день, когда увезли Машу, тоже показалась ему знакомой. Правда, она была в темных очках, и все же было что-то в ее лице что-то такое… Какая-то деталь.

Он закрыл глаза и попытался восстановить в памяти каждую черту. Это ему удалось, но общий облик все равно ускользал. И тогда он пошел по самому простому варианту. Лида изменила цвет волос и прическу и стала совершенно другой. Предположим, та женщина сделала то же самое. Например, надела парик, который радикально ее изменил бы. Допустим, на самом деле она не длинноволосая брюнетка, а такая же, как Лида теперь, коротко стриженая блондинка.

И моментально все стало на свои места. И даже «говорящая» деталь нашла свое место, как недостающий кусочек паззла. Тонкая полоска усиков над верхней губой.

Анна Израилевна Муращенко собственной персоной.

Так вот почему эти два «похищения» – Артура Пастухова и Маши – были так похожи. А он-то, дурак, думал, что люди Серого пасут каждый его шаг и слушают все телефонные разговоры: вдруг он как-то свяжется с Евгенией. Его просто пытались со всех сторон запугать – бандиты, чтобы не врал им, и Алексей, чтобы не путался под ногами. Просто так уж совпало.

Непонятно одно. Если Алексей так жестоко обошелся с Вероникой и Зоей, то почему сделикатничал с детьми? Потому что они дети? Но, между прочим, в доме Суровцевых тоже жили дети. А если бы концентрация газа была побольше, то от дома этого мало что осталось бы. Вместе с детьми. Ладно, теперь это уже не важно.

Важно, что за ним не следят и он может наведаться к Косте Васильеву домой без риска оказаться съеденным вместе с семьей. Ключи Евгения ему оставила. Так, на всякий случай.

Он, правда, не совсем понимал, зачем ему нужно попасть в Костину квартиру и что он там будет искать. А точнее, совсем не понимал, но сделать это решил в самое ближайшее время. У ближайшего автомата очень кстати топталась бабулька, сдающая в аренду телефонную карту, и Никита набрал домашний номер Евгении. Костя оказался дома. Уже проще. Главное, чтобы не свалил куда-нибудь на ночь глядя.

Конрад жалобно скулил и норовил улечься прямо на землю. Никита подумал, что, возможно, несправедлив к псу и что он, пес этот, действительно уже слишком стар для длительных прогулок. Купив в ларьке большую бутылку «Спрайта», он поспешил вернуться домой.

                                               * * *

С утра пораньше Никита устроился наблюдать за Костиным подъездом. В крайнем окне на третьем этаже горел свет – похоже, хозяин квартиры собирался в институт, но особо не торопился.

Утро не задалось с самого начала. Света встала не с той ноги, дулась и пыхтела из-за пустяков, а когда он попытался вставить в ее ворчание слово, с готовностью завелась. Выяснилось, что он, Никита, - просто изверг, что он – очередная, дай Бог, последняя, ошибка ее жизни и что он ничем не лучше Галины. Мол, она, Света то есть, в церковь не ходит, так и не притворяется белой и пушистой, а они строят из себя неизвестно что, хотя на самом деле…

Было обидно, но скандалить Никита не стал, просто налил в термос кофе с молоком, сделал пару бутербродов и ушел, оставив ее малость остыть. С чем-то подобным он уже не раз сталкивался. Почему-то очень многие считают, что верующий человек автоматически обязан стать святым, а если это не так, значит, притворяется и лицемерит. Гораздо обиднее было слышать такое от Светы, но и это, в принципе, можно пережить. Семейная жизнь без ссор – нонсенс.

Вот то, что его гаишник тормознул, можно сказать, на пустом месте, ни за что, и штраф содрал - вот это гораздо неприятнее. А потому что врать не надо. Про частный извоз и так далее.

Он пил кофе, смотрел за окном и подъездом и тасовал мысли, как фишки.

Фальшивый флюс. Полоскание в термосе. Записка.

Ничего не складывалось.

Но вот свет в окне погас. Через несколько минут, зябко ежась под холодным ветром, из подъезда вышел Костя. Подождав немного, Никита медленно поехал за ним. До института было недалеко. Костя сел на автобус и проехал три остановки. Никита, пристроившийся прямо за автобусом, никак не мог его упустить.

Когда Костя скрылся за дверями института, он подождал еще минут двадцать и направился в деканат, где немного поулыбался  девочкам и немедленно получил все интересующие его сведения.

У Костиной группы в этот день оказалось четыре пары, так что раньше пяти он вряд ли должен был вернуться домой. Так что Никита мог наведаться к нему домой без особого риска.

В подъезде и на лестнице он никого не встретил, дверь тоже открылась без проблем. Обстановка оказалась достаточно скромной, и не скажешь, что хозяйка квартиры зарабатывала выше среднего. Кстати, а почему Костя ездит в институт на автобусе? У них же есть машина.

Никита мельком заглянул в большую комнату, на кухню и затем вошел в маленькую комнату, типичное обиталище холостого молодого человека. Типичное, но не совсем.

Тахта под клетчатым покрывалом, на ней брошенный свитер и томик Коэльо. На тумбочке музыкальный центр и маленький телевизор. Под шкафом пыльные гантели. Письменный стол с компьютером, россыпью компакт-дисков и тетрадей с конспектами. А вот у окна – еще один столик. Паяльник, какие-то провода, инструменты, коробочки с деталями.

Никита открыл откидную дверцу единственного ящика и увидел нечто, напоминающее оборудование химической лаборатории. Пробирки, колбочки, какие-то пузырьки с притертыми пробками, спиртовка, складная мини-вытяжка. Так вот зачем это отверстие в оконном стекле, плотно закрытое куском оргстекла на пазах.

До армии Костя учился в Военмехе. Света сказала, что его завалили на сессии, на одном экзамене, потому что он имел наглость спорить с профессором и оспаривать его научные взгляды. Стало быть, физика, техника – это понятно. А химия? Почему бы и нет?

На книжных полках не было ни одной художественной книги – только технические и научные. Та же физика и химия. Какой-то толстый том лежал в глубине полки обрезом вперед. Никита потянулся за ним, но потерял равновесие. Книга в ярко-красной обложке выскользнула из пальцев и упала на ковер, услужливо открывшись где-то в середине. Похоже, это место изучалось особенно тщательно: книгу здесь несколько раз перегибали, чтобы она не закрывалась.

Подняв ее, Никита машинально пробежал глазами несколько строк и замер.

«…При введении в организм перорально или внутривенно, особенно в сочетании с алкоголем, может вызывать внутреннее кровотечение за счет резкого понижения свертываемости крови и повышения артериального давления, а также нарушение сердечного ритма…»

Никита перевернул книгу, чтобы взглянуть на заглавие. На обложке золотом было вытеснено: «Алкалоиды».

Когда-то у них в классе была девочка по имени Злата. Необыкновенная красавица. Рядом с ней все другие девчонки казались натуральными жабами. Разумеется, в Злату были влюблены все мальчишки поголовно, и странно было подумать, что может быть иначе. Но стоило Злате перейти в другую школу, как тут же выяснилось, что в классе полно симпатичных девчонок. И где только они раньше были, интересно?