кожей, сколько брали трое обыкновенных охотников. Наконец кожаный ремень мешка не выдержал и лопнул. В другое время Амирак ни за что не согласился бы на такую работу. Но с берега не уходила Неля Муркина и смотрела на него. Кроме того, разве не он сам расписал в ярких красках свою далеко не последнюю роль в охоте на кита?

— Ты чего не уходишь домой? — грубо спросил он продавщицу. — Смотри, завтра опять с опозданием откроешь магазин.

— Я тебя жду, — ответила Неля.

— Ну, жди, — ответил Амирак, взваливая на спину новую поклажу…

Амирак и Неля Муркина вместе поднимались по крутой тропинке. Они шли вплотную друг к другу. Амирак чувствовал упругое плечо Нели, и сладкая усталость приятно разливалась по его телу.

Позади них шел Таю. Он был доволен сегодняшним днем. Несмотря на усталость, он не ощущал в груди привычной боли. Он слышал позади тяжелое дыхание спокойного моря, подарившего сегодня нунивакцам богатую добычу. В груди Таю поднималась песня, ещё смутная, неясная, как зимний рассвет, но охотник знал, что на предстоящем состязании певцов и танцоров в «Ленинском пути» она не будет худшей. И слова хорошие складывались в лад с напевом: море кормит эскимоса…

Если бы у них, как и в «Ленинском пути», был трактор, можно было бы снова выйти в море и привести к берегу второго кита…

У порога в свое жилье Таю посмотрел на море. Оно было спокойно, широко, могуче. Оно, казалось, радовалось и умилялось своей доброте, море — кормилец эскимосов.

Амирак и Неля лежали на широкой постели, сооруженной из нескольких слоев оленьих шкур и положенного сверху пуховика. Было жарко, и пушистое одеяло сбилось к ногам. Комната продавщицы представляла собой тесную каморку. Половину её занимали кровать с медными потускневшими шарами, маленький столик, табуретка с тазом и рукомойником. Через крохотное оконце, упиравшееся в скалу, лился полумрак пасмурного утра.

Амирак лежал на спине, подложив правую руку под голову Нели, а левой гладил её плечо.

— Как у нерпы, — с восхищением говорил Амирак. — Когда нерпу гладишь по ворсу шкуры, чувствуешь такую же прохладу.

— Что ты говоришь! — вздрогнув, отозвалась Неля. — Разве можно женщину сравнивать с какой-то нерпой? Другая бы на моём месте за это прогнала тебя. Культурный человек никогда такого не скажет.

Амирак считал себя культурным человеком, и его обидело замечание девушки. Он сердито выдернул руку из-под ее головы и озабоченно, сухо сказал:

— Опоздаю в бригаду. Надо вставать.

— Не торопись, милый, — вытянув губы наподобие воронки, засюсюкала Неля. — Я уже выходила на улицу. Волна так и хлещет на камни. Тучи закрыли вершину горы, и остров не видать. Никто сегодня не выйдет на охоту. Ничего, отдохнешь сегодня от китов. А то и пахнуть стал нехорошо.

Неля потянулась к его лицу с вытянутыми губами.

Преодолевая раздражение, Амирак зажмурил глаза.

Странное дело, почему это вечером он никогда не замечает недостатков у Нели, а утром стоит открыть глаза, как он ловит себя на том, что ему даже глядеть на неё не хочется? Ведь за ночь женщина не может стать другой? Удивительно!

С тех пор как Амирак поневоле стал морским охотником, он почувствовал, что люди Нунивака по-иному относятся к нему. Первая, конечно, Неля Муркина. Она перестала командовать им и помыкать. Разговаривала с ним почтительно — ну, прямо как послушная жена. Может быть, потому, что Амирак ходил по Нуниваку теперь с высоко поднятой головой? А что раньше было? Заговорить с человеком было боязно — а вдруг спросит: почему болтаешься без дела и не работаешь? Даже в какую-нибудь ссору Амирак не мог вмешаться, могли кинуть: а ты куда лезешь, бездельник?.. Но всё же, как он чувствовал, морская стихия была не для него. Во-первых, потому, что после того как он отколол борт вельбота, с него вычли стоимость ремонта и больше не доверяли гарпун. Во-вторых, даже для такого здоровяка, как он, морская работа была достаточно тяжела. А тут, как назло, не проходило дня, чтобы бригады не загарпунили кита. Председатель Утоюк радовался и сулил колхозникам, что в этом году по стоимости трудодня их колхоз выйдет на первое место в районе.

— Скажи мне: любишь? — спросила Неля, путая мужские мысли Амирака.

— Люблю, люблю, — торопливо ответил Амирак.

— Разве так отвечают любимой женщине? — обиженно протянула Неля. — Почему ты никогда не называешь меня ласковыми именами? Только и слышишь: нерпа…

— А как же мне тебя называть?

— Ну хотя бы тучкой, — сказала Неля.

— Какая же ты тучка! — засмеялся Амирак. — Посмотри в окошко, что наделала тучка с погодой. Если я с тобою разругаюсь, тогда и назову тучкой.

— Вот я читала в книгах про любовь — вот это любовь! — мечтательно заговорила Неля, откинувшись на подушки. — И слова какие! А чувства! Умереть можно!

— Зачем умирать? — удивленно спросил Амирак.

— От любви, — сказала Неля.

— Это не любовь, от которой умирают, — раздраженно сказал Амирак. — Это болезнь.

Скосив глаза, Неля процедила сквозь зубы:

— Тебе этого не понять.

В её голосе Амирак услышал нотки прежнего начальствования над ним и поспешил переменить разговор.

— Заработаю много-много денег в этом сезоне, а осенью уеду в другое селение и устроюсь на культурную работу, — сказал он. — И тебя возьму. Заживем по-человечески.

— Стильно, — подтвердила Неля.

— Как? — переспросил Амирак.

— Стильно, — повторила она.

— Ага, — сказал Амирак.

— Деньги — это всё, — вздохнула Неля.

— И ещё здоровье, — подсказал Амирак.

— Будут деньги, будет здоровье, — наставительно сказала Неля. — Ты думаешь, для чего я поехала на Чукотку? Э-э! За-ра-бо-тать денег! Эх, скорее бы отпуск! У меня кое-что отложено. Махну в Сочи. Рестораны! Аревидер, Ерема! Был бы ты понятливее и авторитетнее, приспособила бы тебя к делу. Какие дела бы могли с тобой провертывать! А вот скоро придет пароход с новыми товарами… Эх, сколько можно заработать! Была бы смелость!

Амирак даже немного отодвинулся от возлюбленной. Он и раньше слышал о подозрениях односельчан, намекавших, что Неля нечиста на руку. Неужели она действительно поворовывает? И его хочет приспособить? Нет, Амирак вором не может быть! Пусть его считают лодырем, но не вором!

Неля почувствовала, что сказала лишнее.