– Нет, благодарю. – Она мысленно пытаясь убедить его отойти подальше. Лейтис уставилась в пол, густые ресницы скрывали выражение ее опущенных глаз. Она с трудом дышала. «Пожалуйста, Уйди, прошу тебя».
Вместо этого он приблизился к ней так близко, что носки его сапог коснулись ее башмаков.
Он не прикасался к ней с той ночи, что они провели в одной постели. Но теперь он коснулся ее легко и нежно, как слабый ветерок. Наклонившись, он прижался губами к ее лбу. Прежде чем она успела возразить, прежде чем успела отстраниться, он развернул ее к себе, взял в ладони ее лицо, медленно наклонился и поцеловал ее в губы.
Ее рука инстинктивно поднялась, чтобы оттолкнуть его.
– Пожалуйста, – пробормотала она. И в ее голосе была и нежная мольба, и нежный призыв, да, собственно, это был и не голос, а хриплый шепот. Она ощутила тепло его губ и закрыла глаза. Ее ресницы затрепетали. Она почувствовала бешеное биение его сердца под своей рукой, коснувшейся его груди, и осознала, что и ее сердце бьется не менее бурно. У нее возникло странное ощущение, будто все ее существо наполнилось чем-то сладостным и пьянящим, и это ее испугало. Казалось, по ее жилам заструился крепкий и пьяный вересковый эль, и она мгновенно охмелела.
Он оторвался от нее первым. Его дыхание было неровным и хриплым, когда он прижался губами к ее виску. Она так и стояла с закрытыми глазами, хотя ее рука блуждала по его затянутой в мундир груди. Даже под тканью она ощущала теплоту его тела и силу мускулов, вопрошающих и ждущих.
Его губы легко коснулись ее сомкнутых век, потом переносицы, и эти прикосновения были полны нежности. Она погружалась в волны смятения и восторга и внезапно почувствовала, что сейчас расплачется.
Лейтис решительно отстранилась от него, прижимая пальцы к губам.
– Ну что, Лейтис, как по-твоему, на вкус я англичанин? – спросил он тихо.
Она покачала головой, внезапно потеряв дар речи, будто его поцелуи лишили ее способности говорить.
Он оставался неподвижен, этот красивый статный военный с мрачными карими глазами. Он смотрел на нее без улыбки, лаская взглядом ее волосы, каждую черту ее лица, будто хотел запечатлеть ее всю в своей памяти.
Потом, не сказав ни слова, Лэндерс повернулся и вышел.
Нет, думала она, глядя на закрытую дверь, он совсем не похож на англичанина. И в то же время в нем было что-то узнаваемое, знакомое. Но ведь он уже целовал ее во сне. Вероятно, все дело в этом. И не было в полковнике никакой тайны.
Все же он обращался с ней как с дорогой гостьей, а не как с заложницей. Его люди были ему преданы, а он был взыскательным командиром. Он был Мясником из Инвернесса, но впервые она усомнилась в правдивости историй, которые о нем рассказывают.
Когда-то в детстве они с братьями частенько лежали на траве, обратив лица к небу, и следили за изменчивыми формами облаков.
– Это птица, – сказал Фергус, глядя на пушистое белое облако.
– Вовсе нет. Это палаш, – возразил Джеймс, указывая на острые углы облака.
– Ничего подобного, – не согласилась Лейтис, потеряв терпение.
Оба брата с удивлением посмотрели на нее.
– Это всего лишь облако.
Фергус снова указал на облако.
– Погляди влево. Видишь? Это именно птица, и ничем другим быть не может. А что в нем видишь ты?
– Вот в этом?
Он кивнул.
Она скосила глаза, рассматривая форму облака.
– Это утка, – заявила она.
Фергус рассмеялся:
– Ну, вот видишь! Иногда зажмурить глаза – самый лучший способ что-нибудь увидеть, Лейтис, – сказал он. – И не пытайся увидеть всю вещь сразу, целиком.
И внезапно ей в голову пришла тревожная, будоражащая мысль, что полковник напомнил ей это облако. А за ней пришла вторая, не менее удивительная и тревожная: ведь полковник не спросил, где она раздобыла шерсть.
Глава 18
Есть, думал Алек, только один способ помочь исходу людей из Гилмура, и, к несчастью, в этом случае никак нельзя обойтись без помощи Лейтис. Он сомневался, что скотты будут его слушать, таинственного и непонятного, с лицом, скрытым под маской. И, вне всякого сомнения, они не станут слушать Мясника из Инвернесса и не поверят ему.
Вечер переходил в ночь, и Алек наконец решился. Он вскочил на коня и выехал из форта.
– Лейтенант! – обратился к Армстронгу Харрисон, возникая у него за спиной. – У вас есть особая причина стоять здесь, в темноте?
Армстронг притаился, согнувшись пополам, в углу двора и неотступно смотрел на мост через лощину.