– Да, – резко ответил Таггарт, – а что?

– Ой!

Девушка, раскрыв рот, смотрела на него с восхищением, как ребенок на вспышку праздничного фейерверка. Таггарт подумал, что таких восторженных взглядов удостаиваются лишь кинозвезды.

– Мистер Таггарт, я видела вашу фотографию в утренних газетах, – быстро сказала девушка, слегка покраснев. – В них говорилось, что это выдающееся достижение и что оно принадлежит именно вам, только вы не хотели, чтобы об этом стало известно.

– Неужели? – улыбнулся Таггарт.

– Вы выглядите точно так же, как на фотографии, – с огромным удивлением сказала девушка и добавила: – Просто не верится – вы… вдруг входите в этот магазин!

– А что, не надо было?

– Я хочу сказать, все о вас говорят, вся страна, вы, человек, который все это сделал, – вдруг входите сюда! Я никогда раньше не видела такого человека. Я никогда в жизни не находилась так близко к чему- нибудь важному, я имею в виду то, о чем пишут все газеты!

Таггарт никогда еще не испытывал ощущения, что своим присутствием он украсил место, куда зашел: девушка выглядела так, словно позабыла о своей усталости, словно дешевый магазинчик превратился в сцену, на которой разворачиваются удивительные, драматические события.

– Мистер Таггарт, это правда – то, что пишут о вас в газетах?

– А что в них пишут?

– О вашей тайне.

– Какой тайне?

– В газетах говорится, что, когда все препирались из-за вашего моста, устоит он или нет, вы не вступали в спор, вы шли вперед, потому что знали – мост выдержит, а все остальные были в этом далеко не уверены; линия Джона Галта – ваш проект, вы были его вдохновителем, его путеводной звездой, но действовали втайне, потому что вам было безразлично, воздадут вам по заслугам или нет.

Таггарт вспомнил размноженные материалы, заготовленные в отделе по связям с прессой.

– Да, – сказал он, – это правда.

Девушка смотрела на него так, что у него возникло ощущение, будто это действительно правда.

– Это так благородно с вашей стороны!

– Ты всегда так хорошо помнишь то, о чем читаешь в газетах?

Да, мне кажется, всегда – все, что интересно. Значительные события. Мне нравится о них читать. Со мной никогда не происходит ничего значительного.

Она сказала это весело, без тени жалости к себе. В ее движениях и голосе чувствовались присущие молодости решительность и быстрота. У нее были кудрявые рыжевато-каштановые волосы, широко расставленные глаза и немного веснушчатый курносый нос. Таггарт подумал, что ее можно было бы назвать привлекательной, если бы кто-нибудь обратил на нее внимание, на что не было никакой особой причины. У нее было заурядное личико, если не считать выражения настороженности и живого интереса, словно она думала, что в этом мире за каждым углом сокрыта какая-то захватывающая тайна.

– Мистер Таггарт, каково быть великим человеком?

– А каково быть незаметной маленькой девочкой?

– Просто прекрасно, – рассмеявшись, ответила она.

– В таком случае ты в лучшем положении, чем я.

– О, как вы можете так…

– Может быть, это твое счастье, что ты не имеешь ничего общего с теми значительными событиями, о которых пишут в газетах. Значительными… Что вообще, по-твоему, является значительным?

– Как?.. То, что важно.

– А что важно?

– А это мне может объяснить такой человек, как вы, мистер Таггарт.

– В мире нет ничего важного. Девушка недоверчиво посмотрела на него:

– И это говорите мне вы, Джеймс Таггарт, да еще в такой день?!

– Я чувствую себя прескверно, если это тебе интересно. Мне еще никогда в жизни не было так плохо.

Он с удивлением заметил, что девушка пристально вглядывается в его лицо – с таким беспокойством и заботой, какой никто не проявлял к нему раньше.

– Вы страшно устали, мистер Таггарт. Пошлите-ка их всех к черту, – сказала она серьезным тоном.

– Кого?

– Всех, кто изводит и мучает вас. Это несправедливо.

– Что?

– То, что вам сейчас так плохо. Вам пришлось очень трудно, но вы всем утерли нос и сейчас должны радоваться и веселиться. Вы заслужили это.

– И как же, по-твоему, я должен веселиться?

– Ну, не знаю. Но я думала, у вас сегодня будет торжество, прием, где соберутся важные люди, будет много шампанского, и вам будут дарить подарки, такие как, например, ключи от города, одним словом, шикарная вечеринка, на которой вы прекрасно проведете время, вместо того чтобы бродить в одиночестве по городу и покупать дурацкие бумажные платочки.

– Кстати, дай мне эти платочки, пока ты о них совсем не забыла, – сказал Таггарт, протянув ей десять центов. – А что касается шикарного приема, тебе не приходило в голову, что у меня может возникнуть желание никого не видеть сегодня вечером?

Девушка призадумалась.

– Нет, – сказала она, – не приходило. Но я понимаю, почему вы этого не хотите.

– Почему? – Это был вопрос, на который он сам не знал ответа.

– Потому что все они недостойны вас, мистер Таггарт, – просто сказала она. Это была не лесть, а констатация само собой разумеющегося.

– Ты действительно так думаешь?

– Я не очень-то люблю людей, мистер Таггарт. Во всяком случае большинство из них.

– Я тоже. Никого из них.

– Я думала, что такой человек, как вы… Вы не знаете, какими злыми и жестокими они могут быть, как они пытаются держать вас в узде и сесть вам на шею, если им позволить. Я думала, что великие люди должны отделаться от них и не кормить блох, но возможно, я ошибалась.

– Кормить блох? Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, когда становится невмоготу, я всегда говорю себе, что должна выбиться туда, где всякая вшивость не будет допекать меня, как укусы блох, но похоже, везде все одинаково, только блохи, наверное, крупнее.

– Значительно крупнее.

Девушка немного помолчала, словно размышляя.

– Забавно, – грустно сказала она в ответ на какую-то свою мысль.

– Что забавно?

– Я когда-то читала книгу, в которой говорилось, что великие люди всегда несчастны, и чем они значительней – тем несчастней. Тогда это показалось мне нелепостью, но может быть, это правда.

– В большей степени, чем ты думаешь.

Девушка отвернулась. На ее лице отразилось беспокойство.

– Почему ты так переживаешь за великих людей? – спросил Таггарт. – Ты что, своего рода идолопоклонница, обожательница героев?

Она повернулась, посмотрела на него, и на ее оставшемся серьезным лице он увидел свет внутренней улыбки; это был самый красноречивый взгляд, который он когда-либо ловил на себе.

– Мистер Таггарт, чем же тогда восхищаться, кого уважать? – тихим, бесстрастным голосом ответила она.

Внезапно раздался скрипучий звук, не похожий ни на звонок, ни на гудок и продолжавший звучать с раздражающей настойчивостью.