Бунньи тоже говорила сама с собою — о горных перевалах, об опасностях пути, об отчаянии. Зун Мисри пришла проведать ее, услышала, как она шепчет про возвращение Стального Муллы, про то, что трое братьев-насильников живы, и ее заколотило. Кошелка со свежевыпеченным лавашем и домашними кебабами в чистой тряпице выпала у нее из рук. Она бросилась бежать и неслась без памяти до самого дома Пьярелала.

— Чем дольше она живет в той хижине, тем больше становится похожей на безумную старуху- прорицательницу, Назребаддаур, — призналась она Наставнику, сотрясаясь от рыданий. — Только та прогоняла зло, а эта его накликает, ее надо назвать Назребад, без «даур».

— Одинокие люди часто говорят сами с собой, — пытался ее успокоить Пьярелал. — Не придавай значения ее словам. Она, вероятно, и сама не знает, о чем говорит.

— Она ненормальная, — захлебывалась слезами Зун, — она рехнулась — это точно. — В расстройстве Зун позабыла, что говорит с отцом подруги. — Она ведет беседы с Шалимаром так, будто он сидит с ней рядом, — говорит о том, как именно он собирается ее порешить, говорит так, словно это шуточки. Хаи-хаи! Она спрашивает, как ни в чем не бывало, куда он нанесет первый удар и сколько раз. Как можно рассуждать о подобных вещах, и вроде бы даже с удовольствием, словно, простите меня, учитель, его ответы возбуждают ее? А теперь еще хуже — она стала и меня пугать до смерти.

Пьярелал попытался выяснить, чем именно Бунньи ее напугала, но Зун только отрицательно трясла головой и плакала. Те слова Бунньи она не могла произнести вслух, те имена она не имела сил выговорить. А Бунньи сказала: «Братья Гегру живы, и Булбул Факх — тоже».

Если об этом узнают в Пачхигаме, ей не жить. Пока эти слова звучат там, в хижине безумной, Зун может еще ступать по этой земле, в ином случае ей останется одно — умереть.

— Я больше не смогу к ней ходить, — сказала она Пьярелалу, — и не спрашивайте меня почему. Это для меня опасно — вот и всё.

А Бунньи говорила отцу:

— Они прошли Трагбалский перевал. Ни один индийский солдат не ждал их в засаде, и они прошли. Их там встретили, и среди тех, кто встречал, был мулла Булбул Факх. Стальной Мулла взял их под свое покровительство. Он живет в Гилгите и собирается вернуться сюда победителем. С ним три брата Гегру. Их заперли тогда в мечети, замуровали там, как когда-то Анаркали, но там тоже оказался подземный ход — в точности такой, как описано в кино. Они бежали через лес, перешли горы и теперь ждут своего часа.

— Откуда ты знаешь? — спросил ее Пьярелал.

Стояла зима, они сидели у очага, тесно прижавшись друг к другу. Козы были рядом, в хлеву, который он помог дочери соорудить. Было слышно, как побрякивают медные колокольцы у них на шее. Бунньи находилась в полузабытьи, близком к состоянию транса. Она была в хижине и одновременно пребывала где-то еще; слышала отца и слушала кого-то другого.

— От мужа. Он по ту сторону гор и встретился со Стальным Муллой. Тот говорит, что подход к религии определяется ситуацией в мире. Когда на земле царит хаос, Всевышний не посылает людям заветы любви. В такое время он призывает обратиться к воинствующей религии, велит во имя Его крушить неверных. Первый завет подобной религии — стремление убивать неверных. И это должно стать главным. Время для любви придет после, когда их всех уничтожат, хотя сам мулла считает, что любовь — вещь необязательная, говорит, истинная вера требует полного самоотречения и чистоты помыслов, она исключает наслаждение и радости любви, потому что это расслабляет. Бога следует любить, но любовью мужественной, действенной, а не так, как любит слабая женщина. Подобная любовь — как дурная болезнь. Стальной Мулла проповедует это тысячам людей, собравшихся со всех концов света. Они готовятся к войне.

— Как может муж говорить с тобой? — спросил Пьярелал.

— Так же, как ты сейчас. Он дышит огнем и смертью. Когда тебя и сарпанча не станет, он вернется и восстановит свою честь.

— Это лишь часть того, о чем он говорит?

— Это причина, по которой мы можем друг друга слышать. На этом держится нерушимая связь между нами, — ответила дочь, повалилась набок и потеряла сознание.

Пьярелал бережно уложил подле огня ее недвижное тело.

— Будь спокойна, я никогда не умру, — прошептал он. — Я буду жить вечно и не допущу, чтобы он стал свободен от клятвы.